Лицо его снова приобрело цементный оттенок, губы сжались так плотно, что между ними было не пропустить даже иголку. Вакс, не раздумывая ни секунды, схватил кота за голову своей огромной пятернёй. Раздался негромкий хруст. Он свернул бедному коту шею так быстро, что тот даже не успел издать ни звука. Мохнатое тело безжизненно завалилось на бок прямо на рабочем столе Германа. Челюсть скульптора отвисла от такого хладнокровия. Всё произошло за одну секунду: хрясь – и всё. Герман, как загипнотизированный, смотрел на животное и не мог сдержать слёз. Впервые в стенах его мастерской произошло не воскрешение, а убийство. Это было жестоко, мерзко, нечестно и…
– Хватит ныть, – злобно и совершенно трезво проскрежетал сквозь зубы Вакс, – я убил кота дочери ради твоей упёртой глупости, его смерть на твоих руках! Завтра ты вешаешь замок на свою помойку! Собираешь вещички! И топаешь ко мне подметать полы, месить глину и!..
Герман схватил пушистый труп и прикоснулся одной из его лап к глиняной скульптуре. Яркий свет тут же ударил в глаза им обоим. Прячась от вспышки, Вакс отшатнулся назад и, споткнувшись о табурет, рухнул на пол, по дороге задев плечом угол стола. Сперва он громко взвыл, приложившись щекой о паркет, затем, долго и смачно выматерившись, наконец спросил: «Что это сейчас было?!» Свет погас.
Поднявшись и поглаживая больное место, он подошёл туда, где рядышком лежали два бездыханных кошачьих тела. Одно из них по-прежнему выглядело безнадёжно мёртвым, а вот второе, то, что было глиняным, покрылось паутиной трещин, которая быстро разрасталась. Куски глины медленно отваливались и превращались в песочные кучки на столе. Из проплешин наружу лезла белая шерсть.
Герман не смотрел. Он уставился в окно, молча наблюдая за тем, как проносится ночь и на фасадах соседних домов медленно собираются рассветные краски.
Раздался знакомый треск, кот вылез из своего кокона и, отряхнувшись, сладко зевнул.
– Т-т-т-и-и-ша? – голос Вакса стал непривычно высоким и сильно дрожал.
Кот не ответил. Он молча сидел на задних лапах, вылизывая из шерсти остатки песка.
– Этого не может быть, не может быть, ты подсунул его, когда я упал! Точно! Ты! Чёртов обманщик и псих!!! – Вакс был напуган и возмущён, он не знал, что делать, потому просто схватил бутылку за горлышко и замахнулся для удара.
– Ты что, думаешь, я поверю, будто это мой кот?! Я, по-твоему, совсем тупой?! Это не шутки, мать твою! Это… это!!!
Герман повернулся к нему лицом, и Вакс отшатнулся, ещё сильнее сжав своё оружие вспотевшей ладонью. Глаза Германа были полны злобы и тоски. Он в два шага преодолел расстояние от окна до стола и под нервные вздохи Вакса провёл рукой по безжизненному телу кота, которое тут же превратилось в чёрный густой дымок, что через пару секунд поблёк и растворился в воздухе.
Вакс хотел что-то сказать, но вместо этого хватал воздух губами, словно рыбёшка, которая только что покинула аквариум с жизненно важной водой.
– Господи Иисусе, господи… – бормотал Вакс и пытался перекреститься, но, так и не вспомнив порядок действий, прекратил. Вместо этого он сделал то, что ему казалось логичнее всего в этой ситуации – выпил. Он и Герману предложил, но тот небрежно ударил по бутылке тыльной стороной ладони.
– Тиша, котик мой, Тишенька, – лебезил Вакс перед животным, которому не было до него никакого дела.
Он настороженно протягивал к коту свои руки, но каждый раз убирал и пытался проглотить нервный комок в горле, что никак не хотел опускаться в желудок.
– Он же не зомби?! – от былой уверенности Вакса не осталось даже запаха. Теперь он напоминал напуганного щенка, что боялся подойти к своей миске.
Герман помотал головой.
– И не бросится на меня, как в том фильме про кладбище животных?
– Нет.
– Ты же понимаешь, что я должен вернуть его дочери? Ты должен пообещать мне, что она будет в безопасности с этим…
– Котом, – закончил Герман за ним. Голос его звучал очень тихо, а сам он выглядел ужасно потерянным. – Это тот же самый кот, никаких перемен в его поведении ждать не нужно. Вам пора идти.
– Как это пора идти? Ты что?! Это же просто сумасшествие какое-то, как ты это сделал?! Ты обязан мне рассказать! – Вакс бормотал без умолку. То вслух, то про себя. – Я не могу поверить, что только что увидел воскрешение! И это сделал ты – Ца… Герман! Получается, ты теперь можешь воскрешать людей! Тех, что только что умерли, спасать жизни!
– Нет…
– Как это – нет? Как – нет, если я сам только что всё видел или ты меня…
– Я не могу воскрешать людей! Хватит уже!!! – Герман начал ходить по мастерской как заведённый, запустив руки в волосы и без конца повторяя про себя: «Что я наделал? Что я наделал?!»
– У меня нет больше глины, только с помощью неё можно создать новый сосуд! – пытался он отделаться от присосавшегося к нему клещом Вакса.
– Так купи ещё, в чём проблема?! Хочешь, я стану твоим компаньоном?! Это ж какие деньги можно будет поднять! – Вакс тоже был очень возбуждён, но по-своему. Он без конца перебирал варианты монетизации этого действа, не понимая тревоги Германа.
«Зачем я ему всё это показал?! Я идиот!»
– Послушай. Этой глины больше нет, вообще. И не будет!
– Ты считаешь, что я идиот?! – голос Вакса снова начал наливаться привычностью тяжестью.
– Нет, я считаю, что ты должен мне денег. И я хочу, чтобы ты ушёл, а ещё, чтобы ни одна душа не узнала об этом! Я буду всё отрицать, ты понял?!
– Но Герман…
– Всё! Я сказал, вали! – он уже не контролировал себя, и голос его срывался на громкий хрип.
– Да как ты со мной раз?.. – он не закончил, потому что краем глаза заметил, что в мастерской есть ещё один человек. Вакс не помнил, чтобы дверь в помещение открывалась. Мужчина словно вырос из паркета – прямо посреди зала.
Герман его ещё не заметил и продолжал свои краткосрочные нервные походы из угла в угол.
– У тебя, похоже, клиенты, – окрикнул его Вакс, не сводя взгляд со странного и очень хмурого типа, что не двигался с места и не разговаривал. Руки мужчины канатами свисали по швам, ноги были расставлены на ширину плеч то ли для баланса, то ли для демонстрации агрессии, а ещё – подбородок, опущенный вниз как у зверя перед тем, как броситься на жертву и перегрызть ей сонную артерию. Но он не двигался с места и, кажется, даже не дышал. Словно это был экспонат, отлитый из бронзы для последующей установки на постамент, а не человек. Если бы не грязные сальные пятна на коленях и рукавах, Вакс решил бы, что это одна из работ Германа, которую он каким-то чудом не заметил, но это однозначно был человек.
– Оси… – Герман остановился, словно врезался в невидимую стену.
Застывший в одной позе мужчина смотрел на него кукольными зрачками, безжизненно застывшими в одной точке. Герман ощетинился, спину атаковали марширующие мурашки размером с виноградины, выбивающие пот из спины. Он снова попытался проглотить комок, но в горле так сильно пересохло, что оно просто болезненно сжималось и разжималось, хлюпая, как пустая клизма. Скульптор впервые ощутил тот благоговейный ужас, который надобно ощущать перед Тем, кто явился к нему на порог. Теперь он видел в Осирисе не гостя, не друга и не коллегу – он видел в нём хладнокровного исполнителя воли суда. Жизненного суда.
– Ты его знаешь? – негромко спросил Вакс, заметив реакцию Германа и то, как сильно он побледнел.
– Знает, – от голоса Осириса как всегда несло бесчувственной февральской стужей, но сегодня он звучал громче обычного, словно он говорил в микрофон.
– Тебе пора, забирай кота и уходи, – процедил Герман, не глядя в сторону Вакса.
Страдающий от похмелья мозг хозяина «Вазы», наконец, пусть и со скрипом, но начал соображать, что происходит что-то неладное. Эта была бомба замедленного действия, и глупо было выжидать, пока она не сдетонирует и не зацепит своей взрывной волной.
Взяв под мышку вырывающегося кота, Вакс молча прошагал в сторону выхода, ни разу не взглянув на таинственного пришельца. Когда дверь за его спиной щёлкнула замком, он протяжно выдохнул, почувствовав, как внутри груди рассосался зажим, что поселился там с появлением странного мужчины. Почти зимнее солнце уже потихоньку начало прогревать воздух. Сонные люди спешили на работу, гонимые лёгким ветром, он же покачивал голые деревья, высаженные вдоль тротуара. Кот был жив и здоров, и всё было хорошо. Вакс улыбнулся, подозревая, что спасся от чего-то очень страшного, чего-то такого, что он не хотел бы даже представлять. Он поймал такси и поехал отсыпаться в свой кабинет, надеясь, что Герман уже никогда не заявится к нему на порог, чтобы потребовать свои деньги, а тот странный человек ему в этом деле поможет.
Зрительный контакт затянулся. Герман понимал, что Смерть в курсе того, что произошло, но, если вдуматься, он не сделал ничего плохого.
– Я ничего плохого не сделал, только лишь потратил немного своей собственной глины, – голос Германа был твёрд и даже несколько самодоволен, ведь он искренне верил в свою невиновность.
– Что Вы сделали? Потратили немного глины?
А вот Осирис удивлял. У него прорезались интонации, паузы, игра громкости и даже губы его слегка подёргивались.
– Я не убил кота, я, наоборот, воскресил его!
– Воскресил? Вы вообще осознаёте, что говорите? Кто Вы такой, что говорите о воскрешении как о своём даре?
– Но…
– Вы решили почувствовать себя богом?!
Герман молчал. Голова его раскалывалась от мыслей и похмелья. Он не знал, какое из оправданий хуже: то, что он хотел заработать денег, или то, что он хотел утереть нос Ваксу. А может, он просто хотел потешить своё самолюбие? Доказать значимость? Или всё-таки почувствовать себя богом? Скорее всего – всё сразу, но ни одна из этих причин не могла оправдать его.
– Этого больше не повторится, – виноватое выражение лица, осознание вины – этого должно быть достаточно.
– Конечно, не повторится, потому что вы не сможете это повторить.