— Для того заведения необязательно.
Джон пошел за ним к фургону, стоявшему за учебными корпусами и, видя, как Том оглядывается на административный корпус с начальственным кабинетом Берни, с улыбкой покачал головой. Том это заметил.
— По-прежнему носишь факел перед монахиней?
— Что ты знаешь? Тебя шесть лет не было…
— Помню.
Том махнул на зеленый фургон, и они влезли в него.
Такие знакомые и такие чужие места. Спустя много лет, Джон с болью подмечал перемены — вместо призрачных лесов, где они бродили с Томом, выросли дома; узкая протока с маленькой лодочной пристанью превратилась из ручейка почти в реку; деревянные, потрепанные непогодой причалы сменились бетонными, пригодными для крупных моторок…
— Смотри-ка, — встрепенулся он, — причал Чарли…
— Теперь он называется яхтенным.
— Никаких весельных лодок не вижу.
— А их тут и нет. Теперь все заводят суда покрупнее. Мальчишкам не хочется грести в болотах, они предпочитают моторные лодки, а родители — огромные дизельные вонючки.
— Чарли по-прежнему тут заправляет?
Том отрицательно покачал головой.
— Кто-то заплатил ему столько, что он уехал во Флориду, живет в кондоминиуме, сходит с ума, лишившись самого дорогого — лодок, пристани и воды. Ничего нельзя продать, не разорвав себе сердце. Как я слышал, прошлой весной у него был инфаркт.
— Все изменилось, — пробормотал Джон, глядя на лодочные причалы, но имея в виду другое.
— Кое-что, — поправил Том, понимая его. — Обожди, еще не так удивишься, когда увидишь, куда я тебя привезу.
И действительно, через пару миль они подкатили к кафе-мороженому под названием «Рай» — к старому маленькому заведению на краю болотной топи со столиками для пикника над ручьем, бежавшим к устью реки Коннектикут и проливу Лонг-Айленд. Когда-то Джон с Хонор и девочками постоянно ходили сюда, лакомились рулетами из омаров, запеченными морскими гребешками, лучшим сливочным мороженым.
Том с Джоном встали в длинную очередь, выстроившуюся к прилавку.
— Вкусно пахнет, — заметил Джон.
— В честь твоего возвращения можно было бы пойти в шикарное заведение, но…
— Ты же хорошо меня знаешь. Лучше «Рая» не бывает.
Том улыбнулся, словно скрывал от Джона какую-то тайну. Джон хотел было спросить, что это за секрет, но не сделал этого — даже просто стоять в очереди было очень приятно. Машины подъезжали, отъезжали, играло радио, мимо прошло семейство с подносами, по громкоговорителю объявляли номера готовых заказов, молодая пара лакомилась мороженым в рожках под высоким деревом на улице…
— Чего желаете? — спросила девушка.
— Очень многого, — ухмыльнулся Том, и Джон, подняв глаза, вдруг понял тайну Тома — перед ним стояла его дочь.
— Реджис! — воскликнул он.
— Привет, пап! — ответила она удивленно и радостно. — Привет, Том.
— Ты здесь работаешь? — спросил Джон, глядя в сияющие глаза той самой девочки, которую помнил. У нее был столь же взволнованный вид, как обычно при неожиданной встрече с отцом.
— Помимо библиотеки, — объяснила она. — Зарабатываю на свадьбу.
— Да, на свадьбу… — пробормотал он. — Об этом я хотел бы подробно услышать.
— Заказы принимаются? — крикнул кто-то из хвоста очереди.
Джон оглянулся, сверкнув глазами на мускулистого парня, пляжного лодыря с выгоревшими на солнце волосами, обнимавшего за плечи подружек, подчеркивая свою крутость.
— Я разговариваю со своей дочерью.
— Спокойно, — предупредил Том.
Можно было бы одним ударом вбить парню зубы в глотку. Том схватил Джона, пригвоздил взглядом, вернув его из тюрьмы Портлаоз в настоящее время, заставив забыть об усвоенных там уроках.
— Папа, он просто хам, — заторопилась Реджис. — Приходит сюда каждый день, постоянно себя так ведет. Давайте, я у вас приму заказ, а потом отпрошусь, хорошо?
— Конечно, — кивнул Том. — Два рулета из омаров в честь приезда твоего отца, жареную картошку, салат под майонезом и прочее. Может быть, две бутылки шипучки?
— А мне гребешки, — вставил Джон.
— Принято, — слегка запнулась Реджис. Взяла у Тома деньги, дала сдачу, быстро взглянув на отца. — Ваш заказ двадцать пятый. Встретимся за столиком.
— Ну-ка, тише, — приказал Том, когда они проходили мимо парня с пляжа. Джон хотел заверить, что беспокоиться нечего — уже проехали, — и вскользь глянул на пристально смотревшего на него хулигана.
— Вон она, — вымолвил Джон, когда они обошли кафе с другой стороны и увидели Реджис, бежавшую к столикам для пикника.
— Угу, — подтвердил Том, шагнув ей навстречу.
Во дворике за «Раем» стоял десяток столиков, и Джону казалось, что они с женой и детьми сиживали за каждым. Любили по традиции заходить сюда летом, особенно в июле и августе. У всех были любимые блюда — Хонор с Агнес неизменно заказывали рулет из омара, а Джон с Реджис — печеные гребешки. На десерт ели сливочное мороженое в рожках.
— Эй! — воскликнула Реджис.
— Привет, красотка, — откликнулся Том. — Ну, что, папа вернулся?
— Невероятно. — Она бросила на отца сияющий взгляд.
— Могу подтвердить, — кивнул он.
— Я чуть не разуверилась.
— Правда? — с острой болью переспросил Джон.
— Тебя так долго не было… Мы по тебе тосковали.
— Ты себе даже не представляешь, как я тосковал…
— Сес была совсем маленькая, когда тебя не стало, — добавила Реджис.
— Знаю. Агнес тоже. Собственно, вы все трое.
— Сеслу видел? — спросила она.
— Недавно, сегодня, — подтвердил Джон, опустив глаза, захваченный нахлынувшей волной переживаний.
— Пап, она тебя любит… Все мы.
Джон взглянул на трясину, на маяк в Сэйбрук-Пойнт. В сгущавшихся сумерках яркий луч сверкал в розоватом небе. Возле маяков он создавал любимые произведения из собранного на берегу топляка, который устанавливал на песке, потом фотографировал, перекладывая обломки крушения, средства спасения жизни.
— Расскажи отцу о своей работе, — вмешался Том.
Джон мельком бросил на него благодарный взгляд и улыбнулся дочке, на редкость очаровательной, до смешного молоденькой в синем форменном платье.
— Ну, работа тяжелая. Бесконечные очереди, порой попадаются идиоты, вроде того самого парня в хвосте. Впрочем, почти всегда интересно. Родители с детьми приветливы, мои друзья не позволяют меня оскорблять.
— Тетка твоя здесь раньше работала летом, — сказал Джон. — Мы точно так же ее охраняли.
— Тетя Берни? Быть не может! До того, как стала монахиней?..
— Вот именно, до того самого черного дня, — вставил Том. Джон выразительно на него покосился, подняв брови.
— Она мне никогда не рассказывала, — расхохоталась Реджис. — Наверно, чтобы я ее не поддразнивала.
— Ей бы это понравилось, — криво ухмыльнулся Том. — Сестра Бернадетта Игнациус ненавидит гамбургеры…
— Помнишь, как мы сюда приходили, когда были маленькими? — спросила Реджис, не сводя с отца глаз.
— Как раз только что вспоминал, как мы с тобой заказывали гребешки.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я их с тех пор не ела.
— Почему? Разлюбила?
— Слишком напоминают мне о тебе. Я не могла их есть, пока тебя не было.
Джон кивнул, хорошо понимая. Каждый вечер за шесть лет в тюрьме он после ужина старался чем-то заняться. Как ни странно, тяжелое чувство вызывал не сам ужин, а время, наступавшее после него, когда он в прошлой жизни помогал дочерям мыть посуду, рассказывал сказки, гулял вместе с ними и с их матерью, глядя на звезды. Он потянулся и взял Реджис за руку.
— Я вернулся.
Она покачала головой, из глаз брызнули слезы, потекли по щекам.
— Нет. Домой не вернулся.
— Реджис… на это нужно время.
— Она тебя не пускает?
— Твоя мать ни в чем не виновата.
— Почему не прощает тебя? Ведь ты никого не хотел убивать…
Джон чувствовал на себе взгляд Тома, не смея взглянуть на него. Желудок сжался в тугой ком, между лопатками потекли струйки пота.
— Я не должен был выходить из дома… Должен был догадаться, что ты побежишь за мной… — осторожно объяснил он. — По-моему, именно это ее рассердило.
— Ты не остановил бы меня, даже если бы захотел, — заявила Реджис.
Он чуть не улыбнулся. Дочь абсолютно права. С раннего детства была его тенью. Он учил ее лазить по скалам, сперва потихоньку, а потом удивлялся, что она взбирается на вершины быстрее него. Ему всегда нравились приключения, и дочь унаследовала от него эту склонность.
— Это можно без конца обсуждать, только прошлое не изменить, детка.
— Знаю, — кивнула она, и у него мороз пробежал по спине от ее безнадежного тона.
— Заказ номер двадцать пять! — прогремел из динамика голос.
— Наш, — встрепенулся Том.
— Позволь мне, — вскочил Джон. Он считал это дело своим, отцовским — всегда бегал за блюдами. Порой за ним увязывалась Реджис, хватала салфетки, пластмассовые вилки. Сегодня она осталась на месте, сидя рядом с Томом. И Джон слегка огорчился — еще один признак перемен, произошедших в мире за время его отсутствия.
Но он придумал еще кое-что. Подбежав к прилавку, назвал номер заказа стоявшему за ним подавальщику. Тот протянул поднос, Джон полез в карманы, проверяя, хватит ли денег.
— Все в порядке. Заказ оплачен.
Джон высыпал на прилавок монеты.
— Нельзя ли добавить еще кое-что?
— Пожалуйста, — кивнул парень, принимая заказ.
Казалось, прошла вечность, хотя Джон видел — мальчишка обслуживает его вне очереди, может быть, потому что он уже ждет с подносом, или потому что знает, что это для Реджис. В любом случае, через пять минут вернулся к столику.
— Ты мне тоже шипучку принес? — воскликнула Реджис, глядя на три высоких бумажных стаканчика.
— Принес, — подтвердил Джон, протянув ей стакан.
— А это что? — спросила она, глядя на картонный под-носик с хрустящими золотисто-коричневыми гребешками, картошкой и горсткой салата в сторонке.
— Печеные гребешки. — Он поставил картонку на стол перед ней. Немного, но все-таки кое-что.