Фергюсон покачал головой, повернулся к ней спиной и яростно натыкал какой-то номер на своем мобильном.
Кристина разобрала слова «Родни» и «на хер», произнесенные с вопросительной интонацией, и сразу поняла, что шериф округа Бенсон Родни Бойнтон уже едет сюда. Да, надо было самой нанести ему визит вежливости, как ей советовал Джо.
Фергюсон повернулся к ней, красный, словно вареный рак:
– Кем бы ты себя ни возомнила, вон с моего участка немедленно, иначе я добьюсь, чтобы тебя арестовали. Да тебя и так арестуют.
Кристина сообразила, что у нее есть пара минут, не больше.
– Я так понимаю, что в прошлом семестре Наоми Винчестер ходила к вам на лекции? – Кристина сделала к профессору еще шаг. – Когда вы в последний раз видели мисс Винчестер, сэр?
Фергюсон поморщился с видом человека, страдающего от зубной боли.
– Послушайте, я знаю, что вы позвонили сейчас шерифу Бойнтону, – сказала она и остановилась, когда расстояние между ними сократилось до десяти футов. – Вы можете ответить на мои вопросы здесь или в его офисе, как хотите. Но чем скорее я получу ответы, тем раньше уйду.
– Да что ты о себе возомнила, а? Думаешь, то, что ты из органов, дает тебе особые привилегии? Вон с моего участка, я сказал! – Он выпучил глаза, жилы на его шее вздулись. Нельзя сказать, чтобы он выглядел загнанным в угол, скорее как человек, которому есть что скрывать.
– Я не хочу усложнять вам жизнь, профессор. Просто ответьте на мои очень простые вопросы, и все.
– Вон, вон отсюда сейчас же, или отвечать на вопросы будешь ты! Немедленно, я сказал! Убирайся вон!
Кристина развернулась и пошла к машине. За ее спиной громко хлопнула дверца «Рейндж Ровера». Значит, она задела Фергюсона за живое. Он явно не в восторге от того, что попал в поле зрения ФБР. Куда же он намылился и зачем?
Стайка красноплечих трупиалов пронеслась над ее головой и уселась на ближайшее дерево. Кристина села в машину, развернулась и поехала назад, в город. Пять минут спустя ей навстречу попался кремово-коричневый седан с ярко-синими огнями на решетке радиатора. За рулем сидел шериф Родни Бойнтон – Кристина разглядела через ветровое стекло его шляпу, когда машина проносилась мимо. Сотрудник правоохранительных органов мчится выручать из беды профессора. Между прочим, тот самый сотрудник, который, если верить Джо Макфэрону, участвует вместе с ним в расследовании убийства Наоми Винчестер. Макфэрон предупреждал ее, чтобы она зашла к Бойнтону. Он был на ее стороне. Не ставить местного шерифа в известность о своих намерениях было рискованно, но Кристина взвесила все за и против и решила, что сможет узнать больше, если появится в кампусе без предупреждения, хотя, конечно, понимала, что рано или поздно слухи о ней дойдут до Бойнтона. И вот это случилось.
Кристина потопала ногой. Туфли промокли насквозь; после обеда дождь полил с удвоенной силой, так что кожа ее светло-коричневых туфель стала темно-коричневой. Войдя в аудиторию Винклера – просторный зал с высоким потолком, – Кристина встряхнула за воротник свой плащ. Мимо шли люди, все складывали зонты и жаловались на непогоду. Было около 8 часов вечера. Свет в зале потускнел – значит, концерт вот-вот начнется. Кристина проверила свой плащ.
Слушатели были одеты прилично: мужчины в веселых весенних спортивных куртках и брюках, женщины в удобных брючных костюмах средней длины или юбках до середины икры. Кристина тоже выглядела вполне презентабельно – бежевая блузка, выстиранная вечером в раковине гостиничного номера, и темно-синий брючный костюм, отглаженный горничной. Из украшений лишь пара жемчужных сережек-капелек со старомодными резьбовыми креплениями, которые на двенадцатый день рождения подарила ей бабушка.
Кристина заняла место у выхода в последнем ряду амфитеатра. Билет она купила в последнюю минуту – на любое свободное место в самом дальнем ряду. Ничего, акустика в зале, кажется, близка к оптимальной. И, что особенно важно для следователя-криминалиста, сующего свой нос в дела кампуса, в конце зала она не привлечет к себе ничьего внимания.
Зазвучал «Бранденбургский концерт № 1» в переложении для четырех инструментов: гобоя, двух скрипок и виолончели. Эта часть была продолжением той, которую Кристина слышала накануне в кабинете профессора права. Она начиналась медленно, каждый инструмент дополнял другой в звуковом слиянии, увеличивая темп во второй части, прежде чем перейти к более медленной мелодической части, а затем снова усиливаясь до конца.
Пьеса буквально перевернула сознание Кристины, и это было для нее счастьем – Бах всегда оказывал исключительно благотворное влияние на ее темперамент. Сладкозвучная сложность аккордов затронула самые глубины ее сердца, и Кристина ощутила себя словно на залитой солнцем поляне в зеленом лесу, подле журчащего ручья. Она даже спросила себя – не в первый уже раз, – в чем может быть причина ее столь сильной духовной связи с Бахом. Упорядоченное, гармоничное звучание инструментов, чьи голоса органично сплетались друг с другом, сглаживало любые проблемы, которые могли возникнуть у нее за день, отметало все соображения, последовавшие за резким отказом Шеймаса Фергюсона ответить на ее вопросы.
Следующим номером программы был концерт № 3, в котором добавились резкие звуки клавесина и еще несколько голосов скрипок и виолончелей. Музыканты были все в черном – молодые люди в костюмах с белыми сорочками и галстуками и девушки в длинных платьях: обычная концертная одежда профессиональных исполнителей классической музыки. Эти ребята, еще студенты, уже были настоящими мастерами: их игра, совершенно живая и непосредственная, свидетельствовала в то же время о глубокой и основательной выучке. С особым вниманием Кристина пыталась угадать, которая виолончелистка – подруга того юноши, который помог ей в кафе вчера утром. Наверное, он тоже где-то в зале. Наклон головы виолончелисток соответствовал скорости движения их смычка – каждый решительный, но нежный удар по струнам производил прекрасный звук, похожий на вздох земных недр, излетающий из зияющего провала.
В антракте воспрянувшая духом Кристина вышла в фойе, где у стойки бара уже собирались люди.
– Как вы хорошо выглядите сегодня, Кристина, – раздался мужской голос за ее плечом. Она обернулась – Корбин Малиновски вежливо поклонился ей, и сам одетый с иголочки: в темный костюм-тройку и черный галстук. Свет, падавший вертикально с высокого потолка, оставлял в тени его глаза. Кристина предположила, что ему лет сорок: почти юношеская игривость соединялась в нем с отеческой мудростью.
Кристина зарделась от удовольствия и улыбнулась.
– Я так и думала, что увижу вас здесь.
– Вы здесь на задании, стало быть, алкоголь запрещен? – спросил он.
– Боже мой, нет! Я как раз шла в бар, – ответила Кристина. – Не хотите составить мне компанию?
– С удовольствием, – сказал он. Вместе они подошли к стойке, где взяли по бокалу шабли – другого вина не было, – и отошли в дальний конец вестибюля, где устроились на стульях, подальше от возбужденной болтовни окружающих. Пробираясь через людный вестибюль, Кристина заметила, что ее спутник хромает.
– Вы упали, Корбин? Я вижу, вы прихрамываете на левую ногу, – сказала она.
– О, это мне урок – не читать на ходу. Буквально на днях я вошел в комнату, читая на ходу книгу, и налетел на обеденный стол. Довольно неприятно, знаете ли, – сказал он и усмехнулся. – Как прошел ваш день?
– Лучше, чем я надеялась. А ваш? – Она уклонилась от ответа – не хотелось лишний раз повторять, что она не имеет права обсуждать текущее расследование с посторонними.
– А я писал статью о гражданском неповиновении в современную эпоху – начиная с шестидесятых годов девятнадцатого века.
– Проблемы с Первой поправкой? [24] – спросила она с неподдельным интересом.
Он кивнул.
– Да, именно. В конце концов, было бы неповиновение, если бы не ограничивали свободу слова?
– Верно. – Она усмехнулась. – И все же мне часто бывает трудно понять, когда и где выражать свое мнение можно, а в каких случаях лучше воздержаться.
Откровенность всегда была краеугольным камнем характера самой Кристины, и даже успех своих расследований она умудрялась основывать на ней же. Стоило ей хорошенько поспорить с кем-то из-за дела, например с шерифом Макфэроном, и ее выводы прояснялись, выстраиваясь в единственно верном логическом порядке. Вот только окружающие часто бывали недовольны, в том числе и Джо, и это огорчало Кристину.
– Первая поправка тоже является предметом моего анализа, – сказал Малиновски, – но сейчас меня особенно интересует, как именно интересы меньшинства учитываются в контексте интересов большинства, особенно в таких деликатных вопросах, как право на аборт и биоэтика экспериментов со стволовыми клетками человека. Новейшие достижения биологии сегодня поставили общество перед целым рядом таких дилемм, которых наши предки не могли даже предвидеть, когда писали Конституцию. Благородство созданного ими документа во многом и определяется как раз тем, что строгая оценка его авторами представлений Локка [25] об общественном договоре и важности прав личности не теряет своей актуальности и сегодня. Даже в современном, технически развитом мире Конституция остается для нас надежным ориентиром.
Кристина задумалась. Взять, например, ее работу – она рассчитывает, что Эйзен подготовит такие результаты исследования тканей Маккинли и Винчестер, которые помогут ей найти убийцу. Где была бы она и вся ее команда без информации, которую дают сложные лабораторные исследования?
– Да, современная наука, безусловно, достигла больших успехов. С этим нельзя не согласиться.
– Боже мой, я говорю как на лекции. – Малиновски поднял свой бокал с вином. – А ведь я собирался сказать, как приятно выпить бокал вина в этот прекрасный музыкальный вечер в компании человека, тонко чувствующего музыку.