завтрак, так это мог быть только он. Джек с тех пор не видел его, поскольку остерегался заглядывать в кафе, но сейчас он узнал этого пижона. Поддавшись внезапному импульсу, он последовал за «клешами», и тут же вечерняя жизнь переулка обступила его.
В самом начале, там, где стоял отель, переулок словно улыбался парадными дверями и витринами. Но, сужаясь в своей северной части, он все больше мрачнел и хмурился — теперь на него выходили лишь задние стены домов и боковые двери. Пошла немощеная дорога, мокрая и скользкая даже в такой жаркий день, источавшая отвратительный запах канализации всякий раз, когда нога скользила по грязи. Вместо тротуаров по сторонам тянулись сточные канавы, огромные мусорные кучи, контейнеры, забитые отбросами, — там безумствовали мухи. Грязно-зеленые стены были испещрены обычными воинственными лозунгами: долой это!.. сокрушим то!..
Джек не пытался разыгрывать из себя сыщика — он просто держался на один-два квартала позади. Да пижон и не оглядывался. И вообще это был деловой переулок, кипевший жизнью. В нем едва могли разминуться две машины, но он был забит ими: те, кто хотел объехать пробки на главных магистралях, здесь попадали в еще более безнадежную. На каждом углу вился дымок: на выносных жаровнях жарили свинину, кальмаров, ямс и бананы; в воздухе стоял запах зрелых фруктов, переполнявших тележки зеленщиков.
От боковой двери, за которой исчезли «клеши», тянулась очередь, будто в кассу, — сплошь мужчины. Она быстро подвигалась. Джек пристроился в хвосте и заметил, что стоявший перед ним подросток обмахивается, как веером, купюрой в пять песо.
— Что показывают? — спросил он.
Подросток объяснил, что за пять песо можно посмотреть, как снимают «бомбу» — подпольный порнофильм, и увидеть все в натуре раньше, чем это пойдет «вставным роликом» в кинотеатрах.
— У них сегодня потрясная бомбера[51], Марла Малага, — сказал покрывшийся потом от предвкушения удовольствия паренек, — а Томми Тонтинг работает «быком».
Джек уплатил пятерку человеку, стоявшему у входа, и вслед за другими зрителями поднялся на второй этаж, где в помещении, выполнявшем роль спальни, вокруг кровати устанавливали съемочное оборудование. Из соседней комнаты доносились возгласы публики…
— Там сейчас просто так показывают, без съемки, — объяснил Джеку его новый юный друг, — только уже все кончается. Если хотите, можете посмотреть, но тогда вы потеряете здесь место в первом ряду.
Пожертвовав первым рядом, Джек прошел в соседнюю комнату. Зрители стояли плотным кольцом почти до самой двери, но он мог поверх голов видеть действо. Дело и впрямь уже шло к кульминации… Джек поймал взгляд женщины — она бесстрастно смотрела на пяливших глаза мужчин.
Когда все было кончено, «бык» поднялся с кровати, обернул бедра полотенцем, и тут Джек рассмотрел женщину: белая кожа, черные волосы… Видел ли он ее раньше? Она встала и, не прикрываясь полотенцем, прошла в ванную к торо. Толпа зрителей поредела, потом «бык» вернулся и подобрал с пола и с кровати монеты — щедрые дары зрителей, которые хотели продолжения действия.
— Изумительная бомбера, — сказал Джек «быку». — Как ее зовут?
— Иветта. В вашем вкусе, приятель?
— Может быть. Где я могу встретиться с ней? — спросил Джек, бросая несколько монет.
— Ее можно угостить внизу, в ночном клубе. Как вас зовут?
— Джо.
— О’кей, Джо, — улыбнулся мужчина. — Я скажу ей, она вас найдет внизу.
Джек задержался в дверях другой комнаты. Там уже начались съемки. «Быком» теперь был не кто иной, как юный пижон в «клешах», он же Томми Тонтинг.
В клубе внизу как раз был «счастливый час» — напитки в полцены, дискотека, где, впрочем, никто пока не трясся под «консервированную» музыку, кроме двух довольно вялых девиц в сапогах, с лоснящимися, как у боксеров, телами, зачем-то посаженных в клетки. Клетки помещались по бокам от танцевального круга, очерченного лившимся с зеркального потолка светом. Столики перед эстрадой были пусты. Некоторое оживление наблюдалось только у стен, в потемках, где парочки, устроившись в сдвоенных креслах, использовали столы как прикрытия.
Официант с фонариком проводил его к свободному месту в полумраке, и Джек велел доставить пиво и Иветту.
— Скажите ей, что я Джо.
Она появилась в мини-юбке цвета незрелых яблок и в домашних туфлях-шлепанцах.
— Это не положено, но у меня ужасно болят ноги. Ты уж не вздумай жаловаться, Джо, а то мне попадет.
— Я не Джо, — сказал он, внимательно присматриваясь к ней. — Я Джек Энсон.
На нее, похоже, это не произвело никакого впечатления.
— Хелло, Джек. Первый раз здесь?
Он сообщил, что приехал из Давао, и назвал свой отель, однако и на это она никак не отреагировала.
— Я слышал, ты часто бываешь в моем отеле, — добавил он.
— Не особенно, но я обслуживаю почти все отели вокруг, особенно в китайском квартале. Так что, навестить тебя в номере?
— Мне кажется, вчера утром возле моего номера я тебя видел.
— Вчера утром я была далеко, в Тарлаке[52]. Съемки всю ночь. Нет, не эта порнуха. Все вполне прилично. У меня там маленькая роль — воспитанница монастырской школы. Думаешь, я заливаю, Джек? Но я в самом деле училась в монастырской школе.
— И я бы сказал, не так давно.
— Мне восемнадцать лет.
— Ты быстро прожигаешь жизнь, Иветта.
— Да, не говори! Сначала, очень рано, секс, потом наркотики, потом вот это. Но если закреплюсь в кино, все будет иначе. Только они боятся на меня ставить, потому что у меня уже привычка.
Принесли ему пиво, ей — «дамский напиток». Она зевнула в свой бокал.
— Джек, это я сама заказала, но знаешь, чего мне хочется? Поесть. Я не обедала и просто умираю с голоду.
Он разрешил ей заказывать, что она хочет. Иветта, подозвав-официанта, попросила принести суп, жареный рис и половину жареного цыпленка.
— Ты славный парень, Джек, — сказала она, придвинувшись к нему со стулом и положив голову ему на плечо. — И ты не пожалеешь. Тебе со мной понравится. Давай, делай что хочешь.
Не зная, что делать, он начал поглаживать ее. Она теснее прижалась к нему и тут же заснула. Джек сидел не шевелясь, одной рукой обнимая спавшую на его груди девушку, пока не принесли заказ.
— Я уснула? О Джек, мне так стыдно! Но я действительно устала. Сегодня ночью тоже не спала, а днем была на а-го-го во время встречи каких-то очень важных бизнесменов. Но оставаться там и пообедать не могла, потому что мне надо было успеть сюда на представление. Ух ты, суп такой вкусный — и горячий! Джек, бери пока цыпленка.
— Не могу. Только что с мериенды. Объелся у Мансано. Ты знаешь эту семью?
— Если ты имеешь в виду сенатора Алекса Мансано, — небрежно сказала она, — то я спала с ним.
Он смотрел, как жадно она ела. Она действительно была похожа на фотографии Нениты Куген, которые он видел.
— У тебя всегда черные волосы?
— Да нет. В кино меня иногда просят обесцветить их, чтобы стать блондинкой, особенно в шпионских фильмах — я играю шпионок. Но мама говорит, когда я была ребенком, у меня волосы были светло-каштановыми.
— Твой отец американец?
— Дед, отец мамы. По-настоящему меня зовут Эва, я и снимаюсь под этим именем. А имя Иветта ненавижу. Но мама говорит, что оно классное, и раз мне суждено быть тем, что я есть, то уж лучше с шиком. Другие танцовщицы а-го-го — они всегда меня шпыняют — говорят, что я сига[53], много воображаю о себе. Они просто мне завидуют. Видят, что я действительно класс, не замарашка вроде них, не выскочка. А ты как думаешь?
— Я думаю, Иветта — это всегда высокий класс.
— Ты смеешься надо мной. Но ты парень в порядке. Что делаешь в Маниле?
— Главным образом укорачиваю себе жизнь.
— О-о, так ты тоже употребляешь? Тогда мы составим хорошую пару. А как я плакала в прошлом месяце, когда этот продюсер, важный такой, пришел ко мне домой, потому что я понравилась ему — у меня в последнем фильме маленькая роль, — а я в это время как раз была под парами, дуро́г на дуро́г[54], и он даже перепугался, хотя мама вовсю пыталась убедить его, что у меня просто месячные. Это был мой великий шанс, и я его упустила. Но я еще не безнадежна, о нет, сэр. Я могу обойтись, если захочу. И без особого труда. Другие, я знаю, покрываются потом, вопят, если не примут, а со мной не так. Со мной по-другому. Но когда я хочу, меня не остановишь.
Она неожиданно умолкла.
— Что-нибудь не так, Иветта? — спросил он, чтобы прервать молчание.
— Джек, ты не рассердишься, если я сейчас отвалю?
— Но ты ведь еще не доела.
— Странно, я иногда чувствую себя страшно голодной, а когда приносят еду, не могу съесть много.
Она выцедила из тарелки половину супа, погрызла ножку цыпленка и проглотила несколько ложек риса. И кажется, уже «отвалила» — ее неподвижный взгляд был устремлен мимо него.
— Но когда я хочу, меня не остановишь, — как бы небрежно процитировал он.
— Зато не потею и не ору, — сказала она, уже поднимаясь со стула. Протянутая им купюра в двадцать песо остановила ее. — Ух, Джек, да ты богач! Ручка есть? Я вот что сделаю: запишу твое имя — Джек Энсон, да? — и твой отель. А номер какой?
Он сказал.
— Я непременно буду у тебя сегодня, Джек, дорогуша. Я кончаю после полуночи.
— Нет, не сегодня, Иветта. Сегодня я скорее всего буду искать иные ходы.
— Ну тогда в другой раз, но скоро. Я найду чем удивить тебя в постели, ты не пожалеешь. О’кей?
— О’кей, Иветта.
Она засунула исписанную салфетку в лифчик, встала и осторожно обошла стол. Но прежде чем уйти, она наклонилась через стол и поцеловала его в губы.
Когда Джек и Почоло прибыли за Алексом к зданию конгресса, там царило смятение. Солдаты сбились в вестибюле у входа в нижнюю палату, оттесняя мечущуюся толпу. Двери зала то и дело с грохотом открывались, чтобы впустить или выпустить людей в форме. Оттуда доносился дьявольский рев.