В сомнении он даже обратился к Фрине, спросив, не видит ли она что-нибудь впереди, но жрица только развела руками. Она уже давно ничего не предсказывала, и теперь неохотно призналась Гирхарту, что опасается, как бы пророческий дар не оставил её навсегда. Гирхарт подумал, что на месте Фрины он бы вздохнул с облегчением. Знать, что ждёт тебя и других — не такое уж великое благо. Однако вслух он ничего подобного не сказал — Фрина сроднилась со своим даром, для неё он всегда был знаком её богоизбранности, и утрата предвидения для неё была равносильна осознанию того, что её Бог от неё отвернулся. А как жить без Него, она не знала.
Гирхарт мягко привлёк жрицу к себе и ласково погладил седеющие волосы, стянутые на затылке в тяжёлый узел.
— Пророчица или нет, ты моя единственная женщина, Фрина, — сказал он, — и я не представляю жизни без тебя.
И вдруг он понял, что, просто желая её утешить, неожиданно для себя сказал правду. До сих пор он не задумывался о месте, которое Фрина занимала в его жизни — всегда находились более важные темы для размышлений, а она просто была рядом, уже много лет. Его подруга, хозяйка его дома, добрая мачеха его сыновей…
Фрина подняла голову и улыбнулась, хотя её глаза влажно блестели.
— Не считая полудюжины девчонок, — сказала она, и, показывая, что это не упрёк, погладила его по щеке. Он перехватил её руку и прижал к губам.
— Их и считать не стоит. Ну что у них есть, кроме смазливых мордашек?
— Молодость, — тихо сказала Фрина.
— Ну-у… Сколько лет мы вместе, двадцать? И, клянусь Матерью, ты не постарела ни на день.
— Льстец, — засмеялась она. — Девятнадцать.
— Зачем мне льстить? Это правда. Хочешь, я приду к тебе сегодня?
Её глаза затуманились. Он знал, что она тоже вспомнила тот давний летний день, когда она впервые заговорила с ним.
— Лучше я к тебе. А теперь тебе надо идти. К тебе приехал Лавар — я видела, как он въезжал во двор.
— Тогда до вечера?
— До вечера.
Фрина ушла. Гирхарт проводил её взглядом. Он и в самом деле не льстил ей, или почти не льстил — годы были добры к ней, и в свои пятьдесят четыре она оставалась почти такой же статной, с лёгкой походкой и ясными глазами, только седины в волосах прибавилось. И его ждёт прекрасная ночь…
Усилием воли он отогнал эти мысли. Не сейчас. Сейчас надо что-то решать с просьбой Ваана. Или соглашаться, или отказывать, или начинать двойную игру. Приказав передать Верховному судье (Лавар занимал этот пост уже седьмой год), что примет его завтра утром, император заперся в своём кабинете, и долго сидел там, взвешивая все «за» и «против».
Да пошло оно всё к демонам, решил он наконец. Жадность губит, да и никуда от него Ханох с Эмайей не денутся, а не от него, так от его наследников. Ваан явно затеял какую-то хитрую игру, а, как известно, если противник что-то от тебя хочет, надо поступать наоборот. Чего от него хочет Ваан, Гирхарт не знает, а значит, лучше не делать ничего. Пусть царь сам со своим сыночком разбирается. Вот когда кто-то из них кого-то съест, тогда и посмотрим, что в этой ситуации можно будет сделать. Для чего надо, разумеется, узнать об эманийском раскладе как можно больше.
Посол, когда Гирхарт сообщил ему, что не собирается посылать войска за море, заюлил и принялся напоминать о многочисленных заслугах своего царя перед северным соседом. Ваан ведь был одним из первых союзников будущего императора, когда ещё даже боги не решили, стоять ли и дальше надменной Коэне, и не будут ли посягнувшие на неё повержены в прах. Гирхарт в ответ напомнил о мире, заключённом с Серлеем, что развязало коэнскому маршалу руки. Посол тонко намекнул, что самому Гирхарту это тоже было на руку. Гирхарт пожал плечами и сказал, что не хочет повторять чужих ошибок.
Следующим его посетителем стал Шармас, которому Гирхарт изложил новое задание: как можно больше узнать о том, что творится в Эмайе, а также о царской семье. Не сказать, что он не получал оттуда вообще никаких сведений, но всё же их было куда меньше, чем от северных и восточных соседей.
— Да, Ваше Величество, пренебрежение югом было нашей ошибкой, — наклонил голову начальник тайной службы. — В своё оправдание могу сказать лишь, что там работать труднее, чем среди варваров, уже бывших когда-то в составе империи.
— Вам не в чем оправдываться, Шармас, — сказал Гирхарт. — Вы правильно сказали «нашей», ведь это было и моей ошибкой.
— Вы очень великодушны, Ваше Величество. Я немедленно примусь за её исправление.
— Отлично. А пока подготовьте мне доклад о том, что можете сказать уже сейчас.
Доклад подтвердил то, о чём Гирхарт догадывался и сам. Сыновья Ваана (а их у него было, не считая ещё не вышедших из детского возраста, полдюжины) жили и между собой, и со своим родителем как кошки с собаками. Правда, до открытого столкновения дошло впервые, до сих пор они ограничивались подковёрными интригами. Тут же была дана и краткая характеристика на всех взрослых царевичей. Пожалуй, наибольшую опасность среди них представляли второй и четвёртый, так как были умнее прочих. Первый был или почитался любимцем отца, во всём следовал за родителем и, похоже, совсем не имел собственного мнения. Третий, тот, что поднял мятеж, был известен, как доблестный воин, но для политика, пожалуй, простоват. Пятый был слаб здоровьем, удивительно, как он вообще дожил до своих лет, так что его в расчёт никто не принимал, а самый младший был тёмной лошадкой. Интересно, что бы ответил сам Ваан, спроси его кто-нибудь, кто из его сыновей, по его мнению, больше других достоин занять эманийский трон?
Между тем события в Эмайе развивались. Восставшим удалось нанести войску царя серьёзное поражение, укрепив свои позиции. Вряд ли им удастся захватить всю державу, но вот перспектива отделить Ханох выглядела уже вполне реальной. Гирхарт даже задумался: может, и вправду Ваан испугался войны и попросил помощи у давнего союзника вполне искренне? Однако решил не торопиться с выводами и оказался прав. Спустя какое-то время пришло известие, что царевич (Гирхарт так и не запомнил его мудрёного имени) скоропостижно скончался. Говорили, что от лихорадки, но упоминали также и яд.
На этом история могла бы и закончиться, но неожиданно последовало продолжение, причём, похоже, неожиданно даже для самого Ваана. Старший сын, послушный и преданный, вдруг решил повести собственную игру. К тому времени Шармас уже предоставил Гирхарту более развёрнутые характеристики ваановых сыновей, и, по его мнению, царевич Хадрана был просто глуп. Вероятно, так оно и было, иначе Хадрана вряд ли решился бы продолжить проигранную братом партию. По докладам прознатчиков, Ваан был в ярости. И вот тут Гирхарт решил, что можно попробовать вмешаться.
Нет, он не стал предлагать военную помощь ни одной из сторон. Он предложил им обоим свою помощь в качестве посредника для улаживания конфликта. В письме Хадране он также добавил, что готов предоставить ему убежище в случае неблагоприятного развития событий. И если первой реакцией Ваана был решительный отказ, то его сынок с радостью ухватился за предложение Гирхарта. Похоже, он сам успел испугаться содеянного и теперь был готов отдать всё захваченное, лишь бы его простили и приняли обратно. Именно эта мысль и проходила красной нитью в его сумбурном ответном послании. Прочтя его, император уверился, что Шармас, составивший характеристику Хадраны, был трижды прав. Тот действительно был круглым дураком.
Между тем Ваан несколько остыл и решил, что даже сомнительную помощь с порога лучше не отвергать. Потому он тоже прислал письмо, в котором осторожно поинтересовался, что именно Гирхарт имеет предложить, выступая в качестве посредника.
Гирхарт с готовностью ответствовал, что возьмётся донести до царевича любую волю его отца, и надеется, что сумеет склонить его к миру, если, конечно, сам Ваан готов к разумному компромиссу. Хадрана желал бы остаться правителем Ханоха, разумеется, принеся отцу вассальную присягу, но если царя это не устраивает, пусть он сообщит, на каких условиях он готов помириться с мятежным сыном. На самом деле ничего подобного Хадрана его передавать не уполномочивал, но Гирхарт нахально присвоил себе право выдвигать требования и предложения от его лица, не спрашивая согласия. Всё равно возражать не станет, а если и станет, приструнить его будет проще простого.
Разумеется, предложение Ваана не устраивало. Его устроила бы только безоговорочная капитуляция, однако прерывать переговоры он не спешил. Похоже, он всё же надеялся, что с помощью Гирхарта любимого сыночка удастся приструнить без крови. Начался торг. Ваан в свою очередь заявил, что готов простить сына, если тот вернёт всё захваченное и смиренно явится просить прощения. Хадрана был бы и рад, но Гирхарт не собирался отправлять его каяться, успешно запугивая царевича напоминаниями о коварстве Ваана, с которым его сын был знаком не понаслышке. Переговоры затягивались, Ваан явно терял терпение, и тогда Гирхарт решился на то, к чему его когда-то подталкивали. Он предложил Хадране своё покровительство и помощь, в том числе и военной силой, при условии, что тот принесёт ему вассальную присягу. В случае успеха Ханох оказывался в руках Гирхарта, а с царевичем можно будет разобраться чуть позже.
Согласие не заставило себя ждать. Причём привёз его Ваанов сынок лично, дождаться исхода в Ханохе ему не хватило смелости. Он оказался примерно таким, каким Гирхарт его себе и представлял. Внешне это был весьма красивый мужчина лет двадцати семи, с роскошной, несмотря на молодость, бородой, по восточному обычаю тщательно расчёсанной и напомаженной, с тонкими чертами лица и большими глазами. Но за этой утончённой красотой угадывалась пустота. Дамский угодник, с первого взгляда определил Гирхарт, любит принимать картинные позы, но за меч последний раз брался года два назад, да и то, чтобы произвести впечатление на какую-нибудь девицу. Такого, пожалуй, можно будет даже не убивать, а просто поместить под надёжный пригляд. Сам по себе он опасности не представляет.