— Приму, — Гирхарт безмятежно глянул ему в глаза. Таскир, похоже, собирался сказать что-то ещё, но тут Гирхарта окликнули.
— Генерал, — Исмир, бывший заместитель Гирхарта, а ныне начальник его разведки, подошёл к ним и отдал салют. — Мои люди встретили отряд из двухсот пятнадцати человек. Их предводитель потребовал, чтобы его провели к вам.
— Где он?
— Вот, — Исмир показал на человека, подходившего к ним в сопровождении двоих солдат.
Больше всего этот человек походил на разбойника — крепкий, жилистый, с тёмной, продублённой солнцем и ветром кожей, и к тому же со шрамом на щеке. Видневшиеся на шее и руках следы от ошейника и кандалов не оставляли сомнений в его происхождении, и можно было не сомневаться, что если снять с него залатанную рубашку, под ней найдётся не один рубец от кнута. Рабы с такими рожами недолго остаются непоротыми.
— Это ты, что ли, Гирхарт Пёс? — вопросил он, остановившись перед Дааном.
— Что?
— Ну, шлем с собачьей мордой ты носишь?
— Я, — кивнул Гирхарт. За его спиной послышалось чьё-то хмыканье.
— И армией ты командуешь?
— Большей её частью. А ты хочешь присоединиться?
— Хочу. И мои ребята хотят.
— Энс — ваша работа? — резко вмешался Таскир.
— Нет, — откликнулся собеседник Гирхарта. — Мы за вами, почитай, от самого Вастаса идём, в Энс заворачивать не стали.
— Однако вы не слишком торопились, — заметил Гирхарт.
— Не хотелось приходить к вам с пустыми руками. А пока собирал ребят — подзадержался. Так возьмёшь нас?
Гирхарт несколько мгновений рассматривал добровольца. Несмотря на слегка ошарашившее его обращение «Пёс», малый с разбойничьей рожей начинал ему нравиться.
— Тебя как зовут? — спросил он.
— Дарнилл.
Гирхарт кивнул подтверждению своей догадки. Дарниллом звали великого героя-полубога; свободных людей так не называли, а вот рабам нередко давали имена в честь героев легенд. Значит, Дарнилл — раб, родившийся в рабстве, но, судя по всему, не утративший ни свободной воли, ни чувства собственного достоинства. Случай нечастый, из него может быть толк…
— Наши порядки знаешь?
— Слушать командиров и не своевольничать.
— Верно, но не только. Вот это, — Гирхарт указал на золотой браслет, выглядевший странно и неуместно на смуглом жилистом запястье, — сними. Пойдёт в войсковую казну. У нас не разрешается во время боёв иметь драгоценности. Делёж добычи — после победы над коэнцами. Ты и твои люди получат свою долю, но учти: делим только часть добычи.
Дарнилл поморщился, но браслет послушно снял. Гирхарт кивнул Исмиру, и тот забрал золотую безделушку.
— У тебя двести пятнадцать человек?
— Верно.
— Знамя, значит, — Гирхарт в раздумье побарабанил пальцами по поясу. — Что ж, пусть за тобой и остаются, я даю тебе чин лейтенанта. Подчиняться будешь капитану Харвелу, — он кивнул на стоящего рядом офицера. — Он вас разместит. Посмотрим, как ты будешь справляться. И ещё учти: ко мне здесь обращаются на «вы» и «господин генерал».
Передышка, которую получили повстанцы, ожидая подхода коэнцев, не была потрачена впустую. Таскир и Гирхарт продолжали обучение войск. Народу всё прибывало, совместная численность отрядов перевалила за двенадцать тысяч, и этих вновь прибывших требовалось обучить хотя бы основам воинской премудрости. Правда, теперь это было легче, чем в начале кампании: тогда новобранцев было большинство, и управиться с ними было непросто, теперь же большинство составляли уже освоившие науку подчинения, и вновь прибывшим ничего не оставалось, как следовать их примеру, принимая уже сложившиеся в войсках порядки.
Гирхарт сам поражался тому, как быстро ему удалось из всей той швали, которая к нему набежала, создать войско. Конечно, оно было ещё «сырым» и годилось лишь на то, чтобы бить противника при подавляющей численности, или, как тогда на дороге, из засады, но все же это было уже войско, а не толпа и не банда. А ведь две трети его и даже больше составляли беглые рабы! Таскир по-прежнему был очень разборчив в выборе бойцов, и самые буйные и недисциплинированные валились на Гирхарта. Сыграли ли тут свою роль пророчества Фрины, харизма самого Гирхарта, выписанные из Настарана опытные командиры или военные удачи, а может быть и то, что рабы привыкли подчиняться, но дела Гирхарта шли даже лучше, чем он рассчитывал.
А может, дело было в покровительстве Богов? Не зря же Гирхарт взывал к Ним перед каждым сражением, не зря принес Им в жертву вороного коня, лучшего на конюшне одной из разорённых усадеб, и даже отправил на алтарь нескольких пленников? Последнее он сделал втайне почти от всех: не стоит пугать войска, показывая, какие именно боги им покровительствуют. Да и отношения с товарищами по уже давнему побегу были далеки от идиллии, особенно после того, как Таскир увидел трофейное коэнское знамя, развевающееся у палатки Гирхарта.
К этому времени у восставших уже были свои знамена. Таскир и его люди подняли знамя свободной Рамаллы — золотой конь, разорвавший аркан, на зеленом поле. Гирхарт, поразмыслив, взял знаменем своей армии серебряный обнаженный меч остриём вверх на темно-синем, почти чёрном поле, что на языке коэнской геральдики означало намерение сражаться до конца. Кроме того, они, по примеру коэнских войск, дали свой значок каждому отряду, начиная с сотни. И вот теперь рядом с тёмно-синим плескался голубой флаг с изображенной на нем золотой дубовой ветвью.
Гирхарт долго колебался, прежде чем решился поднять это знамя. Но у Тиокреда не могло не быть своих прознатчиков в его войске, а сторонники опального императора, каковым считался и Гирхарт, должны были усиленно подчёркивать, что герб Коэны по праву принадлежит Кравту и, напротив, узурпаторы Арнари на него права не имеют. Знамя давало возможность лишний раз продемонстрировать свою лояльность императору в изгнании, и не было ничего страшного, если о нём узнают в Коэне и сделают соответствующие выводы. Но Гирхарт опасался, что из-за этого испортятся отношения с товарищами, и оказался прав. Таскир и впрямь не обрадовался, увидел в лагере символ Великой Коэны.
— Эт-то что такое? — спросил он со смешанным выражением недоверия и гнева.
Внутри у Гирхарта всё напряглось, но он невозмутимо ответил:
— Знамя.
— Я вижу, что знамя! И вижу, что коэнское, можешь мне этого не говорить. Но скажи на милость, зачем ты его вывесил? Ты ведь, кажется, собирался воевать против империи, или я чего-то не понял?
— Ты всё понял правильно, Таскир. Но это знамя — часть моей сделки с Тиокредом.
— Значит, ты всё же решил помочь ему вернуть трон?
— Так считается, — уклончиво ответил Гирхарт. — Но знаешь, Таскир, даже если и так, для тебя и для Рамаллы всё не так уж плохо. Сейчас вы тоже ему помогаете, а значит, по возвращении ему придётся с вами считаться. Один раз Кравты уже даровали вам гражданские права, и самое малое, что Тиокред должен будет сделать — это подтвердить прежний указ. Да и в любом случае, лучше Кравты, чем Арнари.
— Кому, может и лучше… — проворчал предводитель армии Рамаллы.
Гирхарт совсем было собрался напомнить, что патриотические убеждения отнюдь не мешали Таскиру принимать от Кравта деньги и оружие, но Таскир ничего не добавил, и больше они к этой теме не возвращались.
Коэнцы появились ещё через пару дней. Был конец лета, тёплый и солнечный, но именно в тот день, когда на дороге показались первые коэнские разъезды, похолодало и пошёл дождь. Стоя на валу своего лагеря, Гирхарт различил сквозь пелену дождя фигурки лошадей и сутулящихся на них всадников в низко надвинутых капюшонах. Стоявшие возле него воины встретили появление врагов издевательскими криками и улюлюканьем, но Гирхарт сомневался, что коэнцы что-либо услышали — дождь глушил все звуки. Тем не менее бывшие рабы старались вовсю, навстречу всадникам даже полетело несколько камней. Те, впрочем, не стали подъезжать близко. Убедившись, что враг стоит на месте, разведчики повернули прочь, доложить своим. Коэнские военные уставы не советовали строить свой лагерь слишком близко к вражескому, и Синарт Ярнер расположился на холме, примерно в полумиле от повстанцев. Понаблюдав с усмешкой за строительством лагерных укреплений, — Ярнер сооружал лагерь по всем правилам, вплоть до башен по углам, словно находился во вражеской стране, — Гирхарт отправился в свою палатку. Нужно было поспать хотя бы несколько часов.
ГЛАВА 9
Гирхарт не собирался давать бой здесь, и Таскир, хоть и с неохотой, принял его план. План же был прост: ночью тайком уйти с дороги на север. Там тоже хватало селений, полей и пастбищ, а провиант уже истощался, и его следовало пополнить. Армия всё росла, и в неё вливались уже не просто многочисленные одиночки, а целые группы. Ещё в прошлом году предводители, вняв совету Гирхарта, разослали по Рамалле людей с тем, чтобы они собирали и готовили отряды добровольцев, и теперь эти отряды примыкали к основному войску. Так что Дарнилл был отнюдь не первым, хотя, в отличие от остальных, собрал людей по собственному почину. Что, безусловно, говорило в его пользу.
С наступлением темноты повстанцы развели многочисленные костры, а сами вышли из лагеря, оставив лишь несколько человек, чтобы поддерживать огонь, да трубача, создававшего видимость обычного течения жизни. Правда, возник вопрос, что делать с часовыми, которые должны стоять у ворот и по периметру частокола. Не увидев их, коэнцы быстро сообразят, что их провели, а Гирхарту хотелось оттянуть этот миг как можно дальше. Сначала думали соорудить чучела, но потом решили пустить в ход трупы пленных, нарядив их в доспехи и привязав к вбитым в землю кольям, чтобы стояли прямо. Арн попытался было возразить, что, мол, это слишком похоже на глумление над мёртвыми, но его успокоили, что это не хуже, чем бросать их без погребения, или, скажем, насаживать на колья отрубленные головы. Когда коэнцы обнаружат обман, они эти трупы безусловно похоронят, так что души этих мертвецов ещё можно считать счастливыми. С телом погибшего после купания Ярнерова заместителя, к примеру, обошлись куда хуже.