Знаешь, Сиси вышла из его покоев в то утро, когда я уезжал? Выглядела слегка… растрёпанной.
Ревность, ворвавшаяся в сердце, обожгла грудь, и каждый холодный вдох в лёгких отдавался болью. Я заставила себя отвести взгляд. Малир не ответил, не проявил ни малейшего признака, что ему приятна её рука на нём. И зачем бы ему? Через меньше чем две недели мы поженимся. Является ли это гарантией верности мужа? Едва ли. Но тот факт, что он проводил часть дня и каждую ночь со мной, логично не оставлял ему времени для других.
— Эта рыжеволосая ненавидит меня, наверное, потому что я живу в её замке.
Низкий баритон, раздавшийся рядом, заставил меня выпрямиться, и я резко повернула голову к незнакомцу. Короткие чёрные волосы, тёмная щетина на щеках и подбородке. Лёгкие следы затухающего синяка у переносицы, возле внутреннего уголка глаза.
Нет, не незнакомец.
Я поспешно присела в книксене.
— Лорд… Батана, верно?
Суженый Лорн.
— Можешь опустить это «лорд», леди Галантия. Для тебя просто Арос, — сказал он с усмешкой и закинул седло на ближайшую деревянную перекладину стойла. — Принц решил, что у меня будет больше шансов склонить свою пару к связи, если у меня будут земли, замок и титул «лорда». Но если уж на то пошло, этот чёртов титул сделал так, что она возненавидела меня ещё сильнее.
Я вспомнила, как Лорн ударила его, как отвергла в лесу.
— Я не знала, что судьба может быть настолько упрямой.
— Мы называем это урдври, — сказал он и поднял руку к голове мерина, почесав под его чёлкой. — Когда в прошлом произошло то, чего не должно было случиться, обычно из-за того, что кто-то из нас, предназначенных, вмешался, пытаясь изменить будущее. Это выворачивает всё, что должно было быть, превращая в грёбаную невозможность. Судьбы могут видеть будущее, но богиня никогда не намеревалась, чтобы они его меняли. Это всегда кончается хаосом.
— Ты можешь видеть прошлое?
— Да. Вот только «везение» у меня такое, что я снова и снова вынужден видеть, как прихвостни твоего отца насилуют мою пару. Слышать её всхлипы, видеть её слёзы. И ничего я не могу сделать, потому что прошлое высечено в камне.
Я не хотела этого, но в сердце будто пролегла тончайшая трещина — за неё.
— Мне жаль за ту боль, что мой отец причинил твоему народу.
— Мне жаль за ту боль, что твой отец причинил тебе, маленькая белая голубка, — сказал он и зашагал прочь, но не раньше, чем остановился и взглянул на меня ещё раз. — Не понимаю, как это связано, но… богиня показывала мне этот момент твоей жизни столько раз во время твоего кьяр, что я решил упомянуть. «Я так сильно люблю тебя».
Я вскинула бровь.
— Прошу прощения?
— Слова твоей матери тебе, вскоре после твоего рождения.
Горло сжалось до толщины волоса.
— Совсем не похоже на мою мать.
— Она повторяла это десятки раз, глядя на тебя, когда ты держала в пухлых пальчиках прядь её светлых волос, — сказал он и снова пошёл прочь, отдаляясь с каждым шагом. — Ах да… и она просила прощения.
— За что? — крикнула я ему вслед.
Он лишь пожал плечами.
Глава 38

Себиан
Наши дни, перевал Мудреца
Перевал Мудреца был холоден, как сердце вдовы, пробирая сквозь пух. Под нами спали деревья, голые, словно кости, ветви тянулись к унылому серому небу. Наши глаза резали сквозь тяжёлый снегопад — острые, безошибочные. Ветер, сукин сын, его ледяной укус не отпускал, вынуждая нас бить крыльями сильнее, вбивая старую боль в израненную кожу и покалеченные суставы. Где же этот проклятый обоз?
Впереди дорога змейкой уходила в дикие земли, колея от телег и повозок уже начинала тонуть под свежим слоем снега. И тогда мы их заметили: цепочка медленно движущихся фигур, тянущихся по тропе. Наконец-то.
Внизу под снегом поблёскивали спрятанные клинки и кольчуги, слишком заметно для белого пейзажа. Даже с этой высоты можно было насчитать не меньше семидесяти человек. Каждый дышал, пуская пар, весь день протопав рядом с телегами. И ради чего? Чтобы защитить репу и мешки ячменя от воров? В землях Воронов, где урожай был более чем щедрым?
Такого количества людей хватило бы, чтобы охранять казну, а не еду. Что-то здесь было не так, как и в истории Малира. Что он скрывал от меня? И почему?
С последним мощным взмахом крыльев я опустился к хвосту последней телеги в обозе. Лёд хлестнул в лицо, когда я камнем рухнул вниз и мягко приземлился на потёртый деревянный борт. Клубы теней сомкнулись вокруг меня, позволяя сменить облик на человеческий. Встреченные этим переходом вздохи и ругань солдат были мне только на руку.
Один из них — мальчишка, едва перешагнувший шестнадцатое лето, — отшатнулся с визгом, роняя копьё в снег. Его глаза метались между мной и железкой, которую он так поспешно уронил.
— Кровавые боги! — выкрикнул он и, подхватив оружие, наставил его на меня трясущимися руками.
— Тише, — поднял я одну руку, другой потянувшись к туго натянутому брезенту, укрывавшему груз. — Просто хочу заглянуть под…
Железо его копья брякнуло о застёжку моего наруча, сбив руку в сторону.
— Держись подальше от груза, Ворон!
— Ворон? — переспросил я, не по душе пришлось, как его вопль собрал к нам слишком много лишнего внимания. Несколько солдат уже спрыгивали, хватаясь за рукояти мечей. — Это Принц-Ворон кормит тебя и твою семью, так что советую перестать кидать это слово так, будто это оскорбление.
Он нахмурился, сбитый с толку моими словами, и, пятясь, пошёл боком за скрипящими колёсами.
— Человек или Ворон — мне велено охранять эти телеги ценой своей жизни. Никого не подпущу.
— Я бы оскорбился, если б моя жизнь стоила всего лишь мешка зерна да вяленой свинины, — процедил я. Но под этим тяжёлым, пропитанным маслом брезентом точно было что-то другое. — Мне нужно только заглянуть…
Звук копыт и звон упряжи заставили меня вскинуть голову. Навстречу двигался всадник. Лорд Тарадур сидел верхом на рыжем коне, обогнул хвост повозки и встал следом за ней. Снег облепил его плащ и бороду, на лице — вечная надменность.
Прекрасно. Этого только не хватало.
— Себиан… — проворчал он, отряхивая снежную бурю с бороды цвета волос его дочери. — Пришёл ограбить повозку с вином?
Его тон мне не понравился, но ссориться сейчас было не с руки.
— Меня послали убедиться, что перевозка идёт как надо, и проверить телеги.
Прищурив карие глаза, Тарадур почесал подбородок, звук скрежета донёсся сквозь холодный воздух. Взгляд его был полон сомнений и подозрений.
— Кто послал?
Мои мышцы напряглись. Хороший вопрос. Кто же? Малир? Этот человек знал, что мы друзья, так что ответ выглядел бы правдоподобным. Но чем дольше Тарадур сверлил меня взглядом, тем яснее становилось: если Малир скрыл что-то, то этот точно в курсе.
Я раздувал ноздри, пытаясь уловить хоть какой-то запах из телег, который дал бы мне подсказку, что там под проклятым брезентом.
— Капитан Аскер.
Его взгляд стал ледяным, как сам ветер, кусающий лицо.
— Разворачивайся и лети обратно, откуда прилетел, Себиан. Приказ Принца Малира был ясен: никто не имеет права касаться этих повозок. И ты — тоже. Я прослежу, чтобы приказ был исполнен.
Общее звяканье вынимаемых из ножен мечей и натяжение тетивы повисло в воздухе тяжёлым предупреждением, отдаваясь эхом вдоль извилистого перевала. Ну что ж, ситуация только что стала куда интереснее. Ведь и Аскер тоже ничего не знал, да? Малир держал нас обоих в неведении, плёл интриги за нашей спиной вместе с людьми — и кто знает, как давно.
Я поднял руки в примирительном жесте.
— Ладно. Вернусь со свитком, где будут новые приказы Малира.
Я обернулся быстрее, чем солдаты успели ахнуть, и снова взмыл в воздух. Я чувствовал взгляд Тарадура, но по мере того как расстояние между нами росло, обоз превращался в незначительные размытые пятна. Да пошёл он к чёрту. Я не собирался возвращаться, не имея ни малейшего представления о том, что здесь творится, только чтобы наблюдать, как Галантия умиляется рядом с этим гребаным лгуном — моим «другом» Малиром. Как он мог меня так предать?
Мы боролись с ледяным северным ветром, пока наконец не скользнули в укрытие ближайшей лесополосы. Там затаились, устроившись на суковатой кроне старой сосны, не спуская глаз с вереницы телег, что тащились по горизонту. Солнце клонилось к закату, а с ним надвигался тот самый холод, который жалил и зудел в изуродованной коже. Тишина быстро накрыла Перевал Мудреца, как и ожидалось. Пф… люди. Ни малейшего умения передвигаться ночью.
Когда скрип колёс уступил место смеху солдат и глухим звукам разгружаемых телег, мы бесшумно перебрались с ветки на ветку. Ни единого взмаха крыла не потревожило сгущающуюся тьму — так мы подобрались к отдыхающему обозу.
Солдаты суетились вокруг наскоро разожжённых костров, их гогот и шутки перемешивались с треском пламени. Грубый смех, похабные прибаутки, время от времени — отрыжка. Некоторые справляли нужду прямо под нами, но мы оставались неподвижны.
Добравшись ближе к дороге, мы спустились на землю, мягко ступая по снежному покрову и подкрадываясь к одной из центральных повозок — тихие, как тени. И ждали. И снова ждали.
Хохот.
Громкий, раскатистый.
И в единый миг, в синхронном взмахе крыльев, мы вскочили на задок повозки. Оттуда наши клювы принялись тыкаться в полотно. Наш звериный облик стряхнул с голов снежную корону. Затем мы скользнули под брезент, острое зрение разрезало темноту.
Первое прикосновение когтей к сложенному грузу вызвало в нас волну недоумения. Ни мешков с зерном, ни ворохов картошки, ни пучков моркови, ни солёного душка вяленого мяса.
Вместо этого внутри громоздились деревянные столбы, стопки досок и холодные железные крепления. Грубые канаты клубились, словно спящие змеи. Тут и там поблёскивали крюки, а рядом лежали огромные… стрелы?
Да, стрелы.
Для баллисты