— Никак не могу понять тебя, Симона. По-моему, ты женщина и не должна ничего, кроме сочувствия, испытывать к другой женщине, недавно потерявшей своего единственного ребенка…
Симона сделала нетерпеливый жест.
— О, именно этого ты не можешь понять, Рауль! Никто не может помочь мне в этом. В первый же момент, как я ее увидела, я почувствовала…
Она вскинула руки.
— …страх! Вспомни, сколько времени прошло, прежде чем я согласилась проводить для нее сеансы. Я чувствовала, что она принесет мне несчастье.
Рауль пожал плечами.
— А между тем она принесла тебе прямо противоположное, — проговорил он сухо. — Все сеансы прошли с потрясающим успехом. Дух маленькой Амелии сразу же смог руководить тобой, и материализация была просто потрясающей. Профессору Роше следовало бы присутствовать на последнем сеансе.
— Материализации, — сказала Симона, понизив голос. — Скажи мне, Рауль, — ты ведь знаешь, что я ничего не осознаю, пока нахожусь в трансе, — материализации и в самом деле так поразительны?
Он восторженно кивнул.
— В начале нескольких сеансов фигура ребенка представала в виде туманной дымки, — пояснил он, — но во время последнего сеанса…
— Да?
Он старался говорить очень мягко.
— Симона, девочка, стоявшая перед нами, была по-настоящему живая, из плоти и крови. Я даже прикоснулся к ней, но, видимо, это прикосновение причинило тебе боль, и я не позволил мадам Экс поступить так же. Я боялся, что она потеряет контроль и в результате причинит тебе вред.
Симона опять повернулась к окну.
— Я была страшно измотана, когда очнулась, — прошептала она. — Рауль, ты уверен, действительно уверен, что все это правильно? Ты знаешь, что добрая старая Элиз думает, будто я общаюсь с дьяволом?
Она натянуто засмеялась.
— Ты знаешь, что я думаю, — проговорил Рауль. — Прикосновение к неизведанному всегда таит опасность, но это благородное дело, ибо движет науку. В мире всегда были мученики науки, пионеры, приносившие жертву на ее алтарь во имя того, чтобы другие могли, не страшась, следовать по их стопам. Те десять лет, что ты работала для науки, стоили тебе ужасного напряжения. Ты выполнила свою миссию, и отныне ты свободна и будешь счастлива.
Она нежно ему улыбнулась, спокойствие вернулось к ней. И тут же бросила быстрый взгляд на часы.
— Мадам Экс опаздывает, — прошептала она. — Может, она не придет?
— Думаю, придет, — возразил Рауль. — Твои часы, Симона, немного спешат.
Симона двинулась по комнате, то и дело прикасаясь к безделушкам.
— Интересно, кто она, эта мадам Экс? — проговорила она. — Откуда она появилась, есть ли у нее родные? Странно, но мы ничего о ней не знаем.
Рауль пожал плечами.
— Большинство людей, приходящих к медиуму, стараются сохранить свое инкогнито, — заметил он. — Из элементарной предосторожности.
— Должно быть, так, — равнодушно согласилась Симона.
Небольшая китайская ваза, которую она держала, выскользнула из ее рук и разбилась вдребезги о каминные изразцы. Симона резко повернулась к Раулю.
— Ты видишь, — пробормотала она, — я не хотела этого. Рауль, ты не сочтешь меня малодушной, если я скажу мадам Экс, что не в состоянии проводить сегодня сеанс?
Его изумленно-обиженный взгляд заставил ее покраснеть.
— Ты же обещала, Симона… — начал он мягко.
Она прислонилась к стене.
— Мне бы не хотелось этого делать. Мне бы очень не хотелось…
И опять его ласково-укоризненный взгляд заставил ее болезненно поморщиться.
— Ты же понимаешь, Симона, я прошу тебя не из-за денег, хотя ты сама понимаешь, какую огромную сумму предложила эта женщина за последний сеанс, невероятно огромную.
Она резко его перебила:
— Есть вещи, которые значат больше денег.
— Конечно же так, — согласился он с нежностью. — Я ведь именно об этом и говорю. Подумай, эта женщина — мать, мать, лишившаяся единственного ребенка. Если ты не больна на самом деле, если это всего лишь твоя прихоть — ты можешь отказать богатой женщине в капризе, но можешь ли ты отказать матери в последнем взгляде на своего ребенка?
Женщина-медиум в отчаянии вскинула перед собой руки.
— О, как ты терзаешь меня, — прошептала она. — И в то же время ты прав. Я исполню твою волю. Но теперь я поняла, что внушает мне ужас: это слово «мать».
— Симона!
— Существуют некие первобытные силы, Рауль. Многие из них были разрушены цивилизацией, но материнство осталось тем же, чем была изначально. Животные, человеческие существа — все едино. Любовь матери к ребенку не сравнима ни с чем в мире. Она не знает ни законов, ни жалости, готова на любые действия, сметая все на своем пути.
Она остановилась, слегка запыхавшись, и повернулась к нему с быстрой обезоруживающей улыбкой.
— Я сегодня ужасно глупая, Рауль. Я знаю.
Он взял ее за руку.
— Может, немного отдохнешь, пойди приляг, — попросил он.
— Хорошо, — улыбнулась Симона и вышла из комнаты.
Рауль оставался еще некоторое время в раздумье, затем через небольшой холл прошел в комнату, где проходили спиритические сеансы, комната очень походила на ту, которую он только что оставил, только в одном ее конце находился альков[52], где стояло большое кресло. Элиз занималась подготовкой комнаты. Она придвинула ближе к алькову два стула и маленький круглый стол. На столе лежали бубен и рог, несколько листов бумаги и карандаши.
— В последний раз, — пробормотала Элиз с мрачным удовлетворением. — Ах, мосье, как мне хочется, чтобы с этим было покончено.
Раздался пронзительный звук электрического звонка.
— Это она, эта гренадерша, — проворчала старая служанка. — Почему бы ей не пойти в церковь и не помолиться за душу ее малышки и не зажечь свечу нашей Благословенной Божьей Матери? Разве наш Господь не ведает, что для нас лучше?
— Отвори дверь, Элиз, — приказал Рауль.
Служанка бросила на него недовольный взгляд, но подчинилась. Через пару минут она вернулась вместе с посетительницей.
— Я доложу хозяйке, что вы пришли, мадам.
Рауль пожал руку мадам Экс. Слова Симоны всплыли в его памяти: «Такая огромная и страшная».
Посетительница была крупной женщиной, и тяжелое черное траурное одеяние, казалось, подчеркивало ее размеры. Она заговорила своим низким голосом:
— Боюсь, я немного опоздала, мосье.
— Всего на несколько минут, — улыбнулся Рауль. — Мадам Симона прилегла отдохнуть. К сожалению, она не очень хорошо себя чувствует, она переутомилась и очень нервничает.
Ее рука вдруг стиснула его локоть, словно тисками.
— Но она проведет сеанс? — требовательно спросила женщина.
— О да, мадам.
Мадам Экс облегченно вздохнула и опустилась на стул, обронив одну из черных вуалей, в которые была закутана.
— Ах, мосье, — тихо проговорила она, — вы не представляете, вы не можете понять то чудо, ту радость, которую приносят мне эти сеансы! Моя малышка! Моя Амелия! Видеть ее, слышать ее, даже — быть может — протянуть руку и коснуться ее.
Тут Рауль заговорил, и в его голосе слышались железные нотки:
— Мадам Экс — как бы вам объяснить? — вы ни в коем случае не должны делать ничего, кроме того, что я вам скажу. Иначе может случиться несчастье.
— Опасность ждет меня?
— Нет, мадам, — сказал Рауль, — опасность подстерегает медиума. Вы должны понять, что происходящий феномен имеет определенное научное толкование. Приведу простой пример. Дух, чтобы проявить себя, должен воспользоваться физическим телом медиума. Вы видели газообразное облачко, выходящее из губ медиума. Затем оно конденсируется и приобретает очертания физического тела, которым обладал умерший, дух которого вызывают. Но эта внешняя оболочка, по нашему убеждению, на самом деле является неотъемлемой частью субстанции медиума. Мы надеемся доказать это в самом ближайшем будущем после тщательного исследования этого феномена, и здесь мы сталкиваемся с загадочным явлением — со страданиями и болью, которые испытывает медиум при прикосновении к видимому нами феномену. Неосторожное обращение с полученным после материализации телом может вызвать смерть медиума.
Мадам Экс слушала его очень внимательно.
— Это очень интересно, мосье. Скажите, пожалуйста, а не наступит ли время, когда процесс материализации станет настолько совершенным, что образовавшиеся субстанции смогут отделиться от своей родительницы, то есть от медиума?
— Это слишком фантастическое предположение, мадам.
Она настаивала:
— Но на самом деле неужели такое невозможно?
— Сегодня абсолютно невозможно.
— Но, может быть, в будущем?
Приход Симоны освободил его от необходимости отвечать. Она выглядела вялой и бледной, но видно было, что она овладела собой. Симона подошла к мадам Экс и пожала ей руку. Рауль заметил, что по всему телу его возлюбленной в это мгновение пробежала дрожь.
— Я с сожалением услышала, мадам, что вам нездоровится, — сказала мадам Экс.
— Ничего, — ответила Симона довольно резко. — Начнем?
Она прошла в альков и села в кресло. Внезапно Рауль ощутил волну страха, нахлынувшую на него.
— Ты недостаточно здорова, — воскликнул он. — Лучше отменим сеанс. Мадам Экс поймет.
— Мосье!
Мадам Экс негодующе поднялась.
— Да-да, так будет лучше.
— Мадам Симона обещала мне последний сеанс.
— Это так, — тихо согласилась Симона, — и я выполню свое обещание.
— Я жду от вас этого, мадам, — сказала женщина.
— Я не нарушу своего слова, — холодно ответила Симона. — Не бойся, Рауль, — добавила она мягко, — в конце концов это в последний раз… Слава Богу, в последний раз.
По ее знаку Рауль задернул альков тяжелой черной занавесью. Он также задернул штору на окне, так, чтоб комната погрузилась в полутьму. Затем указал на один из стульев мадам Экс и приготовился занять другой. Мадам Экс, однако, колебалась.
— Извините, мосье, но — вы понимаете, я, конечно, полностью вам доверяю, впрочем, как и мисс Симоне, но — на всякий случай — я позволила себе кое-что принести с собой.