Кристина вспыхнула и прикусила губу, вспомнив, что Гастон даже не сообщила ей о смерти Винчестер в свое время. Так какой смысл ей, Кристине, соблюдать протокол, если у нее с начальством явно разные цели?
Миранда молчал, как воды в рот набрал.
Гастон откинулась на спинку стула.
– И последнее. Профили сотрудников надо завершить не позднее следующей недели. Это поручение Министерства внутренних дел. Вы должны обеспечить его выполнение. Вы меня поняли?
Кристина кивнула.
– Тогда на этом все.
Кристина встала и вышла из кабинета. Миранда остался.
Дверь за Кристиной закрылась. Миранда немного подождал и заговорил:
– У него одноразовый телефон. Лежит в боковом ящике стола, я видел.
– Смело с его стороны, – сказала Гастон. – Вы проверили, сколько он сделал с него звонков?
Миранда покачал головой:
– Телефон новый, неиспользованный. Предполагаю, что Хьюз купил в секонд-хенде несколько штук и выбрасывает по одному после каждого контакта. Они дешевые, и так безопаснее. Он умен.
– Не особо, – отреагировала Гастон. – Используя вспомогательное электронное оборудование без специального разрешения, он нарушает протокол Бюро.
– Возможно, Прюсик в курсе его дел, – продолжал Миранда. – Я ничего не сказал ей, потому что боялся спугнуть.
Гастон кивнул:
– Понимаю. Он покидал офис или делал что-нибудь подозрительное?
– Он плохо идет на контакт. Если я задаю вопрос, он отвечает немногословно, если не спрашиваю ни о чем, молчит.
– Спасибо, что предупредили меня, Нед. Продолжайте наблюдение.
Как только Миранда вышел, Гастон позвонила Эду Мичуму, специальному агенту, присланному из штаб-квартиры в Вашингтоне. Если бы Хьюз вошел в свою программу PTQP, Мичум и его команда уже следили бы за каждым его шагом в офисе. Но пока Хьюз этого не сделал, а Прюсик с Мирандой не нашли предлога, чтобы его заставить. Хорошо, что у нее теперь есть информация от Миранды, которая указывает на Лидса Хьюза.
Озираясь, он подошел к окну, хотя в кабинете больше никого не было.
– Послушайте, я уже говорил вам, – с подчеркнутой серьезностью произнес он в сотовый. – Вы получите все к пятнице.
Положив левую руку на факс, он затаив дыхание выслушал перечень угроз, самую страшную из которых звонивший приберег напоследок: что его разоблачат, доложив директору агентства о его проступках – с кем, где и когда, одним словом, все. Они давно уже добивались своего: загоняли его в угол, с каждым мучительным звонком повторяя одни и те же угрозы, действуя ему на нервы, напоминая, как далеко они готовы зайти, чтобы получить свое. Что он им должен. И это долг, от которого ему не отвязаться, как ни вертись. Он увяз безнадежно.
– Пожалуйста… Я же обещал, значит, сделаю. У вас все будет. Прошу вас, не надо…
На том конце повесили трубку. Но это был вовсе не конец. И даже не отсрочка. Он чувствовал себя так, словно ему в очередной раз сорвали корочку на едва поджившей ране, словно он купил билет в один конец и выхода нет, надо ехать, никуда не деться. Ему было бы легче, если бы он не принимал все так близко к сердцу. Но ничего уже не изменишь, нечего и пытаться. Поздно. Слишком поздно.
В кабинет вошел Эйзен, увидел агента, который скорчился над факсом, и обеспокоенно спросил:
– Все в порядке?
День клонился к вечеру, в зале ожидания было людно: родители тянули за руки детей, мужчины и женщины в костюмах проворно катили свой багаж по коридорам, спеша на стыковочные рейсы. В международном аэропорту О’Хара царила обычная суета, и это было хорошо.
Чтобы укрыться от камер видеонаблюдения, он пристроился вплотную за высоким бизнесменом, который, таща на буксире огромный чемодан, говорил по мобильному через наушник. Потом он сунул сотню уборщику, который вез корзину для мусора, и тот открыл ему дверь в коридор только для служащих. Так он оказался в зале ожидания В, миновав контроль и Национальную безопасность.
Прямо перед ним над нишами, где сидели пассажиры, ждущие объявления о посадке на свои рейсы, были табло с номерами выходов. Ему показалось забавным, что рейс «Эйр Канада» затесался между самолетами из Брюсселя и Лондона. До Торонто всего час лету, на машине – меньше дня пути. Тут громко заговорила система оповещения аэропорта: прибыл рейс FL 314 из Торонто, Канада. Он взглянул на часы. Без опозданий.
Он встал у стойки с солнечными очками и внимательно наблюдал за служащим у выхода на трап, с которого должны были пойти пассажиры рейса FL 314. Дверь открылась, пассажиры первого класса вошли в зал ожидания. Он шагнул от киоска к мужскому туалету, но внутрь не вошел: его должны были видеть прямо от трапа. Бизнес-класс прошел, поток пассажиров уплотнился – выпустили экономкласс.
Туалеты в аэропортах устроены на редкость продуманно: здесь, чтобы войти и выйти, не надо даже касаться руками дверей. Можно спокойно держать в руке портфель или любую другую ручную кладь, а главное, не оставлять отпечатков. Он вошел в ярко освещенное помещение и направился к дальней раковине, прямо рядом с которой на белой кафельной стене висели сушилки для рук, новенькие, блестящие.
Он положил конверт на полочку между раковинами, поднес руку к автоматическому дозатору мыла – на ладонь ему упал белый шарик пены. Он вымыл руки под бесконтактным краном, умылся, посмотрел на себя в зеркало. Под глазами темные круги – а все оттого, что он плохо спит. Бессонница – следствие угрызений совести.
Ситуация давно вышла за рамки его первоначальных намерений. Он не ожидал, что так будет. Он всего лишь хотел помочь отцу избавиться от долговых обязательств. Старик был по уши в долгах и совершил ошибку, заняв деньги не у тех людей, а все потому, что ни один нормальный банк не дал бы ему ссуду, учитывая его обстоятельства и уже существующие долги. Вот он и вмешался, как подобает хорошему сыну. Вступился за отца перед ростовщиком, точнее, перед его боссом, а тот вдруг согласился пойти ему навстречу и предложил вариант, как быстрее и легче выплатить отцовские долги вместо того, чтобы несколько лет подряд отдавать за них половину зарплаты. Он еще раз плеснул водой себе в лицо. И вот он снова здесь, в аэропорту, встречает и провожает очередной рейс, потому что у него не осталось выбора. Он увяз еще глубже, чем когда-то его отец. Поначалу он не волновался из-за того, что сделал, считал, что переданный им материал не так важен: низкий уровень, даже не секретный. Но легкая работа стала только первым шагом. Дальше – больше, и теперь они купили его с потрохами, так же, как когда-то отца.
Человек в длинном коричневом пальто с широкими лацканами вошел в уборную и встал у соседней раковины. Их взгляды на мгновение встретились: за доли секунды он подтвердил, что он с ними, он сотрудничает и доставил конверт, как ему было приказано.
Это была четвертая встреча в аэропорту за последние четыре недели. С прошлого раза он сумел убедить себя в том, что все не так плохо, есть люди, которые поступают куда хуже, чем он. Он же не продает иранцам уран для изготовления бомб и не передает военные секреты «Аль-Каиде». Это сугубо внутреннее дело, повторял он себе, никакой политики.
Неприглядная правда его положения была куда проще: он абсолютно ничего не может сделать, пока они сами не снимут его с крючка.
Он сунул мокрые руки под автоматическую сушилку. Она взревела, и он вздрогнул от неожиданности. А когда он обернулся, человек в коричневом пальто уже скрылся, забрав с собой конверт из плотной бумаги.
В воскресенье вечером на кухонном столе в квартире Кристины в Чикаго зазвонил телефон. Она только что заказала в соседнем китайском ресторане свою любимую еду на ужин – цыпленка по-сычуаньски.
На экране высветился неизвестный номер.
– Алло?
– Приятно снова слышать ваш голос, Кристина.
Она улыбнулась, переключила телефон на громкую связь и налила себе бокал каберне.
– И мне тоже, Корбин. Приятный сюрприз.
– У меня весенние каникулы, а я сижу за столом и проверяю студенческие работы. Решил воспользоваться моментом, чтобы сказать вам, как я был рад видеть вас на концерте. Может быть, сходим куда-нибудь поужинать, когда вы вернетесь в Бентон?
– Спасибо, Корбин, с удовольствием. Вот только не знаю, когда я снова буду у вас. – Она умолкла – вспомнила недавние упреки Гастон, и ей стало больно. Думать о том, что ее изгнали из кампуса Университета криминалистики, чтобы приковать к письменному столу, было невыносимо, и Кристина решила забыть об этом на время.
– А-ха, понятно, – сказал он бодро. – Но ведь надеяться еще можно, не так ли?
– Конечно, надежда умирает последней. Кстати, могу я задать вам один вопрос?
– Сколько угодно.
– Вы давно входите в Комитет по академическим вопросам?
– В мае этого года будет десять лет, если я не ошибаюсь, – сказал он.
– Наверное, за эти годы в его составе происходили изменения? Кто-то приходил, кто-то уходил, верно?
– Да, несколько человек сменились. Но беда в том, что у меня нет права обсуждать с вами даже состав комитета, Кристина. Только по специальному разрешению ректора. Ну, вы же понимаете.
– Конечно, конечно. Меня интересует всего один вопрос: когда умер Питер Франклин, комитет уже был в своем нынешнем составе?
– Кажется, да, но больше я ничего не могу вам сказать. Хотя есть множество других тем, которые я готов обсуждать с вами когда угодно. Надеюсь, вы позвоните мне, когда в следующий раз будете в городе. Мне была очень приятна ваша компания.
– А мне – ваша, – искренне ответила Кристина.
Спонтанность его звонка и удивила, и растрогала ее. Надо же, оказывается, она не только настроила против себя Фергюсона и шерифа Бойнтона, но и обрела в кампусе друга.
Глава 16
В понедельник утром отдел Кристины собрался в большом конференц-зале, где она сразу взяла у всех сотрудников анкеты и отложила их в сторону. Потом, стоя перед комнатой, кивнула Эйзену: