– Ритуал? Почему ты так решила? – Кац подался к ней еще ближе – в ресторане становилось шумно.
– Вторую жертву нашли в пещере, на каменном выступе, защищенном от возможных потоков воды. Она лежала на спине под большим сталагмитом, головой на камне, как на подушке, руки были скрещены на груди.
Кристина выложила на стол перед психиатром фотографии каменного выступа в полу пещеры и огромного сталагмита, под которым тело лежало, пока его не увезла полиция штата. Еще на одном снимке место, где нашли тело, было обведено мелом.
Кац изучал фотографии, грызя кончик видавшей виды шариковой ручки. Официантка принесла сэндвичи. Густой запах жирного красного мяса отвлек Кристину от размышлений. Она откусила кусок сэндвича и запила его чаем со льдом.
Кац поднес ко рту салфетку и выплюнул в нее огрызок синего пластика, по-прежнему не отрываясь от фотографий.
– Так что же это за убийца, доктор? Который не совершает насилия над телами, но делает все возможное, чтобы спрятать их, который не оставляет после себя ничего, кроме случайных отпечатков обуви?
– Мотивы убийц-асексуалов, как правило, очевидны. – Кац энергично потер переносицу. – Может быть, он импотент. Но исключать сексуальную мотивацию все же не стоит; тут присутствует скрытая сексуальность, на что указывает склонность убийцы придавать мертвому телу определенное положение.
Кристина с трудом представляла себе работу темного ума убийцы, но то, что он затаскивает своих жертв в пещеры, и способ применения яда уже многое говорили о его характере.
– Мужчина не может завершить половой акт и вместо этого травит своих жертв, вы это хотите сказать?
– Не исключено. По крайней мере, ничего невозможного я тут не вижу. – Кац тоже взялся за толстый сэндвич, зажав его в обеих руках. – Убийцы-асексуалы, особенно импотенты, – продолжал Кац, – нередко страдают от глубоко укоренившейся ярости. Как правило, их ярость – это результат чьей-то агрессии, которую они испытали в детстве; став взрослыми, они переносят ее на того, кому не повезло оказаться рядом с ними, – например, на женщину или девушек, как в данном случае.
– Этот перенос, о котором вы говорите, похож на отношения между психологом и его пациентом?
– Да, отчасти, вот только жертва ничего об этом не знает и даже не подозревает, в какой момент и чем именно она провоцирует его убийственный гнев.
Кристина следила за ходом мыслей доктора, применяя то, что он говорил, к возможностям и мотивам убийцы, и не могла понять, как человеку, внутри которого буквально клокочет ярость, удавалось не только привлекать внимание девушек, но еще и удерживать их возле себя.
Они с Кацем жевали сэндвичи, а Кристина продолжала думать о разговоре. Солонина была сочной, а квашеная капуста – вкусной, прямо как у матери.
– До момента фактического переноса, – снова заговорил Кац, – враждебность убийцы по отношению к жертвам может нарастать медленно, так что он успевает познакомиться с ними и даже расположить их к себе. Понимаешь, поначалу он кажется им вполне нормальным.
– Пожалуйста, объясните подробнее, доктор.
– Люди, страдающие манией преследования, всегда считают, что их хотят обидеть. Чаще всего без всяких на то оснований. Так работает параноидальное мышление. – Он постучал себя по виску. – Предрасположенность к такого рода расстройствам обычно врожденная. Вашего убийцу могли воспитывать люди, которые не были добры к нему и, сами того не подозревая, развили в нем эту предрасположенность. Но это, конечно, только моя догадка.
– Доктор, а как с его манией преследования связана привычка прятать тела в пещерах?
– Пещера – его зона комфорта, убежище, где ему незачем сдерживать гнев. В повседневной жизни он наверняка тратит много сил на подавление или маскировку гнева. И это его утомляет.
Кристина медленно кивнула.
– Если в присутствии молодой женщины такой мужчина почувствует угрозу в ее словах и поступках или обостренно ощутит свою неспособность вести себя как всякий нормальный мужчина в сексуальном плане, то его гнев может обостриться внезапно и стать неконтролируемым. Наступает момент, когда он больше не может подавлять раздирающие его чувства, и тогда его разум точно сбивается с пути, каждый поступок и слово жертвы он начинает рассматривать словно под микроскопом, они приобретают для него непропорциональную важность, до полной иррациональности. В этот момент сигналы в его мозгу искажаются так, что он впадает в состояние глубокого страха.
Симптомы мании преследования могут проявляться и в обычных повседневных ситуациях. Больной слишком остро реагирует на то, что представляется ему очередным проявлением несправедливости по отношению к нему. Может сорваться из-за любой мелочи.
Доктор Кац жестикулировал так энергично, что кусочек солонины слетел с бутерброда на пол, а он и не заметил.
– Проблема в том, – продолжал доктор, – что для него это вовсе не мелочь. Для его больного сознания это чудовищный поступок. Параноик действительно верит в то, что буквально каждый встречный точит на него зуб, а уж конкретный человек или люди из его окружения – например, жертвы – определенно хотят ему зла. Вот почему стоит только молодой женщине попасть в его поле зрения и чем-то зацепить его внимание, – Кац раздул щеки, – ей капут.
Кристина медленно кивнула:
– Странно то, что он до сих пор не попался, с такими-то припадками гнева. Судя по всему, он неплохо справляется со своей яростью.
Кац энергично покивал:
– Ты говорила, что все жертвы, по-видимому, шли с ним добровольно. Значит, ваш убийца способен сдерживать свои параноидальные страхи достаточно долго, чтобы успешно провести первую встречу с женщиной, возможно, даже завязать с ней какие-то отношения, завоевать доверие.
– Да, ни в одном случае нет никаких признаков борьбы, а главное, нет свидетелей, которые сообщали бы, что рядом с жертвой околачивался кто-то посторонний. Я говорила с соседками по комнате обеих убитых – когда девушки живут рядом, они часто делятся друг с другом разными новостями, переживаниями и прочим.
– Да, да, конечно, хотя бывают и молчуньи. – Доктор Кац сплел пальцы. – Помни, что у людей с параноидальным мышлением совершенно искаженный взгляд на мир. Вот, например, ты видишь, как кто-то ставит машину на парковке для инвалидов. Что ты подумаешь о таком человеке? Наверное, что он заехал туда случайно, по ошибке, и так далее. А для параноика этот человек, заехавший на место для инвалидов, сделал это специально, назло. Для параноика все и всегда имеет личный характер, мир ведет против него необъявленную войну; люди всегда делают что-то с одной-единственной целью – взбесить его.
– А как это влияет на его поведение? – спросила Кристина. – На какие внешние признаки стоит обратить внимание?
– Как я уже сказал, этот убийца, видимо, научился сдерживать свои наклонности. Он дисциплинирован. Умеет подавлять эмоции, не показывать гнев, особенно если хочет привлечь женщину, на которую он нацелился. И еще, обрати внимание, Кристина, его гнев, кажется, провоцируют именно отличницы – умные, целеустремленные девушки. Так что будь осторожна.
Кристина поглядела на часы. Перед встречей с Гастон ей надо еще кое-что сделать. Билет на первый утренний рейс до Индианаполиса уже лежал у нее в кармане.
Доктор Кац протянул руку и крепко сжал ее плечо.
– Параноидальные импульсы могут проявляться совершенно внезапно. – И он щелкнул пальцами. – Вот так. Параноик непредсказуем, Кристина. Этот убийца, особенно если он страдает от далеко зашедшей мании преследования, может быть человеком непостоянным, взрывным. Так что прошу тебя, будь очень осторожна, дорогая.
– Пожалуйста, закройте дверь, – небрежно сказала Гастон. На этот раз они были одни.
Кристина сделала как ее просили, и села перед директором, молча глядя, как та пишет.
Закончив писать, Гастон закрыла папку и окинула Кристину оценивающим взглядом.
– То, что я собираюсь вам сказать, строго конфиденциально и не должно выйти за пределы этого кабинета.
– Понимаю.
– Насколько хорошо вы знаете Пола Хиггинса? Из его досье я вижу, что он работает в вашем отделе год и четыре месяца.
– Да, Пол пришел к нам последним, но в команду вписался хорошо. С компьютером он работает как никто из нас.
Гастон открыла другую папку и перевернула в ней несколько страниц.
– Вы знали, что в возрасте шестнадцати лет он взломал базу данных местного участка полиции и получил важную информацию о текущих уголовных делах?
Кристина нахмурилась:
– Нет, этого я не знала. Да и не пыталась узнать, ведь он пришел к нам с предварительным допуском из Министерства внутренних дел в Вашингтоне. Это они должны были об этом знать.
Гастон кивнула:
– К вашему сведению, его отец, известный адвокат из Милуоки, употребил свои связи, чтобы эту информацию убрали из личного дела сына.
– Могу я тогда спросить, как вы узнали об этом?
– Сначала скажите мне вот что. Случалось ли вам или кому-то из вашего отдела недосчитаться каких-либо материалов, улик? Бывали у вас странные происшествия? Например, вдруг загрузилась информация из базы данных, которую вы не запрашивали?
Кристина беспокойно заерзала на стуле.
– Нет, ничего подобного я не помню.
Гастон постучала полированным ногтем по столу.
– Послушайте, я понимаю, что это не самый приятный разговор. Я должна сообщить вам, что мы подтвердили факт утечки информации из нашего офиса.
– «Мы»? – Кристина вспомнила, что Роджер Торн говорил ей о поиске «крота» внутри подразделения.
– Канадское правительство поддерживает связь с Министерством внутренней безопасности. На прошлой неделе подслушивающие устройства, установленные в доме, за которым они следят в Торонто, показали, что там узнали о мерах противодействия нашего статистического подразделения, которые, как вы, возможно, знаете, довольно сложны; в них подробно описана чувствительная логистика нашего подразделения, связанная с его текущей деятельностью.