Брендан не ответил, превратившись во врача, старательно нащупывая и считая пульс, не понимая, что сердце у нее частит от его прикосновения. Она внимательно смотрела на него. Озабоченные голубые глаза вырабатывали какое-то электричество, Агнес чувствовала ток.
— Ты ее нарисовал.
— Кого?
— Сеслу. На своей машине.
Он не ответил, по-прежнему держа ее за запястье. Потом медленно разжал пальцы, просто взяв за руку. На улице и в магазине было очень жарко, а здесь веял прохладный ветерок. Почувствовав его на коже, Агнес задрожала.
— Покажешь мне свой снимок? — спросил Брендан, не ответив на вопрос.
Она кивнула, и, почти как во сне, повела его по дому, по коридору, к их общей с сестрами комнате. Там никто из парней никогда не бывал, даже Питер. Но Агнес нисколько не колебалась, желая показать, где спит, где лежит фотокамера.
— Вот, — потянулась она к полке.
Он стоял рядом, поддерживая ее, помогая достать аппарат.
Они сели на краешек ее кровати. Агнес взглянула на него — не озадачен ли допущением в сокровенное святилище девочек Салливан. Комната хранит столько сестринских тайн — книжки, рисунки, плакаты, вырезки из газет, шарфики, шкатулки с украшениями, разбросанная повсюду одежда, включая, к смущению Агнес, лифчик Реджис персикового цвета, валявшийся на письменном столе, и лиловые трусики, случайно повисшие на настольной лампе. Но Брендан смотрел только на дисплей фотокамеры.
— Снимок здесь? — спросил он.
— Да, — кивнула она.
Проверила, что аппарат заряжен, включила. Брендан всматривался через ее плечо в сменявшиеся на дисплее кадры: смеющаяся Сес, приветственно машущие Реджис и Питер, Сесла на подоконнике, мать Агнес за мольбертом, а потом…
— Вот, — выдохнула Агнес, когда белая вспышка вошла в фокус. И протянула ему аппарат.
Он взял его обеими руками. Видя, как они дрожат, она придержала их своими ладонями. Он пристально смотрел, приоткрыв рот. Разглядывал белый размытый всполох на снимке. Наклонился поближе, и Агнес впервые заметила то, чего раньше не видела — на белом туманном фоне чей-то профиль, намек на лицо.
— Похоже на… — взволнованно пробормотал он.
— На ангела, правда?
— Я хочу сказать… на морское чудовище Келли, выплывающее из белой пены волн.
— На морское чудовище Келли? — переспросила она, вспомнив кольцо Тома.
Брендан сунул ей фотокамеру, которая выскользнула из ее руки, грохнулась об пол. Агнес резко наклонилась, шапочка упала. Схватив камеру, увидела трещину на дисплее.
— Ой! — крикнула она, закрыв руками безобразную выстриженную проплешину и повязку.
— Ты что?
— Не смотри на меня! Я безобразная…
— Нет, — сказал он. — Ты прекрасная. Вдобавок я уже это видел. Я же за тобой ухаживал, помнишь?
Агнес опустила голову, всхлипывая, огорченная собственным видом, тем, что он все уже видел, разбитой фотокамерой. Даже если Брендана разочаровал тот факт, что снимка он уже никогда не увидит, он ничем этого не выдал. Наоборот, сиял и светился, с лучистым взглядом и широкой нежной улыбкой.
— Волосы отрастут.
— Да не только в этом дело, — плакала она. — Снимок пропал. Я думала, что единственный раз сняла ангела, а теперь его нет.
— Я сначала принял его за чудовище, — пробормотал он.
— Не может быть, — всхлипнула она. — Он был слишком красивый…
— По-моему, иногда ангелы и чудовища одинаковые, — сказал Брендан, обнимая ее, приглаживая свесившиеся ей на глаза волосы. — И вообще, не бойся. Ничего не пропало.
— Откуда ты знаешь? — спросила она, посмотрев на него.
— Кого бы ты ни вызвала, ангела или чудовище, они здесь, охраняют тебя, — прошептал он, ласково ее целуя. — Потому что действительно важное не пропадает…
У Агнес подогнулись колени, она села. Он коснулся ее губ своими, мягкими, теплыми. Она растворилась в его объятиях, прильнув к груди, кожей чувствуя кожу. Увидела звезды четче, чем снимок ангела. Сесла мяукнула с верхней койки, Агнес едва расслышала. А Брендан услышал и после следующего поцелуя слегка отстранился, взглянув наверх.
— Эй, привет, — сказал он. Сесла взглянула сверху зелеными глазами. — Ты наша попечительница?
— Ты ей нравишься, — заметила Агнес.
— Она мне тоже нравится. — Он медленно протянул руку к кошке, погладил по голове. Сесла зашевелила усами, замурлыкала.
— Любишь кошек?
— Эту люблю.
— Ты ведь ее раньше видел, правда?
— Пару раз видел на стенах, — тихо признался Брендан.
— Когда здесь бывал? — уточнила Агнес, чувствуя, как волосы встают дыбом. Она знала, что он уже встречал Сеслу — разумеется, если нарисовал ее на машине, сидящую на стене.
Но тут хлопнула дверь, ворвалась Реджис, влетела босиком в спальню, усмехнулась, увидев там сестру с Бренданом.
— В нашей комнате парень! С ума сойти!
— Привет, Реджис, — поздоровался Брендан.
— Ребята, время поджимает. Агнес, если ты позабыла, папа сегодня приходит обедать, причем очень скоро. Надо еще почистить моллюсков, пирог испечь. Давайте, шевелитесь!
— Я лучше пойду, — сказал Брендан, посмотрел на Агнес, приложил к ее щекам ладони. Смотрел такими горящими глазами, что она чувствовала жар всем телом.
— Ладно, — кивнула она. — Только я хочу еще послушать.
Он не сводил с нее взгляда — хотелось бы, чтобы не уходил никогда.
— И я хочу тебе еще кое-что рассказать.
Когда он вышел из комнаты, Агнес практически не могла сдвинуться с места. Прикоснулась к постели там, где он сидел с ней рядом, где еще сохранилось тепло. Наверху мурлыкала Сесла, словно с радостью вспоминала таинственную историю, связывавшую ее с Бренданом.
Агнес бросила взгляд на Реджис, которая выглянула в коридор вслед Брендану, а потом повернулась к сестре.
— Папа действительно вернулся домой, — вымолвила Агнес. — Даже не могу поверить.
— Думаешь, все будет, как раньше?
— Когда раньше?
— Когда мы были маленькие, а они с мамой очень любили друг друга. Когда мы все были счастливы. Думаешь, это вернется?
— По-моему, никогда и не пропадало.
— Правда? — переспросила Реджис, нахмурившись, отчаянно стараясь поверить, отчего глаза наполнились слезами.
— Правда, — шепнула Агнес, встала, обняла сестру, все еще кожей чувствуя Брендана. — Потому что действительно — важное не пропадает.
Глава 17
Хонор нервничала, как много лет назад перед летними танцами. Хотя событие затевалось для девочек, тщательно выбрала платье — синее, простое, облегающее, без рукавов. Вечер жаркий, в нем будет прохладно. Убеждала себя, что выбор абсолютно не связан с тем фактом, что синий — любимый цвет Джона. Надела на шею нитку черного жадеита, серебряный браслет на руку, ноги сунула в голубые сандалии, а потом сбросила их. За летним обедом все обычно босые.
Войдя на кухню, увидела девочек, выполнявших предписанную каждой работу. Реджис стояла у раковины в зеленом фартуке поверх розового сарафана, ловко чистя маленьких моллюсков, выкладывая на серебряный поднос. Сес в синих шортах и светло-желтом топе смешивала соус, пробуя и морща нос от слишком большого количества хрена. Агнес в белом хлопчатобумажном платье сидела за кухонным столом, раскладывая сыр и крекеры. Кухню наполнял запах клубничного пирога, который еще был в духовке, и все это переполнило Хонор волнением.
— Ой, — воскликнула Сес, глядя на свою рубашечку. — Забрызгалась!
— Пойдем, детка. — Хонор повела ее к раковине. — Сейчас все поправим.
— Мне переодеться? — спросила она, когда мать пустила холодную воду и принялась отмывать томатный сок. — Не хочу его впервые увидеть с таким жутким мокрым пятном!
— Ты увидишь его не впервые, — заметила Хонор. — Ты его видела в момент рождения, потом еще семь лет, а потом в Портлаоз, потом снова на этой неделе…
— Ты знаешь, что я имею в виду, — панически крикнула Сес. — Я хочу ему понравиться!
— Понравиться? — переспросила мать. — Сес, он тебя любит.
— А вдруг нет? — твердила дочь. — Он меня почти не знает! Вдруг решит, что я не такая умная, как Реджис, не такая хорошенькая, как Агнес? Пойду, переоденусь.
И выскочила из кухни, не обращая внимания на оклики матери и сестер. Хонор чувствовала усталость, но, взглянув на дочерей, поняла, что надо бежать за Сесилией. Поспешив в спальню, застала ее в слезах перед открытым платяным шкафом, откуда она вытаскивала кофточки и швыряла на кровать. Ничего не годится. Сес в полном отчаянии захлебывалась в рыданиях.
Хонор обняла ее, дрожавшую почти до потери сознания, крепко прижала к себе, утешительно зашептала:
— Ты наша дорогая малышка, он тебя любит не меньше, чем я.
— Да он меня не зна-а-ает, — протянула она.
— Нет, знает, — заверила Хонор.
— Откуда тебе известно? Его с нами не было!..
— Ты его дочь. И поэтому он тебя любит.
— Он любит Реджис за то, что она умная, веселая и ненормальная, точно так же, как он. Любит Агнес за то, что она святая, блаженная, добрая, точно, как ты. — Хонор никак не ожидала подобной оценки, но не отреагировала, держа себя в руках. — А я? За что ему меня любить?
— За то, что ты Сесилия Бернадетта Салливан. Наша девочка. Его девочка… Я помню тот день, когда ты родилась. Он был рядом со мной… — Она улыбнулась, умолкла, не в силах продолжать. Видела глаза Джона, улыбку, когда он нянчил новорожденную дочку. — Знаешь, что он тогда сказал?
— Что? — встрепенулась Сесилия.
— Заглянул в твои голубые глаза и сказал: «Я ждал тебя».
— Правда?
— Правда. Именно так и сказал.
— Как же он мог меня ждать, если даже не знал, кто я?
— По-моему, знал, — ответила Хонор. — Мы оба знали. И поэтому так тебя любим, всегда любили и будем любить. Не представляем себе жизни без Сес.
— Идет! — крикнула Реджис. — Идет по винограднику! Скорее бегите сюда…
— Надо идти, — согласилась Хонор. — Выбирай рубашечку, детка.
— Эту? — Сес схватила рубашку в бело-синих полосках.