Сафия потрепала его по плечу.
– Мистер Бишоп, отправляйтесь-ка спать.
Опреснительный завод наконец полностью скрылся за выступающим мысом. Вокруг остался один мрак, который нарушался только огнями яхты, отражающимися в воде. Палубу «Шабаба Омани» освещали фонари и гирлянды электрических лампочек, которые помогали матросам работать с такелажем и убирать паруса, готовя корабль к надвигающемуся шторму. Команда состояла в основном из стажеров, молодых моряков Королевского военно-морского флота Омана, проходивших подготовку, пока корабль находился дома и совершал непродолжительные плавания вдоль побережья. Через два месяца «Шабабу Омани» предстояло принять участие в большой регате.
Негромкие голоса матросов разорвал резкий крик, прозвучавший на палубе. За возбужденным арабским ругательством послышался громкий треск. Обернувшись, Сафия увидела, что центральный грузовой люк распахнулся настежь и сбил с ног одного из матросов. Вслед за этим из открытого трюма вылетел второй матрос и рухнул на палубу. Причина его сумасшедшего полета следовала за ним по пятам, громыхая копытами по доскам. Взбежав по пандусу, на палубу выскочил белый жеребец. Тряхнув гривой, он остановился, сверкая серебром в лунном свете. Его глаза были подобны раскаленным уголькам. Вся палуба огласилась криками.
– Господи! – ахнул у Сафии за спиной Клей.
Угрожающе заржав, жеребец осел назад, затем рванул вперед, колотя копытами по дощатой палубе. Перед тем как привести лошадь в трюм, ее спутали, однако веревки перетерлись. Матросы забегали вокруг жеребца, размахивая руками, пытаясь загнать его обратно. Благородное животное затопталось на месте, лягаясь, тряся головой и скаля зубы. Сафия поняла, что эта лошадь – одна из четырех, погруженных на яхту: два жеребца и две кобылы направлялись на султанскую конюшню под Салалой. Судя по всему, тот, кто спутывал лошадей, сделал это небрежно. Застыв у ограждения, Сафия наблюдала за тем, как команда сражается с жеребцом. Кто-то принес веревку и попытался набросить на лошадь аркан. Неудавшийся ковбой, получив удар копытом по ноге, с громким криком заковылял прочь. Жеребец бросился в сплетение снастей, бесстрашно прорываясь вперед. На палубу рухнула электрическая гирлянда. Послышались хлопки бьющихся и гаснущих лампочек. Крики становились все громче. Наконец в руках одного из матросов появилась винтовка. Разбушевавшийся жеребец угрожал жизни людей и мог повредить корабль.
– Ла! Нет!
Привлеченная видом мелькнувшего голого тела, Сафия устремила взор в другую сторону. На палубе среди одетых матросов появилась бегущая полуобнаженная фигура. Одетый лишь в длинные трусы, Пейнтер Кроу был похож на настоящего дикаря. Его длинные волосы были спутаны; судя по всему, он только что вскочил с койки, разбуженный криками и конским топотом. Схватив с бухты каната кусок брезента, Пейнтер протиснулся через столпившихся матросов.
– Ва-ра! – крикнул он по-арабски. – Всем назад!
Расчистив в толпе матросов круг, Пейнтер замахал брезентом. Это движение привлекло внимание жеребца. Благородное животное отпрянуло назад, осев на задние ноги, принимая угрожающее положение. Но черные угольки глаз оставались прикованными к брезенту и человеку. Противостояние матадора и быка.
– Йе-ээх! – крикнул Пейнтер и взмахнул рукой.
Опустив голову, жеребец отступил еще на шаг. Американец стремительно бросился вперед – но не прямо на жеребца, а чуть вбок, набрасывая ему на голову кусок брезента и полностью закрывая морду. Жеребец ударил копытом, бешено крутя головой, однако так и не смог освободиться от брезента. Опустив копыта на доски палубы, благородное животное застыло неподвижно, ослепленное, растерянное. В свете луны было видно, как дрожит его тело, покрытое бисеринками пота. Пейнтер держался от него поодаль. Он заговорил, слишком тихо, чтобы Сафия смогла разобрать слова. Однако она узнала этот тон. Она его уже слышала на борту самолета. Простые ласковые слова.
Наконец Пейнтер осторожно шагнул вперед и положил ладонь на вздымающийся бок коня. Тот, заржав, мотнул головой, но теперь уже гораздо спокойнее. Подойдя ближе, Пейнтер потрепал жеребца по холке, продолжая что-то нашептывать ему на ухо. Другой рукой он взял перетертую веревку, прикрепленную к недоуздку, и медленно повел жеребца за собой. Благородное животное, ничего не видя, подчинилось знакомым ощущениям и поверило человеку.
Затаив дыхание, Сафия следила за происходящим. Тело Пейнтера блестело от пота, как и шкура жеребца. Американец провел растопыренными пальцами по взъерошенным волосам. Не дрожала ли его рука? Пейнтер обратился к одному из матросов, и тот, кивнув, взял веревку и повел жеребца в трюм.
– Классно сработано, – одобрительно заметил Клей Бишоп, гася сигарету.
Всеобщее возбуждение постепенно улеглось, и команда вернулась к работе. Оглядевшись вокруг, Сафия заметила, что почти все члены экспедиции Кары собрались на палубе: напарница Пейнтера в халате, Денни в футболке и шортах. Кара и Омаха еще не успели переодеться. У них за спиной стояли четверо высоких суровых мужчин в одежде армейского образца. Сафия видела их впервые в жизни.
Пейнтер появился из люка, ведущего в трюм, со скатанным куском брезента в руках. Матросы встретили его приветственными криками. Кое-кто даже похлопал американца по спине. Смущенный Пейнтер снова рассеянно провел рукой по волосам. Поддавшись внезапному порыву, Сафия шагнула ему навстречу.
– Здорово у вас получилось, – сказала она восхищенно. – Если бы жеребца пришлось пристрелить…
– Я не мог этого допустить. Все вышло само собой.
Приблизившись к ним, Кара скрестила руки на груди. Ее лицо оставалось непроницаемым, однако обычная неприязненная усмешка исчезла.
– Это был лучший жеребец из конюшни султана, его любимец. Его величество обязательно узнает о том, что здесь произошло. Вы только что обзавелись хорошим другом.
Пейнтер пожал плечами.
– Я сделал все это ради лошади.
Рядом с Карой остановился Омаха. На его раскрасневшемся лице было написано неприкрытое раздражение.
– Где ты так научился обращаться с лошадьми, tonto?[6]
– Омаха… – начала было Сафия.
Пейнтер пропустил оскорбление мимо ушей.
– В Клермонских конюшнях в Нью-Йорке. Мальчишкой мне приходилось зарабатывать на жизнь, убирая конюшни.
Похоже, он только теперь обратил внимание на свой вид.
– Извините, мне нужно вернуться в каюту.
Кара произнесла официальным тоном:
– Доктор Кроу, я буду очень признательна, если вы, перед тем как отойти ко сну, заглянете ко мне в каюту. Мне бы хотелось обсудить с вами порядок действий после того, как мы прибудем в порт.
От изумления Пейнтер широко раскрыл глаза.
– Разумеется.
Кара впервые сделала шаг навстречу. Сафию это нисколько не удивило. Она знала, какую глубокую любовь питает к лошадям ее подруга – такого чувства не удостаивался от нее ни один мужчина. В свое время Кара была чемпионом по выездке. Своевременным вмешательством Пейнтер, спасший жеребца, заслужил признательность не только султана. Пейнтер кивком попрощался с Сафией. В свете фонаря сверкнули его глаза. Молодая женщина почувствовала, что у нее сперло дыхание. Она так и не смогла вымолвить ни слова.
Американец удалился, пройдя сквозь шеренгу выстроившихся позади Кары четверых мужчин. Остальные последовали за ним, расходясь по своим каютам. Только Омаха продолжал стоять рядом с Сафией. Обернувшись, Кара обратилась по-арабски к высокому черноволосому силачу, облаченному в одежду защитного цвета и традиционный оманский головной убор шамаг. Бедуин. Остальные трое были одеты так же. Сафия отметила пистолеты в кобурах на ремне. У того, к кому обратилась Кара, за поясом торчал кривой кинжал. Судя по виду, это было не церемониальное украшение, а смертоносное оружие, которое регулярно использовали по назначению. Несомненно, из четверых он был главным. Среди остальных его выделял бледный узловатый шрам, пересекающий горло. Выслушав Кару, предводитель кивнул, после чего вполголоса обратился к своим людям. Все четверо удалились.
– Кто это? – спросила Сафия.
– Капитан аль-Хаффи, – объяснила Кара. – Из оманской пограничной военизированной охраны.
– «Призраки пустыни», – пробормотал Омаха, употребляя прозвище оманских пограничников.
«Призраки» являлись элитными воинскими частями вооруженных сил Омана. Они вели непрестанную войну с контрабандистами и наркоторговцами в безлюдной пустыне, проводя целые годы в раскаленных безжизненных песках. Более крепких и выносливых людей не было во всем мире. Английские и американские части специального назначения обучались методам ведения боевых действий и выживанию в пустыне у бывших «призраков».
Снова заговорила Кара:
– Капитан аль-Хаффи и его люди вызвались охранять нас во время экспедиции. Естественно, с разрешения султана Кабуса.
Сафия проводила взглядом спускающихся вниз пограничников. Омаха, потянувшись, зевнул.
– Я намереваюсь подавить несколько часов подушку. До самого рассвета.
Он оглянулся на Сафию. Его глаза были скрыты под бровями.
– И тебе тоже неплохо было бы постараться немного поспать. Впереди нас ждет длинный день.
Сафия рассеянно пожала плечами. Ей не хотелось соглашаться с Омахой даже в таком пустяковом вопросе. Омаха отвел взгляд. Впервые Сафия обратила внимание на следы прошедших лет у него на лице, на ставшие более длинными и глубокими морщинки в уголках глаз, на мешки под глазами. Увеличилось количество ниточек-шрамов. Грубое обаяние никуда не делось. Светло-соломенные волосы, жесткие черты лица, голубые глаза. Однако мальчишеское очарование поблекло. Теперь Омаха выглядел уставшим, выгоревшим на солнце. И все же, когда он отвернулся, у Сафии внутри что-то шевельнулось – старая боль, теплая и знакомая.
Омаха прошел мимо, и она уловила исходящий от него терпкий аромат, напоминание о том мужчине, который когда-то давно спал в палатке рядом с ней. Сафии пришлось сделать над собой усилие, чтобы не схватить его за руку, не задержать рядом с собой еще на мгновение. Однако какой бы был от этого прок? В отношениях между ними не осталось слов – лишь неуютное молчание. Омаха удалился. Обернувшись, Сафия поймала на себе пристальный взгляд Кары. Та покачала головой.