— Не довелось.
— Сейчас поднимешься. Знаю. Завидую.
— Так вы съездите.
— Мне затруднительно. Клирику трудно туда попасть. Балбесу мирскому, убийце, вору «в законе» это запросто. Значит, так надо. Помнишь что?
— Служба в темноте начиналась. Почти в полной. Я всегда почти первым приходил. Чтобы видеть, кто вошел и вышел, становился ближе к выходу. У крайней стасидии. Там еще один старичок спал все время. Лет сто ему, бедолаге. Слепой почти. Его к иконам отводили, потом назад. А справа шустрый такой отец. Вмешивался. Паломников строил. Ну, вроде дежурного. Только как-то рьяно все делал. И на трапезе подскакивал, замечания делал. Далеко, наверное, пошел. Настоящий начальник… Ладно. Отвлекся… Одинокий голос чтеца. Потом хор. Пели на два лика… Голоса отчетливые. Паникадило, со свечами. Хорошо пели… Такого в телевизоре не услышишь.
— В каком монастыре был?
— Этого, извините, не могу сказать. Для служебного пользования.
— Да ладно тебе, конспиратор… И так понятно. В Каргополе грешил?
— Вино пил, прелюбодействовал. Правда, деньги дарил. И еще подарю. Надо было свечек купить. Иконок софринских. В ящичек сунуть, на храм.
— Ладно тебе. Не в свечечках счастье. Однако, лучше, чем на водку. Но опять же, если другой не выпьет, пойдет и убьет кого. Сколько я такого знаю за последние годы.
— Каргополь место мелкое, а сколько там народу перебывало разного.
— Место не мелкое. Люди измельчали. Пора мне, Алексей. Доберись до тех мест. Может, и спишется чего…
И уже уходя: «А скольких жизни лишил?»
— Алексей показал пальцы на двух руках.
Как на тумбочке оказалось Евангелие, не заметил.
Саша пробрался в палату немного позже. Воды в двухлитровой бутылке принес, бананов, сока в пакете.
— Ну, как ты там? — спросил его Алексей.
— Палаточку сладил, каши с тушеночкой. Сейчас там присматривает мужик. Надеюсь, не обнесет. Что говорят?
— Да ты, поди, сам спрашивал.
— Было дело.
— И что?
— Покой на длительное время. Пойди, пойми и истолкуй.
Сестра вошла в помещение и сделала страшные глаза на Сашу.
— Я сейчас. Я уже. Я вот только…
Сестра лет пятидесяти, худая и нелюбопытная. Вышла.
— Есть ли у нас верные люди в Волосово? — поинтересовался Алексей.
— Откуда им быть? — получил он закономерный ответ.
— Ты добро кому-нибудь сдай на ответственное хранение. Оружие.
— Зачем?
— Едем мы. В Петербург-город.
— Зачем?
— Зачем, да зачем… Дела у меня там.
— У меня никаких дел там нет. Мне расчет, пожалуйста. Мне девок своих поднимать. А ты тут еще дней на десять.
— Что ты лепишь горбатого? Утром уходим. А лучше сейчас. Утром еще уколов всобачат. Уснешь, не встанешь.
— Да ты в дороге помрешь. Вот так, как было. Шел, шел, и нет тебя.
— Это тебя нет. Молитвы знаешь?
— Какие?
— Всякие.
— Ни одной.
— Молитвослов тебе купим в Казанском соборе. Был в Казанском соборе?
— Откуда?
— Значит, так. У меня в Питере деньги есть. Большие.
— Где?
— В банкомате. Дам много. Только при мне девкам пошлешь.
— И сколько дашь?
— Ты до утра подумай. А сейчас давай потихоньку. Паспорт мой где?
— У меня.
— То есть?
— Ты будешь дохлый валяться, а документы порядок любят. Я сказал, что занесу утром. А денег дал. Тысячу. Жалко… Потому и взяли. Запись в книге условная. Могли и не взять. Уходим, что ли?
— Деньги где взял?
— У тебя в трусах карманчики. Во всех. Это значит, когда чистые надеваешь, перекладываешь. Я сто баков взял. Остальные возьми. Не дотянулись до них лукавые руки санитаров. Так бы ты и не выжил, пожалуй. Трусы-то на тебе родные?
— Откуда? Выдали какие-то. И хватит чушь всякую нести.
— Ну, вот свои наденешь и прячь. Я отстирал там у речки. Высохли. Дорогие штанцы. Не китайские. Нам таких не нашивать.
— Уважать себя надо, внимательный ты парень. Это заставляет задуматься, господин Болотников. А трусов я тебе подарю. Самых элитных. Этаж какой у нас?
— Второй.
— А одежда моя где?
— У них. Под ключиком.
— Ладно. Не велика потеря.
…Воздух ночной пьянил и реанимировал. Покалывало в работающем на холостом ходу моторе. Шли они к палаточке.
— А этот куда потом делся?
— Который?
— В сером костюме, с горбиком.
— С каким горбиком?
— Ну вы меня вместе от берега вели…
— Бредишь. Я тебя один пер.
— Нет. Ты путаешь. Я лежал, а он склонился и рукой провел по сердцу. Боль прошла…
— Лопатник искал… Да не было никого. Пригрезилось тебе…
— Пивка бы… — попросил Пес, — значит, пригрезилось… Серый. С горбиком.
— А можно пива?
— Глоточек.
Нашли ларек, купили банку светлого и выпили на двоих.
Опять была ночь, опять звезды и предвкушение чего-то, настоящего, значительного и доброго. Цель появилась. А просто так ничего не происходит и не появляется. Он еще одну банку купил, но Саша ее отобрал и выбросил. «Балтика», номер три. Так себе пиво.
Часть вторая
Теперь Пес поселился в нем отчетливо и основательно. Память-поганка, вытаскивала такие развлечения, такие штуки… Отмолить то было немыслимо, да что отмолить, исповедаться невозможно. Но и терять было уже нечего… А если он что-то забывал, то, легок на помине, появлялся Черная Рожа. Что он вцепился в Ригу? Другие города, другие люди, вкус вина на рассвете, как вкус крови от прокушенной губы…
— Ты помнишь этот хуторок?
— А, — в очередной раз вздрагивал Алексей, ужасаясь плоти и крови Пса. Не оборотень, а основательный и явственный Пес, живущий внутри… с шерстью, с розовым брюшком, поросшим подволоском, с детородным органом на загляденье. Зачем тебе, дедушка, такие большие…
— А ты помнишь, как ты вел меня тогда, через джунгли..
— Не отвлекайся.
Сегодня Рожа был одет в костюм пригородного рыбака. Стоптанные ботинки, комбинезончик заводской, сумка хозяйственная с припасом. Удилище тростниковое на латунных трубках, поплавок — гусиное перышко. В сумке пиво «Сенчу» или «Рижское». Бутылки три.
— А я и не отвлекаюсь. Что ты прикипел к этому краеведу?
— А зачем ты его убил? Тебя просил кто?
— Нет.
— Он тебя трогал?
— Нет.
— Так что же?
— Он Родину продал. За хлебный суп и черный горох со шпиком.
— Да ну… У них много разной другой еды есть… Шашлыки, бекон, пельмени.
— Ты куда идешь?
— На Двинку. Плотва поперла… крупная такая. грамм по сто двадцать пять. И берет на червя. На опарыша — нуль. Думаешь, отчего это?
Пес пробует очнуться, прервать морок. Не тут-то было. Нет Черной Рожи, города нет, а есть хутор…
…Хутор тогда нашелся возле города Бауска. Речка Лиелупе тихая, но не ручей. Все здесь такое — тихое. Приятное и удобное для пользования. Хутор не бесхозный, но и не очень отягченный хозяйством. Хозяин — белорус.
Пес «прописался» на хуторе недели на три. Места красивые, климат здоровый. Назвался бизнесменом из Пскова, который много слышал об этих местах. Объявление о сдаче хутора прочел в газете. Хозяину дал столько, чтобы был счастлив, но и не заподозрил неладное.
Хутор был удачен. Контролируемые подходы, удаленность от ближайшего населенного пункта, нелюбопытные соседи.
«Доктора» принял в старом городе, времени для прогулок не было, да специалист, как оказалось, Ригу знал. Машина ждала на углу Театральной и Вальню. Сегодня некто Созинов уходил в отпуск, и если бы они не поспешили, возникли бы проблемы.
— Вот пистолетик, — положил «доктор» на ладонь Пса спецшприц, сделанный под зажигалку. — Прикладываешь вот этим хоботком к телу, желательно к шее или запястью, и нажимаешь здесь. Инъекция мгновенная. До полного расслабления проходит с полминуты. Нужно будет поспешать. Могу дать на всякий случай баллончик. Похоже на хлороформ. Никаких салфеток и флаконов.
— Смотри, — вот он.
Созинов шел по левой стороне улицы, среднего роста, плотный, в вельветовых брюках и рубашке простенькой, с коротким рукавом. В левой руке пакет. В пакете арбуз килограмма на три. Купил он его минут пять назад, на лотке. Долго щупал и прикладывал к уху. Надрезать не стал. Зайдя в подвальчик, выпил большой фужер красного сухого вина — отпуск начал отмечать, расслабился. Чтобы попасть на остановку маршрутки, он должен был свернуть теперь в переулок, пройти через проходной двор.
— Костя! — окликнул Пес Созинова, и тот на свою беду оглянулся. Пес подошел быстро, решительно, приобнял остановившегося человека, и с той стороны, где рука занята ношей, приложив пистолетик к шее, выстрелил. Созинов обмяк почти мгновенно, как и обещал «доктор», присел и, поддерживаемый Псом, отправился к машине. Со стороны ничего особенного, два товарища встретились и теперь куда-то поедут. Поехали на хутор.
Пес знал, как все это происходит, но впервые должен был увидеть весь сеанс, участвовать в нем. Ровно две недели предстояло прожить им втроем на хуторе этом, ломая человека.
Прежде всего, нужно было нарушить в его голове естественный ход времени. Подвал в доме обширный, сухой. Лампочка без абажура, в двести ватт, под низким потолком. В углу — толстый поролон, на нем простыня, подушка, суконное одеяло в пододеяльнике. Созинова положили на ложе это и «доктор» вкатил ему дозу барбамила с аминазином. Примерно через двенадцать часов пациент проснулся, приоткрыл глаза. К этому времени «доктор» с Псом сидели на раскладных стульчиках.
— Костя!
— Да, — встрепенулся, было, пациент.
«Доктор» обручальным кольцом сорвал крышечку с запотелой бутылки с минеральной водой, налил полный фужер. Созинов оживился, приподнялся на подстилке своей, сел, протянул руку. Доктор выпил весь фужер и крякнул, вытирая губы. Оставшуюся в бутылке воду вылил на пол.