— Не надо, я справлюсь сам.
— Держи.
Это был приказ, и он повиновался. Высоко подняв горящий фонарь, он с удивлением наблюдал, что собирается предпринять эта хрупкая вязанка костей. Готовый в любой момент вмешаться, он следил за действиями старухи, и его изумление возрастало. Затем он ощутил странное онемение, и его охватил беспричинный ужас.
Две клешни — невозможно было назвать руками обернутые в кожу кости выскользнули из-под платья; затянув в тугой узел пальто Лидии, старуха подняла ее. Одним движением, без видимого усилия, тело женщины поднялось над закутанной в шаль головой и опустилось на сгорбленные сухие плечи. Одна рука обвилась вокруг одетых в нейлон ног, другая обхватила белую шею. Старуха пустилась быстрой трусцой, и ошеломленному Джеймсу пришлось приложить все силы, чтобы от нее не отставать.
Болезненно ныла шея, и мысли вспыхивали в мозгу, как трассирующие пули. Страх, ненависть и любовь — каждое из этих чувств сливалось с другими и превращалось в один нескончаемый поток обжигающего мозг пламени.
В этом кошмаре была виновата Лидия. Ее глупый, беспричинный эгоизм заставил их покинуть безопасный автомобиль, и теперь он едва поспевал за маленьким высохшим монстром, с плеч которого свисали и покачивались в такт движению белые бедра Лидии. А доктор говорил, что ему нужен покой…
От его выносливости не осталось и следа, когда туман стал рассеиваться и перед ними вырос холм. Клинообразная скала, заросшая вереском, выступала из склона; ее окружали заросли можжевельника, и здесь наконец старуха замедлила свой шаг. Не останавливаясь, она прошла сквозь кусты к самой скале, что-то толкнула ногой; что именно, Джеймс не видел, однако, к его удивлению, в скале отворилась дверь, обнаружив освещенную свечами комнату. Старуха просеменила вовнутрь и не останавливалась, пока не достигла узкой, заправленной одеялом кровати. Как зеленщик сваливает с плеч мешок с картошкой, так она уложила на кровать Лидию. Затем потерла руки и с плохо скрываемым презрением посмотрела на Джеймса, который отважился сделать несколько робких шагов от двери.
— Входи. Закрой дверь.
Они находились в пещере — в естественной, решил Джеймс, вероятно, расширенной и обжитой кем-то очень давно. Темные гранитные стены были испещрены неровными отметинами — возможно, следы долота или резца. Камин был выдолблен слева у стены; из него наружу уходила огромная труба. На старинной железной решетке ярко пылали торф и древесные сучья. Хотя дым покидал пещеру, в ней оставался какой-то непонятный запах — точнее, зловоние — странный, гнилостный душок, как будто старуха делила свое жилище со свиньей или, что было более вероятно, с каким-нибудь плотоядным животным, оставившим свой полусъеденный обед дозревать в темном углу. В этот момент стал осязаем едкий перечный аромат, исходивший из висевшего на каминном крюке котла. Он усиливал наполняющее пещеру зловоние, и Джеймс удивился, почему по дороге сюда им не повстречались призраки давно погибших заготовок для похлебок.
Пол в пещере покрывали соломенные циновки. Крепкий, потемневший от времени сосновый стол в центре должным образом обрамляла четверка трехногих стульев. В углу, у огня, стояло ветхое кресло-качалка. У стены напротив возвышался замечательный своими размерами кухонный шкаф, в котором красовался неровный строй оловянных кружек, стояли плетенные из ивовых прутьев тарелки и огромное серебряное блюдо для мяса. Большие сальные свечи, вставленные в собственные наплывы на маленьких глиняных блюдцах, стояли на шкафу и на широком каменном выступе, служившем одновременно каминной полкой.
С двух сторон пещеру замыкали двери. Одна, через которую они вошли, была обычных размеров, шесть на три фута, тогда как в противоположном конце поднималось то, что было бы уместнее назвать башенными воротами. Возможно, это был остаток какого-нибудь королевского замка; камни, из которых были сложены стены, также могли остаться от него. Огромные, источенные ржавчиной гвозди выступали над поверхностью двери, и справа, прямо под железным кольцом, торчал огромнейший из ключей, какие когда-либо доводилось видеть Джеймсу.
Он подошел к кровати, которая располагалась рядом с камином, и осторожно пошлепал Лидию по бледной щеке.
— Еда. — Старуха заперла входную дверь, спрятала ключ в складках своего одеяния и теперь изучала содержимое висевшего над огнем котла. — Скоро проснется.
Лидия пошевелилась и открыла глаза. Секунду или две она глядела на Джеймса, не понимая, что происходит, потом застонала и села.
— Все в порядке, дорогая, — Джеймс постарался придать своему голосу беззаботность, — мы в безопасности. Это… это коттедж старой леди.
— Джеймс, мне холодно.
— Сейчас мы согреемся. — Он снял пальто и укутал ее. — Старуха готовит нам поесть.
Лидия обвела глазами причудливую обстановку и вздрогнула.
— Что это?
— Что-то вроде переоборудованной пещеры. Довольно разумное устройство, если подумать: крыша не протекает и нет сквозняков. Наши предки именно так и жили.
— Здесь жутко пахнет, — она наморщила носик. — Сколько мы собираемся здесь пробыть?
— До завтрашнего утра, потом пойдем обратно на шоссе и попытаемся поймать попутную машину. После еды постарайся заснуть.
— Мне страшно, ты ведь не будешь спать, нет? — Она, как ребенок, схватила его за руку. — Ты посмотришь, чтобы эта старуха не сделала ничего плохого?
— Посмотрю.
Она закрыла глаза, и он снова вернулся к старухе, которая размешивала что-то в котле деревянной ложкой.
— Давно здесь живете? — Он обнаружил, что повторяет телеграфный стиль старухи. Поспешил исправиться: — Скажите, вы давно здесь живете?
Она кивнула и попробовала с деревянной ложки свое варево.
— Давно.
— Сколько?
Оставшуюся в ложке жидкость старуха выплеснула обратно в котел.
— Лед ушел. Я пришла. Джеймс нахмурился:
— Вы хотите сказать, что родились после очень холодной зимы?
Широким жестом она обвела ложкой вокруг:
— Весь лед. В Корнуэльсе не стало льда. Я пришла.
Несколько минут Джеймс молчал, потом спросил:
— Вы хотите сказать, что родились в ледниковый период?
Старуха не отвечала. С постели послышался голос Лидии:
— Джеймс, сколько она еще собирается возиться? Я умираю с голоду.
— Уже недолго.
Он подошел к ней и присел на краешек кровати.
— Ты знаешь, она говорит, что родилась в ледниковый период.
— Да? — Лидия зевнула. — А когда это было?
— Я точно не знаю, но по меньшей мере сто миллионов лет назад. Может быть, и больше.
— Глупости. Я же говорила, что она чокнутая.
— Разумеется, такое невозможно. Но она и в самом деле какая-то необычная. Она легко донесла тебя сюда, а ей ведь уже столько лет. Может быть, она и вправду отголосок ледника? Ее предки жили здесь миллионы лет, и их наблюдения передавались от поколения к поколению. В таком случае у нее самая настоящая расовая память. К тому же Корнуэльс был единственной частью Британских островов, не покрытой льдами; здесь до сих пор находят кости ископаемых гигантов.
— Это для меня слишком сложно, — Лидия снова зевнула.
— Интересно узнать правду, — Джеймс посмотрел на старуху. — Я бы не удивился, если бы узнал, что она не совсем человек. Очень странная. Наверное, когда-то таких, как она, было много в этих местах. Они жили в пещерах глубоко под землей. Может быть, эта огромная дверь ведет в их лабиринт.
— Ты снова. — Лидия нахмурилась. — Ты же взрослый человек. Она самая обыкновенная старушка, спятившая с ума от одиночества. Таких, как она, ты здесь найдешь миллион. Выжившая из ума старушонка; только и делает, что воняет до небес, не приведи господи!
Тем временем предмет их обсуждения заковылял к кровати, неся в руках дымящуюся миску остро пахнущей смеси. Старуха сунула ее Лидии с коротким наставлением: «Ешь».
Лидия неторопливо подхватила серебряную ложку, наполовину погрузившуюся в жидкость, и осторожно попробовала.
— Неплохо. Чуть переперчено, если это перец, но вполне сносно.
Старуха обернулась к Джеймсу: «Ешь».
Он сел на один из трехногих стульев и взял ложку, стараясь не смотреть в сторону странной хозяйки, которая вскоре отложила свою ложку и прихлебывала прямо из миски, пальцами проталкивая в рот куски мяса.
— Ваши тарелки и ложки, — Джеймс заметил, что разговаривает громко, как глухой, — они очень старые?
— Угу, — старуха использовала собственную шаль вместо салфетки. — Дом. Война.
— Вы хотите сказать, что во время прошлой войны разбомбило дом, и вы?..
Он остановился. Было бы невежливо заходить дальше в своих предположениях, однако старуха отрицательно затрясла головой.
— Короткий волос, длинный волос… Война.
— Господи Боже! — Джеймс оглянулся на Лидию. — Она говорит о гражданской войне. Семнадцатый век. Кирасиры Кромвеля. Железнобокие и кавалеры.
— Чепуха, — Лидия уткнулась в свою тарелку. — Как вкусно, а что она еще говорит?
— По-моему, она знает, о чем говорит. — Он дружелюбно кивнул старухе: — Было очень вкусно. Мы вам очень признательны.
Старуха встала, подошла к посудному шкафу и вернулась к столу с каменной бутылью и двумя оловянными кружками. В каждую она налила щедрую порцию густой янтарной жидкости.
— Пейте. Хорошо. Спать.
— А она не тратит много слов, — заметила Лидия.
— Тише, она может услышать.
— Она глухая, дорогой. — Лидия полулежала на кровати, укрытая двумя пальто, сытный ужин заметно поднял ее настроение. — И сумасшедшая к тому же.
Состроив гримаску, она передразнила:
— Ты — Джейн. Я — Тарзан.
Казалось, что старуха и в самом деле не слышит их или не понимает: она невозмутимо поднесла полную кружку Лидии и повторила свое краткое наставление: «Пей».
Джеймс отпил из своей кружки. Вкус жидкости напоминал выдержанное персиковое бренди; мягкая, ароматная струйка скользнула по горлу, взорвавшись восхитительной теплотой где-то внутри желудка.
— Осторожнее. — предупредил он, — эта штука лягается, как необъезженный жеребец.