профессия, светлые волосы, карие глаза.
— Мы будем осторожны, — сказала я. — Можно подумать, что это в первый раз. Разве раньше такое не случалось сплошь и рядом? Неужели в Кембридже никогда не воровали собак?
— Время от времени воровали и воруют. Но мы не всегда про это знаем.
Да, подумала я. Не всегда знаете, но чаще просто не хотите знать. Случается, еще как случается. Очень давно такое случилось со Сьюзен Бучер. Она выросла в Кембридже, и здесь же украли ее сибирскую лайку. Сейчас она и ее маламуты живут у Полярного круга, где мужчины — это мужчины, а Сьюзен Бучер часто побеждает на гонках собачьих упряжек, — иными словами, она живет там, где женщины вроде нее побеждают, а мужчины проигрывают. Судя по тому, что я о ней читала, она до сих пор горюет о давнишней потере — украденной собаке.
— Возможно, Кевин, ты не всегда знаешь об этом, но про Клайда ты слышал, — сказала я.
— Холли, мне действительно очень жаль. — Вместо того чтобы смотреть на меня, Кевин разглядывал свои туфли.
— Тогда помоги мне.
— Я делаю все, что могу.
— Так ли?
Кевин сбежал. Отец заперся в сарае и плачет. Стив убил Леди только потому, что это его работа. Но Шейн был здесь, рядом. Он не сбегал, не рыдал и не убивал изголодавшихся по любви пойнтеров.
— Пройдемся? — предложил он.
Винди слегка опустила голову и хвост, и Рауди одобрительно ее обнюхивал. Возможно, я уже говорила, что маламуты часто ведут себя заносчиво и даже агрессивно по отношению к другим собакам, но Рауди откровенно нравилась Винди, которая признала в нем высшего по рангу и не рычала. Она его не боялась.
Мне было необходимо пройтись, и, хоть я обычно не слишком откровенна с малознакомыми людьми, выговариваться всегда полезно. Про Стива я Шейну ничего не сказала — я вообще ни разу не упомянула о его существовании, — зато поведала ему все остальное.
— Значит, с вашим отцом такое творилось, когда умерла ваша мать? — спросил он.
— Сейчас еще хуже. Это меня и беспокоит. Хоть бы Милли поторопилась.
— Ее повязали с Клайдом?
— Да. Это ее первый помет.
— Клайд очень красивое животное, — сказал Шейн. — Эти помеси великолепны. Ваш отец славный малый. Встреча с ним доставила мне истинное удовольствие.
— У него особый характер. Я привыкла к тому, что часто приходится объяснять его тем, кто еще плохо знает Бака.
— Стопроцентный индивидуалист.
— Да, — сказала я.
— Прототип.
Это слово поразило меня, хотя он не сказал бы ничего нового, если бы заявил, что, создавая Бака, природа нарушила общепринятый стандарт. Возможно, на меня вообще легко произвести впечатление. И уж определенно не слишком трудно пригласить пообедать. Шейн привел меня в располагавшееся неподалеку от Кендел-сквер и ныне не существующее заведение под названием «Дневной улов», которое считалось лучшим рестораном во всем Кембридже. Чихуахуа не протянула бы и дня на том, что в большинстве ресторанов Кембриджа подается в качестве обеда из трех блюд. После обеда в «Дневном улове» от вас целую неделю пахнет чесноком, петрушкой и оливковым маслом, но и чувство голода не посещает вас ровно столько же.
— Та оленина была бесподобна, — сказал Шейн.
Мы сидели друг против друга и читали меню. Возможно, мне следует отметить, что в «Дневном улове» не было ничего романтического, если ваши представления о романтике связаны с сине-белыми изразцами, толпами народа, соответствующим освещением и итальянского вида официантом, который не объявляет, что сегодня вечером будет вас обслуживать, когда и без того видно, что это так.
— Она вам действительно понравилась? — спросила я.
— Еще как.
— Мне показалось, что лук сгорел.
— Поджарился.
— Говорить так — очень любезно с вашей стороны.
Я уже упоминала, что лук совершенно сгорел, и двух мнений на этот счет быть не могло. Я говорю как на духу, поскольку всегда стараюсь быть правдивой. Но при всем том мне неловко признаться, что во время еды говорили мы главным образом обо мне. Возможно, я была слишком взвинчена и не замечала этого или слишком польщена его вниманием, чтобы сменить тему. Мой собеседник умел слушать. Это была одна из граней его обаяния. Были и другие. Он восхищался моими волосами. Ему еще не приходилось встречать писателя, пишущего исключительно о собаках. Как я могу столько есть и при этом оставаться стройной? Правда, не такой уж и стройной. Сколько собак у меня было? Что это были за собаки?
Выходя из ресторана, мы столкнулись с Мэтом Джерсоном и его женой Марти. Я знала, что Мэт и Шейн работают на одном факультете, но за весь вечер я не задала Шейну ни одного вопроса про него самого или про его работу, поэтому не было ничего удивительного в том, что мы не говорили про Мэта. Мой отец и Мэт хорошо знают друг друга, поскольку каждый из них по-своему является специалистом по волкам. Между прочим, Мэт нисколько не похож на волка, и ни Мэт, ни Марти не имеют ни малейшего сходства с немецкой овчаркой, которую они держали и с которой Мэт занимался в Кембриджском клубе дрессировки собак. И действительно, Мэт и Марти поразительно похожи друг на друга: оба невысокие, плотные, у обоих вьющиеся каштановые волосы — у него слишком длинные для мужчины, у нее слишком короткие для женщины. У нее голос глубокий и низкий, у него тенор. Иными словами, на вид и на слух они — поженившиеся близнецы.
Джерсоны были моими хорошими друзьями, пока между нами не произошла глупая размолвка, вызванная тем, что мы не совсем правильно поняли друг друга. Когда они завели немецкую овчарку, я явилась к ним домой с резиновой игрушкой для щенка и жареным цыпленком для них, но в прошлом году, когда появился на свет их ребенок, я забыла послать поздравительную открытку, чем задела их чувства. Мне очень их недоставало. Конечно, следовало позвонить, тем более что вскоре я узнала о смерти их собаки. Но Джерсоны не умеют долго держать зла. Они дружески со мной поздоровались, расспросили про Бака, выслушали про Клайда и пригласили зайти к ним как можно скорее. Чтобы не бередить рану, я не стала приносить свои соболезнования по поводу собаки. Разумеется, мне перво-наперво следовало осведомиться об их младенце, но я забыла не только его имя, но и пол. Они этого, кажется, не заметили, но в отношении Шейна проявили странную холодность. У меня создалось впечатление, что в отличие от меня они вовсе не сходят по нему с ума. Мне он казался очаровательным. Им нет. Ни один мужчина не может нравиться всем вашим друзьям без исключения. Например, Рита встречалась с парнем, которого я терпеть не могла. Он считал собак настолько антисанитарными, что если Рита гладила Граучо, то он позволял ей прикоснуться к себе лишь после того, как она вымоет руки.
В тот самый момент, когда я выходила из «мерседеса» на подъездную дорогу и Шейн стоял перед открытой дверцей, по Эпплтон-стрит шел Стив Делани. Я надеялась, что он видит Шейна, меня и «мерседес». Как я пожалела о том, что он не видит заодно и Винди.
Глава 13
Это было во вторник. В среду утром мне позвонила Либби Ноулз и сказала, что Реджи изо всех сил ищет Клайда, но пока безуспешно. Еще она спросила, не хочу ли я купить новый принтер.
— Мой так себе, но пока работает, — сказала я. — А какой?
— Считается, что хороший.
— Что это значит? Лазерный?
— Да.
— Сколько стоит?
— Дешево.
— Насколько дешево?
— Четыреста долларов.
— Подержанный?
— Практически новый.
Цена была не просто низкой. Она была очень низкой.
— С каких пор ты торгуешь принтерами? — спросила я.
— Это не я. Просто услышала и подумала о тебе. Я знаю, что ты пользуешься компьютером.
— Каждый день. (Кроме нескольких последних.) Где ты о нем услышала?
— Мне кое-кто сказал. Если он тебя не интересует, забудь об этом. Я хотела оказать тебе услугу.
— Спасибо. Я подумаю.
— Послушай, а ты не могла бы оказать мне одну услугу?
— Конечно. Какую?
— Не могла бы ты спросить этого — как его? — полицейского, который живет с тобой по соседству, про мои ножницы?
— Кевина. Думаю, могла бы. Либби, ты уверена, что действительно хочешь получить их обратно? Зачем они тебе нужны?
— Они мои, — сказала она. — Они ведь должны их когда-нибудь вернуть?
Я чуть было не напомнила ей, что в разговоре с Де Франко она даже не упомянула про них. Кажется, одна я сказала ему, что ножницы принадлежат ей, а вовсе не она, но ей это, наверное, не понравилось бы.
— Не знаю, — сказала я. — Вероятно, не так скоро. Это улика. Послушай, а ты хорошо знаешь мужа Сиси? Остина?
— Немного.
— По выставкам?
— И по аптеке. Я иногда туда заходила.
— Знаешь, что он сделал? Я с трудом в это верю. Он усыпил одну из своих собак.
— Макса?
— Нет. Суку, Леди. Говорит, что она его укусила.
— Чушь.
— Может быть, она его слегка тяпнула, — сказала я.
— Даже если так, как он мог такое сделать?
— Не знаю. Он сам мне признался. Я не знала, что сказать. Можно же было что-нибудь придумать!
— Просто не верится, — сказала Либби. — Он всегда поражал меня своей безликостью. Мне было по-своему жаль его. Знаешь, одно время мне даже казалось, что Сиси довела его до ручки. Понимаешь, что я имею в виду?
— Да, — ответила я. Мне тоже приходила в голову такая мысль.
— Но Леди? Леди никогда не причиняла ему хлопот. Знаешь, одного я не выношу. Ну не любят люди эту собаку или берут другую, которая им больше по душе, и в пятидесяти случаях из ста они даже не пытаются кому-нибудь ее отдать.
— Да, знаю.
— Да и многие заводчики ничуть не лучше.
— Думаю, это не совсем так.
— Нет, так. Просто они об этом не говорят. Они считают, что если собака не годится для выставки, то она вообще ни на что не годится, и не желают тратиться на ее кормежку и счета от ветеринаров. И это вовсе не зависит от того, есть у них деньги или нет. Если хочешь знать мое мнение, так они просто ленятся. Посмотрят на щенка, заметят в нем какой-нибудь пустячный недостаток — и все тут. Они что, пытаются его пристроить? Куда там. Они просто не поднимут малыша на ноги. Так ведь?