Шлеп. Ещё один удар по моей пизде, пока его пальцы сжимали моё горло. — Извинись.
Я втянула рваный глоток воздуха, выдавливая слова сквозь пережатую трахею.
— Я… п-прости.
Большой палец надавил на угол челюсти, поворачивая моё лицо, заставляя увидеть, как под его кожей извиваются тени. Его язык лизнул уголок моего рта, скользнул по нижней губе, а затем раздвинул мои губы для жадного поцелуя.
— Этого недостаточно, — прорычал он. — Пока нет.
Рука с горла скользнула за шею быстрее, чем я успела понять, и вдавила моё лицо обратно в мех. Вес навалился между болезненных лопаток, сталкиваясь с холодом теней, что обвивали меня, и холод разлился по всему телу.
Член Малира врезался в меня с яростью, безжалостно долбя так, что каждый толчок протаскивал щёку по меху, пока он стонал и рычал. Его другая рука впилась в моё бедро, словно тиски, удерживая меня на месте против бешеной силы его тела.
— Жёстко. Драть тебя, душить, кусать, заставлять кровь течь, причинять боль. Я не могу иначе, голубка, это то, что мне нравится, — прорычал Малир у меня за спиной, пока ледяные щупальца теней сползали от моих рук вниз вдоль рёбер. — Ты не представляешь, сколько женщин было подо мной, как я превращал их крики в жалкие стоны. Лорн была исключением, хоть и по неправильным причинам. Но ты…? — Его бёдра замерли. Рука вцепилась в мои волосы, рывком поднимая вверх. — Как может дочь того, кто сделал меня таким, принимать меня так идеально, а? Ты чуть не заставила меня снова кончить. — Шлепок по моему клиторy. И боги, жар рванул в живот, заставляя киску дёрнуться от жажды. — Извинись.
Я качнула бёдрами, ненавидя, что он не двигается.
— Прости.
— Не прощу, — прошептал он у моих губ, осыпая их мягкими поцелуями. — Видишь ли, голубка, единственный способ хоть как-то примирить в себе то, как сильно я хочу тебя, жажду, как тянет меня к тебе, куда сильнее, чем к любой женщине прежде… и к Брисден, к тому же… — его ногти впились в шрамы на моей груди, натягивая стянутую кожу до боли, — это причинять тебе ещё по чуть-чуть больше боли.
Лицо упало в подушки как раз вовремя, чтобы я смогла стонать от наслаждения в их волокна, прогибаясь в спине. Я жаждала боли и страданий, жаждала того чувства любви, которое они приносили ещё сильнее!
Малир жестко вбивался в меня, раскручивая бёдра при каждом толчке. Тени скользили по моему животу и между ног, проникая в складки, ударяя по клиторy, играя с анусом, доводя меня к сверкающей вершине блаженства.
— Смотри на меня, — сказал он, двигая бёдрами сзади, и крепко сжал моё горло, заставляя поднять взгляд к его бездонным чёрным глазам и теням, что мерцали за ним, вокруг него, словно клубы дыма поднимались из вен под кожей. — Глаза на меня, Галантия. Даже не смей отводить эти ореховые глаза, пока я заставляю тебя кончать на мой член, пока мои тени пожирают твою пизду.
Они обвились вокруг клитора с такой же силой, с какой Малир душил меня, накапливая давление, пока перед глазами не вспыхнули темные пятна. Становилось темнее, ещё темнее… Пока, с глубоким вдохом и всплеском воздуха, напряжение не довело меня до взрыва. На долю секунды моя кожа перестала быть моей, и всё тело вспыхнуло огнём.
Малир застонал, отпустил моё горло и схватил за бок в тот момент, когда мои руки упали. Последним толчком он вонзил в меня член до основания, бёдра неконтролируемо дергались с каждым подёргиванием его тела. Всплеск за всплеском, его твёрдый ствол пульсировал в моих сжатых мышцах, наполняя семенем.
Когда блаженство и тени отступили, Малир тоже исчез. Он отошёл, поднялся и направился к ванне, оставив меня одну в холодной тишине.
Глава 34

Галантия
Наши дни, замок Дипмарш, покои Малира
Я села в гнезде одеял Малира, быстро схватила свою рубашку, что соскользнула между подушками, и прижала её к себе, словно это могло защитить от внезапного холода. Ситуация была настолько странной, совсем не похожей на всё, что было раньше, и Себиана не было рядом, чтобы позаботиться обо мне. Стоит ли уйти сейчас? Подождать, пока Малир меня отпустит? Как лучше поступить?
Среди углей возле ванны Малир схватил железные щипцы и стал рыться в золе в поисках горячих камней, зарытых там. Один за другим он поднимал их и бросал в воду, слушая, как они шипят, чтобы снова подогреть ванну. Как будто ничего и не произошло. Лишь маленькое прерывание, задержавшее его купание.
Оглядевшись и почувствовав себя потерянной, я покрутила плечами, полными боли. Возможно, здесь и заканчивается эта любовь — в столкновении болезненной страсти и безумных желаний, чтобы затем медленно вернуться к чести и ненависти Малира.
Но в тот момент, когда я встала и направилась к двери, глубокий рык Малира заставил мои ноги замереть.
— Нет.
Я прижала рубашку к груди и посмотрела на него.
— Нет?
Щипцы вернулись к очагу, и, не отрывая глаз от ванны, он жестом пригласил меня.
— Залезай в горячую воду, иначе завтра будут болеть мышцы.
Я уставилась на него, поражённая. Он… переживает, что я проснусь с болью и скованностью? Чёрт возьми, этот человек никогда не переставал путать меня, будучи ходячей, дышащей загадкой.
Я сбросила рубашку и подошла, взяв его протянутую руку для опоры, чтобы перекинуть ногу через край ванны. Пальцы утонули в парящей воде, вызывая стон от приятного тепла и запаха трав, поднимающегося от поверхности.
Малир поднял бровь.
— Слишком горячо?
— А если бы это было так, тебя бы это беспокоило? — охрипшим голосом пробормотала я, закидывая вторую ногу и погружаясь в успокаивающие объятия воды. — Или это один из многих способов, которыми ты меня не убьёшь?
Лёгкое подёргивание пробежало по его губам, искажённым тенями, так что я не могла понять, раздражила ли его моя шутка или развеселила.
— Похоже, я совсем не собираюсь тебя убивать. Разве я не говорил это всего несколько мгновений назад?
Слова, сказанные в страсти, постепенно возвращались ко мне теперь, когда я снова полностью контролировала дыхание, каждое признание шокировало больше предыдущего. А что если всё это правда?
Малир обнаженным телом отвернулся от ванны к очагу, выставляя передо мной идеальную мужскую задницу, когда потянулся за дровами, которые подбросил в пламя. Впервые в жизни я упивалась видом его широких плеч, крепких ягодиц, тем, как языки пламени отражались на равнинах мышц на его блестящем от пота прессе, когда он поворачивался. Между ними пролегли долины глубоких теней, прерываемые только линиями шрамов, которые покрывали все его тело примерно до середины бедра.
Это ничуть не умаляло его красоты, а лишь подчёркивало силу мужчины в расцвете сил, его мужественность. В этом он был похож на Себиана. Оба примерно одного роста, но если у следопыта в осанке всегда угадывалась лёгкая отчуждённость, Малир стоял прямо и гордо, порой даже немного жёстко. Всё это свидетельствовало о королевском воспитании, хотя ни капли явной высокомерности, характерной для таких людей, у него не было.
Пучок волос на его голове подпрыгнул, когда он обошёл ванну и встал за мной, слегка похлопав по плечу и жестом предлагая сесть глубже. Как только я это сделала, он вошёл в воду, подняв её уровень по мои соски. Его длинные ноги обрамляли мои, рука обвила меня за талию, прижимая к себе, не отпуская, пока моя голова не легла на его грудь.
Так странно…
На табурете рядом с ванной стояли серебряная чашка, сложенное письмо и таз, — с травами, мылом и флаконами масел, — и он взял морскую губку. Опустил её в воду перед нами, разминая, пока она не пропиталась и не размягчилась. Затем осторожно приложил к моей шее, но это не мешало мне задыхаться от боли, пробежавшей по мышцам.
— Ты всё ещё чувствуешь меня там, — прохрипел Малир, сжимая губку, позволяя тёплой воде стекать и успокаивать больную кожу — Порядочный мужчина опустил бы голову от стыда.
— Но ты… — из моих лёгких вырвался кашель, пробивая распухшую плоть на пути наружу.
Малир громко втянул воздух ртом, опустив губку в воду и схватив чашку на табурете, затем протянув её мне.
— Пей.
Я взяла украшенную чашку и приложила металлический край к губам, позволяя каплям сладкого вина смочить сухую, обветренную трахею.
— Ты не порядочный человек.
— Нет, я не порядочный, — сказал он — Не могу не испытывать гордость, предвкушая появление моих отметин и синяков.
Он вытащил губку из воды. Поднял её. Сжал. Малир заботился о боли, которую сам причинил, с такой успокаивающей нежностью, что саму боль постепенно уносило прикосновение. Пылкость, исходящая от этого, казалась неуместной, и всё же она была, мерцающее чувство любви сквозь тени боли.
Я вернула чашку на табурет.
— Было и хуже.
— Ммм-хмм. — Губка скользнула вниз между моими грудями, обводя череп понимания, прежде чем погрузиться в воду. — Скоро ты отправишься в Тайдстоун. Аскер уже выбрал ткачей смерти и судьбы, которые будут сопровождать твою карету до деревни Элкен, где я устроил тебе день отдыха.
— Спасибо. — Мои мышцы расслаблялись под постоянным потоком тёплой воды, выжатой из губки, заботой о ранениях, ещё невидимых, но ощущаемых каждый раз, когда я говорила или глотала. — Долгие поездки на карете утомляют.
— Мне говорили. Люди твоего отца сопроводят тебя из Элкена оставшуюся часть пути, так как он не допустит, чтобы Вороны оказались рядом с Тайдстоуном. — Он медленно провёл кончиком пальца по боковой стороне моей шеи, заставляя слабую боль вспыхнуть. Ещё одно сжатие принесло тепло воды, успокаивая боль. Это было странное ощущение, словно он говорил: я люблю причинять тебе боль и ненавижу, что причиняю её одновременно, его прикосновение — самая вкусная противоречивость. — Тебе лучше не попадаться, маленькая голубка. Твой приданое не покрыло расходов на подготовку к свадьбе. Уже сейчас Вороны съезжаются в Дипмарш со всех уголков королевства, жадно ожидая три дня пиршеств, выпивки и веселья.