– Согласна! – Кристина подняла свой бокал, и они чокнулись. – За Иоганна Себастьяна Баха.
Кристина пригубила вино, но тут же поставила бокал и кашлянула.
– Знаете, Корбин, у меня тут возникла одна проблема. Я никак не могу разобраться с последовательностью действий вашего Комитета по академическому надзору.
Профессор Малиновски поставил бокал с вином на колено, а его лицо выразило удивление.
– Вот как? То есть вы опять о Питере Франклине? – спросил он.
– Верно. – Кристина подняла ладонь. – Обещаю ничем не грешить против соображений конфиденциальности. Вы и другие члены комитета были очень любезны, что согласились поговорить со мной.
– Правда? Вы поговорили с кем-то еще? – Брови Малиновски поползли вверх.
Но Кристина проигнорировала вопрос:
– Вы сказали, что у вас не было никаких контактов с Франклином, кроме тех, что относились к деятельности комитета?
– Никаких. Как я уже говорил, мы заседаем два раза в год: первый раз сразу после публикации списков зачисленных в аспирантуру, и второй, когда разочарованные подают на пересмотр.
– Извините, что перебиваю вас, – сказала Кристина, – но вы знали, что за неделю до заседания комитета в Исследовательском центре Пембрука кто-то проник в лабораторию и похитил оттуда биологический материал?
Малиновски помотал головой, не сводя глаз с Кристины.
– Вы уже говорили об этом вчера. Я не разглашу ничьих секретов, если скажу, что это происшествие не привлекло моего внимания. И никогда не обсуждалось в комитете, потому что тогда о краже просто никто не знал. А если бы мы и знали, то вряд ли бы кто-то из нас решил, что кража имеет отношение к тем вопросам, которые обычно рассматриваем мы.
Малиновски был так уверен в том, что между кражей из лаборатории научного центра и подачей Питером Франклином заявления о пересмотре его дела не существовало никакой связи, что Кристина немедленно решила: связь была.
– Послушайте, Питер Франклин умер. – Кристина понизила голос. – Кого вы защищаете сейчас, профессор?
Малиновски игриво погрозил ей пальцем:
– Я вижу, вы слишком долго общались с юристами.
Кристина рассмеялась.
– Замечание принято. Mea culpa. Но правда, профессор, что тут за секрет? – Она допила вино и поставила бокал на подоконник, закинув ногу на ногу.
Он, довольный, наклонился вперед:
– Пожалуйста, зовите меня Корбином, а то я чувствую себя экспертом, которого допрашивают в суде.
– В суде? О, простите меня. – Кристина откинулась на спинку стула. – Да, мне часто говорят, что я слишком напористая. Простите меня, Корбин. Меня немного огорчает то, что в вашем кампусе все такие милые и в то же время такие скрытные. Понимаете, о чем я?
– Насколько я помню, Питер Франклин был тут у нас вроде как радикалом, – сказал Малиновски после небольшой паузы.
Кристина подалась вперед, обратившись в слух. Тим Миллард говорил ей то же самое.
– В каком смысле?
Малиновски покачал головой:
– Начитался статей в университетской газете об экологическом терроризме как законном средстве защиты исчезающих видов и окружающей среды в целом.
– Активизм – самое подходящее дело для студенческого городка, не находите? В конце концов, вас ведь тоже интересуют гражданские права меньшинств.
– Туше, – улыбнулся Корбин. – Однако его протесты и шум, который он поднимал, кажется, навлекли на него гнев университетской администрации, не говоря уже о тех профессорах и ученых-исследователях, которые постоянно имеют дело с правительством и частным бизнесом, – сказал он.
«В том числе и гнев такой важной персоны, как профессор Фергюсон», – подумала Кристина. Корбин Малиновски ведет нужную линию гладко. Знает, кто ему хлеб маслом мажет. А уж Исследовательский центр Пембрука – это бастион, который университетская администрация будет защищать до конца, Кристине это было понятно. Не исключено, что и самому Малиновски, как юристу, преподающему в университете и входящему в его Комитет по академическому надзору, вменяется в обязанность то же самое.
– Судя по вашим словам, я должна понять, что апелляцию Питера Франклина не рассматривали из-за его политической активности в кампусе, так?
– У вас точно нет юридического образования? – спросил Малиновски, пропуская между большим и указательным пальцами руки короткую бородку. – Я знаю, что у многих в ФБР оно есть.
Кристина посмеялась над встречным вопросом, отметив про себя, что ее собеседник тоже отлично умеет уходить от ответа.
Свет в вестибюле дважды моргнул, призывая зрителей назад, в зал. Кристина поблагодарила профессора за компанию и вернулась на свое место в конце зала. Но села она не сразу, а еще проследила за тем, как он идет к себе в партер, на место в середине первого ряда. Да, есть в этом типе что-то интригующее. Надо будет попросить Брайана Эйзена и Пола Хиггинса проверить биографии всех членов академического комитета, а не только Шеймаса Фергюсона.
Музыка зазвучала снова, и Кристина откинула голову на спинку кресла, отдаваясь то нарастающему, то затихающему музыкальному ритму, успокаиваясь и забывая о работе. Ее мысли вращались теперь вокруг Корбина Малиновски и его аккуратной седой бородки. Своей любезностью и хорошими манерами он напомнил ей научного руководителя, который был у нее в аспирантуре, – заведующего кафедрой антропологии доктора Боба Мазерса, перед которым она не устояла в одно далекое лето. Их роман начался с открытием полевого сезона в обширном бассейне реки Амазонки в Бразилии, где в рамках правительственного гранта они изучали близкородственные браки в небольших деревнях на северо-востоке страны, чтобы выяснить, ведут ли они к большей распространенности определенных дефектов среди новорожденных. Мазерс был женат, почти вдвое старше Кристины, но его обаяние очаровало ее. Его мягкие прикосновения и непринужденные манеры были неотразимы.
А потом наступил август, и полевой сезон закончился. Когда они прилетели в Чикаго, жена Мазерса уже встречала их в аэропорту. Мазерс обнял супругу, и они вдвоем пошли получать багаж, даже не вспомнив о Кристине. Что бы там ни обещал Мазерс в минуты страсти, уходить от жены он явно не собирался. Кристина была потрясена, вернее, полностью опустошена, столкнувшись с неожиданной стороной личности этого очаровательного человека. Где она взяла силы, чтобы дописать диссертацию за два долгих семестра после того лета, до сих пор было загадкой для нее самой.
Взрыв аплодисментов вернул Кристину к действительности, и она поняла, что почти не слышала «Сонату си-минор» Баха для скрипки и клавесина в исполнении камерного оркестра. «Будь внимательна, Кристина, – напомнила она себе. – Будь внимательна, иначе пропустишь что-нибудь важное».
Глава 14
– Брайан, ну, что там у вас?
Было утро субботы. Кристина сидела в приемной шерифа округа Бенсон и ждала, когда Родни Бойнтон положит трубку. Судя по голосу, Бойнтону не терпелось поговорить с ней, когда он предложил ей подъехать к нему в офис сразу после завтрака. Она надеялась, что Эйзен сообщит ей что-нибудь такое, что вынудит Бойнтона дать ей «добро» на допрос Шеймаса Фергюсона. Еще раньше она позвонила ассистенту профессора Джейкобу Грэму, и тот сказал ей, что профессор уехал на все весенние каникулы и вернется через десять дней. Не исключено, что так оно и было, ведь Кристина сама видела, как он носил сумки в машину. А может, профессор просто удрал от нее.
– Лаборатория в Индианаполисе выделила из тканей, взятых с шеи жертвы, неизвестный стероидный алкалоид, возможно смешанный, – сказал Эйзен. Кристина услышала, как он листает страницы. – Когда алкалоид ввели лабораторной мыши, та умерла в течение нескольких секунд после инъекции. Другими словами, летальность соединения очень высока. Причем оно сохраняет удивительную стабильность даже после нескольких дней некроза тканей. Но что это за соединение, мы пока не поняли.
– Отлично, Брайан. – Значит, Эллен Маккинли отравили намеренно, как и подозревала Кристина. – Обратись теперь к профессору Герберту Бриллу из лаборатории биологических исследований Чикагского университета. Он регулярно проводит для нас тесты на активные биологические вещества, ну, ты помнишь.
– Электронная микроскопия третьего шейного позвонка Маккинли выявила углубление размером с иглу, соответствующее колотой ране на задней поверхности шеи, – продолжил Эйзен.
– Это не объясняет, откуда там золото. Оно же мягкое, иглы из него не делают… – Кристина вспомнила, как, осмотрев тело Маккинли, сама писала о том, что след на ее коже похож на иероглиф. – Может быть, алкалоид был в дротике с золотым наконечником, Брайан. Коренные народы Южной Америки издавна покрывали слизью ядовитых лягушек свои дротики, которыми потом стреляли в добычу, как я поняла из статьи неуловимого профессора Фергюсона.
– Этой информации достаточно, чтобы доказать – Маккинли умерла не от переохлаждения или несчастного случая; и все же никакого прямого отношения к Фергюсону она не имеет, а значит, вызвать его на официальный допрос по этому делу вряд ли удастся, хотя его лаборатория и занимается исследованиями яда самых смертоносных лягушек на свете. К тому же профессор Фергюсон – человек значительный, за его спиной миллионные гранты от Национального института здравоохранения и частные инвестиции в работу его научного центра, так что попробуй тут привлеки его к даче показаний по делу каких-то несчастных студенток.
– Слушай, Брайан, вот еще что. – Кристина прочитала ему имена членов Комитета по академическому надзору. – Мне нужны полные финансовые отчеты по каждому из них. Лучше за последние пять лет. И проверь, не менялся ли состав комитета за последние три года. Если менялся, то мне нужны имена тех, кто ушел, и финансовые отчеты по ним тоже. Если что-то обнаружится, сразу дай знать.
Накануне вечером она читала статью Фергюсона о ядах разных видов южноамериканских лягушек, и ее особенно заинтересовало сравнение ужасных листолазов с другими, тоже ярко окрашенными, но почти безвредными. Это так называемые лягушки-имитаторы – их сходство со смертельно ядовитыми амфибиями пугает хищников, и они отказываются их есть. Значит, чтобы тебя боялись, необязательно быть по-настоящему опасным, достаточно только выглядеть таким.