Наслаждение, накрывшее меня, было столь изысканным, что я вскрикнула, когда кончила.
— Малир…
Малир последовал за мной, его бедра дергались так неконтролируемо подо мной, ручеёк крови на груди потек влево, прежде чем стечь вниз по соску. Но глаза его оставались на мне, как будто он хотел, чтобы я увидела то, что не мог сказать словами.
Ненависти не было.
Было лишь мерцание.
Когда его окровавленный рот оторвался от моей груди, я обхватила его щёку ладонью и размазала алую жидкость по нижней губе, нисколько не удивившись, когда его язык высунулся, чтобы слизать её.
— Ты говорил, что наблюдал за мной из кустарника раньше. Когда это было?
— Давным-давно, — сказал он и присосался к моему окровавленному пальцу. — На пляже за Тайдстоуном, в день, когда Лорн и я сбежали из подземелий.
Так они сбежали вместе, как я и думала, что объясняло связь, которую они тогда установили.
— Как вы сбежали?
— Желая умереть и не заботясь, кто умрёт вместе с нами, — сказал он, голосом таким ровным и мрачным, что сердце сжималось от понимания боли, через которую пришлось пройти, чтобы достичь этого. — Позволяя теням выйти из меня неконтролируемо, принимая смерть. Но они не убили меня и Лорн. Я сумел схватить ключи с брюк тюремщика, где он повесил их у ворот рядом с обугленным телом. Вместе мы бежали к утёсам.
В горле пересохло.
— Ты там меня увидел.
— Видел, как ты играла, бегала и смеялась, пока я кровоточил, страдал и мучился рядом, — сказал он. — Казалось… нереально, несправедливо. Я пришёл в бешенство, не вынеся этого.
Посеяв ненависть к себе в его сердце, которая лишь росла с годами.
— Возможно, нам суждено лишь закончить в эмоциональной трагедии…
— Маленькая голубка, — прошептал он с солёным поцелуем в губы, прежде чем выпрямиться и приложить свои к моему уху, — любовь — это трагедия.
Я ненавижу, что люблю тебя.
Глава 35

Малир
Прошлое, Тайдстоун
Лёгкие горели, пока я мчался сквозь густую рощу, искривлённые стволы деревьев сливались в одно расплывчатое пятно перед глазами, пока я бежал, обезумевший от страха. Каждый вдох был словно глоток стеклянных осколков, когда ледяной воздух сталкивался с моей раскалённой, хрипящей грудной клеткой. Лихорадка… должно быть, это была лихорадка.
На следующем шаге скрытый корень зацепился за мою ногу, рванув старые порезы и воспалённые раны. Я споткнулся, не сумев удержать равновесие. Мир перевернулся, и я плечом со всего размаха ударился о твёрдую землю. Голова врезалась в трухлявый останок поваленного ствола, и боль вспыхнула белым пламенем по всему черепу.
— Малир! — Лорн со стонами оказалась рядом, наклоняясь ко мне, одной рукой придерживая свой вздувшийся живот, другой хватая меня за руку, тряся. — Вставай! Мы должны… — Её взгляд резко метнулся назад, туда, откуда мы пришли, на дикий вой. — На нас спустили гончих. Мы должны добраться до вершины скалы, Малир. Сейчас же!
Несмотря на тошноту, несмотря на озноб, терзающий вспотевшую кожу, я заставил себя подняться, отбрасывая дезориентацию и боль. Да, мы должны добежать до высокой части утёса и прыгнуть. Истощённые, но это наш единственный шанс на смену облика. Или шанс на смерть, если не получится — мысль о том, что моё тело разобьётся о камни, почти утешала.
Ещё один вой.
Паника вплелась в каждое сухожилие, пока мы бежали дальше, солоноватый вкус свободы был так близко, но отравлен ядовитым страхом поимки. Сердце колотилось в груди, сбивчиво и нестройно, отбивая бешеный ритм, гулом отдававшийся в ушах и дрожью проникая в обессиленные кости, в этот исхудавший, обтянутый кожей скелет, каким я стал.
Когда Лорн отстала, я взял её за руку, но тащить её быстрее было невозможно. Одной рукой она прижимала к себе это грязное, нерождённое полукровное ублюдочное семя, что они в неё вбили, другой — судорожно цеплялась за равновесие, перебираясь через стволы, лианы, валуны. Но это ненадолго.
Если нас размажет о скалы — оно умрёт.
Если она обратится в своём состоянии — оно умрёт.
И больше никогда не будет другого…
И тут смех. Яркий, беззаботный. Он донёсся снизу, из залива, — звук, который я почти забыл за всё это время в мертвенной тишине подземелий. Он врезался в мои чувства, словно оскорбление панике… пока вдруг не начал её развеивать. Отчаянный бег остановился, взгляд невольно притянуло зрелище внизу, и рука Лорн выскользнула из моей.
На пляже, в лучах уходящего солнца, девочка кружилась среди белых гребешков волн. Босые ноги взбивали в воздух брызги песка, а за ней тщетно бежала какая-то женщина. Дыхание перехватило при виде её — светлые пряди вихрем разлетались вокруг лица в каждом повороте, и что-то странное потянуло глубоко под рёбрами.
— Малир… — Лорн остановилась в нескольких шагах впереди, отчаяние застыло на её избитом лице, она звала меня жестом. — Что ты делаешь? Беги!
Да, я должен был бежать.
Я никогда не должен был останавливаться.
Но глаза снова нашли девочку, хотя сознание плыло, а тело пошатывалось. Я смотрел, как она кружится среди стаи чаек, её лёгкость так резко контрастировала с той тьмой, что грызла меня изнутри. Её беззаботная невинность ударила по моему истощённому лицу, её смех эхом напомнил обо всём, что отняли у меня её сородичи. Она была одной из них.
Человек.
И всё же я хотел простить ей даже это.
Потому что она была невыразимо прекрасна, пробуждала во мне такие реакции, что я чувствовал себя грязным, осквернённым, слишком порочным рядом с ней. Она — совсем иная. Ещё ребёнок, плоская, худенькая, без единого намёка на женственные изгибы. Но почему же я не мог отвести взгляд?
— Ах ты, дитя! Что ты творишь? Волосы! Волосы твои! — женщина сзади пыталась схватить девочку, но та всякий раз ускользала. — Немедленно верни ленты назад!
— Нет! Ненавижу, когда они стянуты! Хочу, чтобы были распущены! Смотри, Риса! Вон там! — Она указала вверх, на птицу, летевшую в небе над бухтой, её полёт словно повторял девичий танец. — Видишь, как быстро летит та белая чайка?
Мои уши уловили нечто в её голосе, и я поднял взгляд к небу над заливом. То была не чайка… белый голубь.
Как она.
— Ах ты, дитя! Да если хоть пальчик о ракушку порежешь, у матушки мигрень начнётся. Живо в замок! Сейчас же… ой нет, только не вздумай убегать от меня! Твоя мать не велит тебе бегать! — Женщина тщетно гналась за девочкой к каменистой тропе, что вела наверх. — Галантия!
Имя поднялось с пляжа, взвилось к моему слуху, будто каленое железо, и впаялось в сознание, прожигая его, словно горячка. Четыре слога — как похоронный звон для того странного наваждения, что обволокло меня.
Галантия.
Дочь Брисдена.
Я слышал это имя в подземельях, и теперь осознание обрушилось на меня, как цунами, ледяной удар лишил дыхания, вытеснив странный жар, оставив лишь сырой, скрежечущий холод. Контраст был ошеломляющим: умиротворённое видение девочки против кошмарного эхо её имени. Как могла богиня показать мне столь завораживающее создание, наделив его именем моего личного демона?
Она — Брисден.
Иллюзия рзлетелась вдребезги, её осколки вонзились глубоко, прорастая семенами ярости, что стремительно расцвела в неистовую ненависть. Ненависть, которой я прежде не знал. Огонь злобы разгорелся во мне — к этой девочке, к её беззаботным пляскам в то время, как я был растоптан, искалечен и сломан заживо.
Мой взгляд следил за лёгкой фигуркой Галантии, пока она убегала от волн и поднимаясь извилистой тропой… прямо ко мне. Пульс забился хищно, предвкушающе. В надежде, что она подойдёт достаточно близко, чтобы я мог выплеснуть наружу леденящую ярость, терзавшую моё сердце.
— Малир, нам нужно идти, — голос Лорн прозвучал как отчаянный шёпот, но он канул в пустоту. — Кто-то идёт.
Да.
Она идёт.
Ко мне.
Весь мир сузился до тропы, по которой словно невидимой рукой вела её судьба. Маленькая белая голубка, добыча, с каждым неосознанным шагом приближавшаяся ко мне. Я почти ощущал хрупкий вес её черепа в своих ладонях, слышал воображаемый хруст — и это была бы моя симфония катарсиса.
Я хотел убить её!
Тёмное удовлетворение дрогнуло в груди, когда я глубже вжал своё потное, прикрытое лишь тряпьём тело в ствол берёзы, шепча самому себе:
— Иди ко мне… ещё шаг, и я сверну тебе грёбаную шею, маленькая белая голубка.
Я затаился, стоя на лезвии ножа, жизнь девочки висела на волоске, и руки ныли от нетерпения перерезать его — там, где мои тени уже были слишком слабы, чтобы сделать это за меня. Сладость её смеха звенела в воздухе, как горькая насмешка, разжигая ненасытную жажду мести. Галантия из рода Брисден должна заплатить за грехи своего отца. Хисал станет её гибелью.
Мир словно замедлился, зависнув в парадоксальном мгновении, когда время стало и ничем, и всем сразу. Она была так близко — протяни руку, и я коснусь её. Я слышал её дыхание, чувствовал вибрацию радости, пробегающую по земле под моими ногами.
Моя рука протянулась.
Тело наклонилось вперёд.
— Ох, — сказала она и присела к пучку клевера, повернувшись ко мне спиной. Вытянула одинокий белый цветок. — Такая красивая ромашка, тебе не место тут одной. Пойдёшь со мной в комнату.
— Галантия! — голос женщины, раздавшийся поблизости, подлил масла в огонь ненависти. — Псы выпущены! Мы должны вернуться, пока твой отец нас не нашёл!
О, он найдёт свою дочь. Найдёт её маленькое тело без движения на земле, с вывернутой шеей и пустыми глазами.
Я подался вперёд.
Я поднял руку.
И вдруг странная сила стиснула мою грудь, словно обруч, выжимая из лёгких воздух. Рука задрожала, лоб покрылся потом, подлесок перед глазами поплыл. Всего лишь лихорадка. Это не могло быть ничего, кроме неё.
Сделай это.
Убей её!
Я протянул руку к её шее и палец скользнул ниже. Кончик коснулся растрёпанного гнёздышка золотых прядей, слишком нежно, чтобы она заметила. Они были такими мягкими, такими яркими.