казну, что в условиях хронического безденежья было особенно ценно. А вот со Смуном пришлось повозиться. Тамошние племена после падения Коэны вообразили себя свободными и никому больше не подконтрольными. Приводить их в чувство силой оружия было бы рискованно — в армии Гирхарта было много смунцев. В конце концов он нашёл выход, сыграв на многолетней вражде между племенами. Его ещё в прошлом году неоднократно пытались привлечь в качестве третейского судьи, что его тогда изрядно раздражало, а сейчас взяло да и пригодилось. Он лавировал между нестойкими племенными союзами, помогая то одним, то другим, и потихонечку устанавливал свои порядки. Ему даже удавалось получать оттуда кое-какие подати.
Одновременно навалилось и множество других забот, постоянно приходилось что-то решать, кому-то отвечать, что-то просчитывать, отдавать приказы, а потом ломать голову, как сделать так, что бы они исполнялись. Словом, известие о вторжении из Тинина Гирхарт воспринял с истинным облегчением. Наконец-то можно было хотя бы на время забыть обо всей этой мороке и отправиться на войну, где всё было просто и понятно, привычно и знакомо. Но война закончилась до обидного быстро, и опять пришлось возвращаться к ожидавшим его государственным заботам.
Тинин обещал в будущем стать серьёзной проблемой, но это в будущем. Сейчас он даже был полезен, туда бежали все, недовольные новыми порядками и не готовые с ними смириться. Оставшись в Рамалле, они могли бы причинить куда больше неприятностей. Туда же, в Тинин, уехал и бывший генерал Эрмис. Поколебавшись, Гирхарт решил всё же отпустить его с миром, только взял с него слово не поднимать против оружия против бывших товарищей. Эрмис обещал. Что-то сломалось в гордом коэнском аристократе — после гибели Коэны казалось, что он больше ничего не хочет и не к чему не стремится. Пожалуй, можно было обойтись и без клятвы, Эрмис и так вряд ли вмешается во что-либо.
А вот что делать с Рейнетом Серлеем, Гирхарт думал довольно долго. Прошло целых два месяца, прежде чем он вызвал к себе одного из пиратских капитанов, бывшего кравтийца, попавшего в вольное братство после победы Арнари, а после крушения империи изъявившего желание пойти на службу к новым хозяевам Рамаллы. Даже среди прочих пиратских капитанов Дайр, несмотря на благородное происхождение, выделялся полным отсутствием брезгливости в выборе средств. В других обстоятельствах Гирхарт трижды подумал бы, прежде чем с ним связываться, но выбора у него не было. Флот был нужен, опытные флотоводцы тоже нужны, а взять их было неоткуда.
— Сами понимаете, присутствие одного из представителей прежней династии в Сегейре нежелательно, — сказал маршал явившемуся на вызов адмиралу. — Это может создать излишнюю напряжённость и внушить кое-кому напрасные надежды. Его следует увезти его из столицы, а лучше вообще из Рамаллы.
— Что прикажете делать с ним потом?
— Я больше не желаю о нём слышать. Вы меня поняли?
Адмирал поклонился.
— Как прикажете, господин маршал.
Спустя некоторое время Гирхарт получил известие, что мальчик по несчастной случайности утонул на пути к побережью, при переправе через Гиану. Недоглядевшие были строго наказаны. В общем, печально, что и говорить.
Усилием воли Гирхарт отогнал эти воспоминания. Сейчас его заботили более насущные вопросы. Например, то, что, когда плавание по морю восстановится в полном объёме, пираты будут мешать точно так же, как раньше, если не больше. После падения Коэны исчез последний сдерживающий фактор, они чувствуют себя полными хозяевами не только на море, но и на суше. Рейды вглубь страны — это было уже слишком. Бывшие союзники стремительно превращались в проблему, но призвать их к порядку пока возможности не было. Он разослал отряды по всем более-менее крупным городам с целью противодействия набегам, но мелкие поселения приходилось оставлять на милость богов. Позволить вооружаться местным жителям было рискованно. Да и в любом случае справиться с этой напастью можно было только на море, а кораблей не хватало катастрофически. Коэнский флот под командованием незадачливого адмирала Искара был вдребезги разнесён пиратами незадолго до падения Коэны, так что восстановить его не успели. Те корабли, что перевезли в Рамаллу войско Серлея, те же пираты и сожгли, как только их оставили без присмотра. Был свой флот у Дарри, но он на нём же и отбыл обратно в Настаран, и Гирхарт не стал противиться, понимая, что наместнику корабли тоже нужны. Тогда ещё союзнички под парусом вели себя более-менее прилично… Вообще, Настаран сейчас был прямо-таки образцовой провинцией. Местное население, неплохо ладившее с Тиокредом, приняло Дарри как его наследника, а тем из эмигрантов-кравтийцев, кого такое положение дел не устраивало, была дана возможность уехать. Большинство подались во всё тот же Тинин. Пёстрая компания бывших врагов пока ухитрялась неплохо там уживаться, чувствуя себя не кравтийцами и арнарийцами, а коэнцами в изгнании.
На пиратов же Гирхарт попытался воздействовать через Ваана. Конечно, прямо они ему не подчиняются, но Эмайя дружит с Кассаном не одно столетие, и есть надежда, что, если с ней удастся договориться, Ваан поумерит аппетиты своих союзничков. К тому же Гирхарт рассчитывал, что эманийский царь сейчас должен быть настроен миролюбиво. Он скушал оставшийся бесхозным Ханох, и ему потребуется время, чтобы его переварить. А морская торговля, что не говори, для него не менее важна, чем для Гирхарта. Поэтому маршал отправил к Ваану посольство с приветствиями и поздравлениями, а также предложением мира и союза. Подумал, не выразить ли недоумение по поводу скоропалительного мира с Серлеем, являвшимся по сути дела предательством Кравта, но решил, что не стоит. Увы, Гирхарт сейчас не в том положении, чтобы давить и требовать, а значит, лучше не создавать ненужной напряжённости.
Посольство было принято весьма благосклонно. Ваан, правда, ничего не обещая прямо, выразил полное согласие со своим старым другом и душевным соседом и твёрдое намерение в самом ближайшем будущем решить все спорные вопросы к полному взаимному удовлетворению. Когда Гирхарт читал привезённое его людьми письмо эманийца, его не оставляло чувство, будто он объелся мёда, но старый лис не обманул. Вскоре в Сегейр прибыло ответное посольство с более конкретными предложениями. И один из первых пунктов Гирхарта несколько удивил.
— Разумеется, наш союз будет нерушим, — вкрадчиво говорил глава посольства, плотный носатый человек с напомаженной седеющей бородой. — Но самые прочные союзы — те, что скреплены родственными узами. Мой царь почёл бы за великую честь породниться с доблестным победителем Коэны, да будет она проклята в веках.
— Вот как?
— У царя Ваана есть дочь — прекрасная, как заря весеннего дня, свежая, как цветок лотоса, стройностью стана не уступающая богиням. Царевна получила прекрасное воспитание, она говорит и читает на трёх языках, играет на многих инструментах, поёт… И, помимо всех этих совершенств, она кротка, скромна и послушна. Ей девятнадцать лет, но она не знала мужа, ибо царственный отец не мог отыскать достойного. Но теперь он с радостью отдал бы сие сокровище в руки великого Гирхарта, если бы…
— Ну-ну, — подбодрил Гирхарт, едва удержавшись, чтоб не поморщиться при упоминании о своем величии.
— Мужем дочери царя может быть лишь царь. Если бы славный маршал согласился возложить на себя царский венец, корабль невесты в тот же день был бы готов отплыть в Рамаллу.
Гирхарт помолчал. Мысль о женитьбе ему в голову пока не приходила. Как-то не до того было. Хотя что-то в этом есть…
— Я обдумаю ваше предложение, — сказал Гирхарт. — А пока давайте вернёмся к остальным вопросам.
Посол сладко улыбнулся.
— Разумеется, господин маршал. Мой царь надеется на благоприятный ответ по всем пунктам. Нет недоразумения, которого нельзя было бы уладить между родственниками.
Намёк был достаточно прозрачен. Женись, сукин сын, тогда можно будет и о торговле, и о пиратах поговорить.
Забавно, но в чём-то этот разговор перекликался с другим, который совсем недавно состоялся между ним и его новым советником по юридическим вопросам Каниэлом Лаваром. В тот день они обсуждали проект закона о гражданстве. Гирхарт довольно долго колебался, стоит ли давать равные права всем его нынешним подданным, но, в конце концов, решил, что это будет справедливо. Вот, если когда-нибудь к его государству присоединятся другие земли, тогда придётся решать заново. Именно в тот раз Каниэл и спросил его, а как, собственно, должно именоваться это государство?
— Полагаю, вы уже обдумали этот вопрос, — сказал Гирхарт.
— Да, — кивнул советник. — Поскольку оно включает в себя земли, населённые несколькими разными народами, то самым подходящим термином будет «Империя».
Гирхарт слегка поморщился, но кивнул:
— Допустим.
— Ну, а поскольку это Империя, — продолжил Каниэл, — то её правитель должен быть императором.
— Шутите?
— Нисколько. Впрочем, если вам не нравится этот титул, можно взять какой-нибудь другой. Но во главе страны должен стоять монарх. Не просто командующий расположенными в ней войсками, а коронованная особа.
Он сделал паузу. Гирхарт молчал, наклонив голову к плечу и с интересом ожидая продолжения.
— Так уж получилось, что вы являетесь единственной гарантией стабильности в стране, — продолжил Каниэл. — И легитимизация вашей власти способствовала бы укреплению этой стабильности. Ведь вы не можете не понимать, что, случись что с вами, ваши соратники немедленно раздерут государство на куски.
— И что изменится, объяви я себя императором?
— Вы сможете назначить себе преемника.
— По-вашему, это убережёт их от свары?
— Это придаст законности притязаниям одного из них, что может стать решающим. Да и в любом случае, господин маршал, жить вечно вы не сможете. Рано или поздно, но вам придётся подумать о наследнике. И лучше всего, если таковым станет ваш сын.
Рациональное зерно во всех этих рассуждениях было. Установление монархии действительно могло способствовать укреплению стабильности, а стабильность была нужна как воздух. И если уж нужен законный наследник, то эманийская царевна годилась на роль его матери не меньше других, и даже больше многих. Другое дело, что с такой женой придётся держать ухо востро, если она хоть немного похожа на своего папочку. Но допускать её к делам государственным Гирхарт и не собирался. У Фрины детей не было, и, судя по всему, уже не будет, так что, хотя Гирхарт ещё не говорил с ней, он был уверен, что она всё поймёт и не обидится. Вообще, с подругой ему на редкость повезло. Верная, преданная, понимающая, не пытающаяся что-то диктовать или требовать слишком многого, да ещё и полезная к тому же. Даже удивительно, что такой букет достоинств оказался совмещён в одной женщине.