– Когда список поступит, я попрошу Мэри сделать дополнительную копию регистрационных документов на все машины. Он будет ждать тебя здесь. – Джо вдруг погрустнел. – Слушай, у меня тут входящий с работы, надо ответить, – сказал он. – До скорого.
Кристина пошла в ванную. Опершись локтями о раковину, она приложила к лицу горячую мочалку. Потом, чувствуя себя совершенно разбитой, вернулась в постель и залезла под одеяло. Выключила лампу у кровати и снова запустила на айфоне сюиту Баха для клавесина – инструмента, который всегда вызывал у нее особую нежность.
Глава 13
С утра в пятницу Кристина размяла затекшую шею. Спала она урывками и даже ночью обдумывала свои записи по этому делу. Не считая неудобной подушки, ее комната была очаровательна на деревенский лад, вплоть до вышитой картинки на стене, где босоногая женщина в развевающемся голубом платье шла по лесной тропинке, над которой ярко светила одинокая звезда. Вышитая по нижнему краю надпись гласила: «Слово Твое – светильник ноге моей и свет стезе моей» [21].
Религиозный смысл надписи успокаивал Кристину, хотя в церкви она в последние годы бывала разве что на похоронах. Она выросла в пригороде Детройта и ходила в приходскую среднюю школу, где молитва была непременной частью каждого учебного дня, и этой обязаловки хватило, чтобы на всю жизнь отбить у нее желание ходить в церковь.
Она выглянула в сад за окном. На бортик каменной ракушки-купальни для птиц сели два кардинала и стали сходиться, покачивая головками в унисон.
Вечером Джо сообщил ей отличную новость – темное авто с цифрами 52 на номерном знаке. Неужели тот самый, который удирал от них с Джо на месте преступления? Именно удирал, предварительно порезав шины их машинам, чтобы они не могли за ним погнаться.
Кристина позвонила Макфэрону по мобильному, но ее звонок ушел на голосовую почту. Она оставила сообщение: спросила, был ли он уже в магазине Клайда и говорил ли с продавцом, который работал в среду вечером, когда делала покупки Пиррунг.
Поглядев в окно и решив, что дождь неизбежен, Кристина надела свой коричневый плащ – такой стильный, что поношенный брючный костюм совсем терялся на его фоне, – затянула пояс и пошла к двери. Полчаса спустя она уже взбегала по ступенькам Хинкли-холла. Там, в одном из кабинетов второго этажа, ее должна была ждать Элис Кэтролл, профессор социологии и член Комитета по академическому надзору. К счастью, она оказалась на месте – сидела за столом и проверяла студенческие работы.
Перед встречей с Кэтролл Кристина отправила еще одно голосовое сообщение Шеймасу Фергюсону, который ее явно избегал, и позвонила двум другим членам комитета. Джоэла Абрамса, профессора бизнес-школы, не было на месте – он уехал на конференцию в Чикаго; Стив Белнап, декан исторического факультета, от встречи отказался, заявив, что не станет разглашать никакую информацию, пока ему не пришлют повестку в суд или пока администрация университета не даст ему на это свое письменное распоряжение. Белнап явно был встревожен, но старался сохранять достоинство – похоже, он пел с чьего-то голоса. Уж не Малиновски ли с ним поработал? Хотя не исключено, что Белнап всего лишь соблюдает правила университета: из его кратких телефонных ответов не следовало, что он скрывает что-то конкретное. Однако согласие Элис Кэтролл встретиться с Кристиной лично выглядело интригующим на фоне этого тотального отказа.
Кристина нашла кабинет Кэтролл и постучала.
– Входите. Я вас жду. – Профессор Кэтролл оказалась худой как палка, зато у нее были прекрасные волнистые каштановые волосы, подстриженные так же коротко, как и у Кристины. Профессор вышла из-за стола, протянула руку, и они обменялись рукопожатием.
– Кристина Прюсик, чикагский отдел ФБР, как я уже говорила вам по телефону. Приятно познакомиться с вами, профессор Кэтролл.
– Мне тоже, специальный агент, – сказала профессор с приветливой улыбкой. – Пожалуйста, зовите меня Элис.
– А вы меня – Кристиной, – подхватила Прюсик предложенный дружелюбный тон. – Спасибо, что согласились принять меня без предварительной договоренности.
– Никаких проблем. Сейчас мое обычное рабочее время, каникулы начинаются завтра, так что вряд ли у меня будет много посетителей. Студенты уже разъезжаются.
Кристина поставила свой портфель на пол и села на стул напротив Кэтролл.
– Все ясно. То-то мне показалось, что в кампусе сегодня тише, чем вчера. – Она подалась вперед и добавила: – Послушайте, я здесь не для того, чтобы заново открывать дело Питера Франклина, но, как я понимаю, его смерть наступила вскоре после заседания Комитета по академическому надзору?
На гладком как алебастр лбу Элис Кэтролл залегла морщинка.
– Смерть Питера – это такой ужас. – В том, как она покачала головой, чувствовалась неподдельная скорбь. – Но я не думаю, что она как-то связана с комитетом. Ведь мы даже не успели провести официальное голосование по его заявлению, когда он умер.
– Вот как? – Ее слова противоречили замечанию Тима Милларда о том, что Шеймас Фергюсон лично отклонил заявление Франклина о пересмотре.
– Конечно. Его заявление было принято, и каждый из нас получил копию для ознакомления.
– Значит, вы не видите здесь никакой связи? – спросила Кристина и, поколебавшись, уточнила: – Между заявлением Питера с просьбой пересмотреть отказ о его приеме в аспирантуру и его смертью?
– Никакой, – покачала головой Кэтролл. – Мне бы очень хотелось сообщить вам что-то полезное, Кристина. Но официального голосования о пересмотре дела Питера не было.
– В последний раз, просто чтобы внести ясность: вы уверены, что комитет никогда не собирался официально и не обсуждал прошение Питера? – повторила Кристина. – Вы не могли заболеть или пропустить встречу по другой причине?
– Нет, до смерти Питера я не пропустила ни одной встречи комитета, а обсуждать его апелляцию посмертно не было никакого смысла. – Худощавая профессорша сидела за своим столом очень прямо и смотрела очень внимательно, и у Кристины сложилось впечатление, что она задала немного не тот вопрос, которого ждала преподавательница.
– А как насчет коронера, полиции? – продолжила она. – Кто-нибудь из тех, кто расследовал смерть Франклина, говорил с вами или с другими членами комитета?
– Вы знаете, я тогда думала, что полиция обязательно поговорит с нами, – сказала Элис, – ведь Питер Франклин умер почти сразу после подачи заявления. – Она отвела взгляд – то ли воспоминания были слишком тяжелы, то ли еще что-то, подумала Кристина, чувствуя, как растет ее разочарование.
Ее догадка о том, что между смертями Франклина и Винчестер есть связь, не подтверждалась. Неужели чутье подвело ее? Но ведь связующая ниточка-то есть – Шеймас Фергюсон. Кристина чувствовала, что Элис Кэтролл что-то знает, ведь она единственная, кроме Корбина Малиновски, согласилась говорить с ней. Но к ней нужен другой подход.
– Насколько я понимаю, Питер Франклин получил магистерскую степень здесь, в Университете криминалистики. Может быть, комитет придерживается политики ограниченного набора аспирантов именно из студентов этого университета? Может быть, есть какая-то квота на их прием или еще что-то, какое-то правило, писаное или неписаное?
– Насколько я знаю, нет. Если такое правило и существует, то оно выходит за рамки компетенции Комитета по академическому надзору. Рассматривая повторные заявления о приеме, мы учитываем только информацию об академической деятельности заявителей, особенно обращая внимание на то, что было неизвестно или упущено в момент подачи первоначального заявления. – Кэтролл прикусила нижнюю губу. На ее лбу снова обозначилась морщинка. Похоже, профессор все же чего-то недоговаривала.
– Вы знали, что он был здешним студентом? – надавила Кристина. – Он слушал ваши курсы, профессор?
– Послушайте, я каждый второй семестр читаю курс по социологии, обязательный для всех специальностей. Одни выбирают социологию, другие записываются на один из трех курсов по смежным дисциплинам: антропологии, психологии или урбанистическим исследованиям. Питер, вполне возможно, ходил ко мне. – Она взмахнула рукой с растопыренными пальцами. – Я читаю его в аудитории Вайнбергера. Она самая большая в кампусе, в виде амфитеатра. На лекцию приходят до двухсот студентов сразу. К тому же если он и был на моих лекциях, то, скорее всего, несколько лет назад.
Кристина согласно кивнула, чтобы профессор не почувствовала – ее уловка раскрыта.
– Послушайте, вам, наверное, надо разобраться с этой кучей бумаг. – Кристина кивнула на стол профессора и протянула ей свою визитку. – Но если вы вспомните о деятельности комитета что-нибудь такое, что могло показаться вам странным, очень прошу вас, звоните мне хоть днем, хоть ночью. Ваша информация может пролить важный свет на смерть Питера и другие события. И уверяю вас, Элис, любая информация, которой вы поделитесь со мной, останется строго конфиденциальной. Дальше меня ничего не пойдет.
– Вы ведь здесь из-за девушки, которую недавно нашли мертвой? – спросила Элис, отрывая взгляд от визитки Кристины. – Расследование ведет ФБР?
– Я не имею права обсуждать текущие дела, Элис, – ответила Кристина, – но ФБР действительно сотрудничает с местными властями, которые расследуют обстоятельства смерти Наоми Винчестер.
– И вы считаете смерть Питера Франклина подозрительной? – рискнула спросить профессор. – Полагаете, что она как-то связана с новым делом?
Кристина благодарно улыбнулась:
– Послушайте, я здесь всего два дня. Кампус огромный: несколько факультетов, тысячи студентов. Сбор информации – это прежде всего поиск странностей, несоответствий, висящих концов. И поверьте мне, их здесь хватает. А если вы вспомните что-нибудь, то это, скорее всего, приведет еще к каким-нибудь неожиданным открытиям. – Кристина пожала плечами. – Жернова полиции мелят иной раз удручающе медленно.
– Да, могу себе представить, – сказала Элис с сочувствием. – Это очень похоже на мою работу, когда из огромной кучи данных, полученных в ходе соцопросов, надо собрать какую-то убедительную конструкцию. Отыскать в этой куче какие-то веские доказательства бывает в лучшем случае сложно, а то и невозможно, и часто обоснованное предположение приходится делать, основываясь на интуиции.