Тамара согласно кивнула головой.
— А им откуда известно?
— Они живут вон там. — Тамара махнула рукой в сторону паркового входа. — В желтом викторианском доме с отделкой кораллового цвета. И во время грозы они были дома. Вот, кстати, можешь сама у нее спросить. Эй, Лайза!
Лайза Донован оказалась загорелой, спортивного вида молодой женщиной в белых шортах и зеленой футболке. У нее было круглое улыбающееся лицо и прямые белокурые волосы, подстриженные «под пажа».
— Я только что сказала, что в пятницу вечером вы были дома, — сказала ей Тамара, — и что ни ты, ни Билл не видели никаких молний неподалеку.
Лицо Лайзы мгновенно стало серьезным. Она села по-турецки на траву рядом с Рауди и провела рукой по его голове.
— Линяет, — заметила она.
— Совсем недавно начал, — сказала я.
— Да, мы были дома. У нас были гости. И знаете, что странно? У нашего дома есть громоотводы. Если бы ударило где-нибудь поблизости, разве их не задело бы? Я спрашивала у полицейских, но от них мало толку. Когда к нам в дом забрались воры, то в полиции нам сказали, что им известно, чьих рук это дело. И что же, они поймали воришку? Нет. И вот я задаю им элементарный вопрос: «Если к нашему дому прикреплен громоотвод, то разве первый удар не должен был прийтись именно на нас?» А они молчат, словно воды в рот набрали.
— Может, они просто не знали, — сказала я из чувства лояльности по отношению к Кевину, который вечно жалуется, что люди ничего не рассказывают полицейским и при этом ожидают от полиции полной осведомленности.
— Как бы не так, — с подозрением в голосе произнесла Лайза, — все они знают, только говорить не хотят.
Я попыталась отвлечь ее от полицейской темы и вернуть обратно к молниям:
— Если бы молния ударила где-нибудь здесь, то вы бы услышали гром? Или, может, увидели бы что-нибудь?
— Естественно, мы слышали, что идет гроза. А кто не слышал?
Она почесывала бока Рауди и скатывала белые шерстинки в маленький пушистый шарик.
— Перед тем как началась гроза, мы все сидели позади дома, и на небе было полно этих, ну как их, искриц, зарниц… Когда все небо полыхает. И конечно же, мы слышали гром и видели молнии, но это было вовсе не по соседству с нами. И уж мы всяко почувствовали бы, если бы ударило где-то рядом. Очень все это странно.
Я и сама была готова признать, что все это очень странно, но тут Лайза сменила тему. Перебирая пальцами шерсть Рауди, она спросила:
— Ты собираешь шерсть, когда они линяют?
— Нет.
— Одной моей соседке она бы очень пригодилась. Потому я и спрашиваю. Она — вязальщица. Любит работать с натуральной шерстью. Хотите, я спрошу у нее, не нужно ли ей?
— Спросите, конечно.
Перспектива ношения на себе изделий из Рауди или Кими меня вовсе не прельщала. Но затем мне в голову пришла мысль:
— А она свяжет из этой шерсти что-нибудь на заказ?
— Конечно.
— Моему папе бы это пришлось очень по душе. Шарф или еще что-нибудь. Спросите у нее?
— Спрошу. Может, вы и сами ее знаете. У нее колли.
— Ее фамилия Коэн?
Но такое совпадение было бы уже чересчур.
— Нет, ее зовут Марсия Броли. Я узнаю у нее и потом сообщу вам.
Затем Тони Дусетт, щеголь, наряженный в креповый костюм 30-х годов, эры, не ведавшей о существовании воздушных кондиционеров, позвал нас для прохождения групповых упражнений. Инструкторы типа Тони столь же сильно радуются, когда их ученики получают награды, как и сами ученики. Они хотят, чтобы вы выставлялись, и даже в том случае, если вы не получите никакой специальной награды, а просто квалификацию, они все равно станут публично поздравлять вас и подбадривать и всячески призывать к этому окружающих.
— Ну что, кто-нибудь отличился за это время? — спросил он, когда мы выстроились и усадили своих собак. — Неужели никто? Признавайтесь!
— Гилфорд, — выкрикнула Хедер, — получил хорошие баллы. Сто девяносто семь с плюсом.
— И что же они вам за это дали?
— Оловянный поднос, — безрадостно ответила она.
— Кто судил?
— Мартори, — ответила Хедер.
Сэмюэл Мартори, должна вам сказать, однажды присудил Винни, лучшей выученной собаке из всех, какие у меня когда-либо были, унизительные 187 баллов за выступление, которое, как минимум, тянуло на 199 с плюсом. После этого я не принимала участия в соревнованиях, на которых судействовал этот ублюдок.
С нами рядышком стояла Тамара с одним из своих западников.
— Если он будет судить, я выступать не буду, — спокойно произнесла она. — Я страшно рада, что он получил выговор.
— Я тоже, — согласилась я.
На тот случай, если вы не в курсе дела, хочу сообщить, что редакционные страницы «Чистокровных псов» — бюллетеня Американского клуба собаководства — обычно наполнены сплетнями обо всем американском собачьем мире, там клуб печатает сообщения о выговорах, временных отстранениях от должности, отмене регистрации и штрафах. Некоторые из этих сообщений достаточно скучны, например о клубах, которые опоздали с высылкой отчетов, но есть и всякие закулисные байки о чьем-либо «поведении в связи с…» выступлениями и их оценкой. Время от времени там появляется сочная информация о виновнике какого-нибудь недоразумения. О Мартори там было напечатано, что он воспользовался гостеприимством одного из участников выставки (на которой он судил) до и после ее проведения. В бюллетене не напечатали о том, что своему благодетелю Мартори присудил 190 баллов, хотя его собака облажалась на прыжке в высоту и, видимо, понятия не имела о том, что такое правильная посадка; об этом я уже потом услышала от десятка разных людей. Тем не менее многие люди выступают и при известном своими нарушениями этических норм судье. Другие же, в том числе и я, отказывались от соревнований под судейством Мартори из-за несправедливой оценки выступлений и необоснованного завышения баллов некоторым участникам.
Тамара нагнулась ко мне и спросила:
— Тебе известно, что именно Роз выдала его?
— Нет! — изумилась я.
Я чуть было не пропустила команды Тони усадить собак и покинуть корт. В программе Открытого класса есть такое упражнение, когда хозяева исчезают из поля зрения собак, а те остаются выполнять команду «сидеть» или «лежать». Мы все вышли на дорожку за парковой оградой и стали там ждать, когда Тони позовет нас обратно или кто-нибудь прибежит и скажет, что чья-нибудь собака самовольно встала. Все это время Тамара, да и другие собачники, продолжали утверждать, что именно Роз была инициатором выговора.
— А как это вышло? — спросила я.
— Она написала жалобу, — сказала Лайза. — Ее собственная собака в соревнованиях не участвовала из-за хромоты, но Роз просто пришла посмотреть, увидела, как та собака выступила и какие за это получила баллы. Роз тогда столкнулась с ним, когда он уходил со своими знакомыми, пришла в ярость, а потом написала жалобу.
— Об этом в Нонантуме всем известно, — сказала мне Тамара. — Ты не знаешь, потому что не занималась там.
— Я знала только о выговоре, — сказала я, — но о том, что это дело рук Роз, слышу впервые. Знай я раньше, обязательно поблагодарила бы ее.
Я уж было собралась спросить Хедер, почему она продолжает выступать при судействе Мартори, но тут кто-то прибежал с площадки и сказал, что Рауди ведет себя неспокойно и Тони попросил узнать, не желаю ли я что-нибудь предпринять по этому поводу. Долго упрашивать меня не пришлось.
Желая удостовериться, что во время длительной укладки Рауди не станет фокусничать или не придумает еще чего похлеще, я ушла вместе с остальными хозяевами с площадки, но не стала выходить из парка, а вместо этого спряталась за толстое дерево, откуда могла подсматривать за. Рауди. Он угрюмо опустил голову на лапы и не двигался с места. Он знал, где я прячусь.
Рядом с деревом сидела в раскладном креслице дочь Хедер — Эбби. Она наблюдала за происходящим.
— От подобных штучек есть одно быстродействующее лекарство, — сказала она.
Я заинтересовалась. Рауди нервничал, потому что ему было жарко и хотелось домой, но если Эбби был известен какой-то прием, то мне тоже хотелось его знать. Дрессировка собак хороша тем, что в ней всегда есть чему поучиться.
— Электричество, — сказала Эбби. — Шарахните его хорошенько — и больше никогда не будете сталкиваться с этой проблемой.
— Да, я слышала об этом.
Я постаралась принять совершенно безразличный вид. Это не мое дело, какими методами другие дрессируют своих собак, да и в любом случае я тут бессильна.
Однако же по дороге домой язык у меня развязался, и Лии пришлось выслушать настоящую обличительную речь.
— Ты хочешь сказать, что свою собаку они воспитывают с помощью электрошока? — в ужасе спросила Лия. — Разве это не противозаконно?
— Нет, но следует ввести закон, запрещающий это, — сказала я. — Я в этом не сомневаюсь.
Ладно, согласна, что время от времени действительно возникают проблемы, которые можно решить только таким способом. Предположим, у вас несколько собак, одна из них все время нападает на ту, которую невзлюбила, и вы перепробовали все возможные средства. Вы занимаетесь с обеими собаками. Вы не подпускаете их друг к дружке. Вы все делаете правильно. А это снова происходит. И вы знаете, действительно знаете, что та собака, на которую нападают, однажды будет разодрана и загрызена, и вам тоже уже доставалось не раз, когда вы пытались их разнять, потому как не хотели снова видеть израненную жертву. В таком случае, возможно, следует применить это средство. Возможно. Но ради пары лишних баллов на ринге? Увольте.
— И компании, которые продают эти устройства, — продолжала я, — кстати, процветают. Видела бы ты их рекламные брошюры! У меня дома завалялась парочка. Одну из них я просто ненавижу. Меня просто трясти начинает, когда я на нее смотрю: там на обложке изображен маламут. Маламут, представь себе!
— Боже, — пробормотала Лия.
Эта девочка уж точно полукровка — она схватывает все просто на лету.