– Потрясающая четкость исполнения, – сказала Кристина вслух. – У меня есть эта запись, я часто включаю ее, когда еду на место преступления и обратно. Хотите верьте, хотите нет, но эта музыка помогает мне сосредоточиться.
Он кивнул.
– Согласен, Бах – отличный способ отдохнуть после рабочего дня, Кристина. Да и на месте кровавого преступления лучшего напарника, чем Иоганн Себастьян Бах, трудно себе даже представить. – Малиновски широко улыбнулся, выходя из кухни в гостиную.
Кристина подошла к окну и увидела лесную опушку – заросли болиголова окружили небольшую, поросшую травой поляну. Между деревьями шла грунтовая дорога, она вела к полю, где стояла какая-то постройка вроде сарая – его крыша виднелась сквозь ветки.
– Здесь что, рядом ферма, Корбин?
Он оторвал взгляд от плиты и сказал:
– О да. Много лет назад здесь был фермерский дом. Потом большую часть земель передали штату в качестве дополнительной защиты для охраняемого лесного массива. А старый сарай как-то случайно оказался на нашей земле, вот он и сохранился. И я получил его в собственность. – И Малиновски принялся сосредоточенно пилить зубчатым ножом свежий багет.
Над диваном висела рамка с картой – Кристина подошла ближе и стала ее рассматривать. Карту явно чертили ручкой-рапидографом – она сама пользовалась такой, когда записывала результаты экспертизы. Легенда в правом нижнем углу показывала, что один дюйм равен ста футам. По левому краю шли отметки глубин: пятьдесят футов под поверхностью земли, сто пятьдесят и так далее, до пятисот. Пещера в целом напоминала кроличий садок: от основной камеры во все стороны отходили какие-то норы и отнорочки. И каждая была прорисована с большим тщанием, даже сталактиты и сталагмиты и те помечены. Очень похожие на те, которые она видела вблизи. Судя по легенде, изображенная часть пещеры была длиной почти в милю. Вверху было написано: «Образование Клир-Крик».
– Какой впечатляющий чертеж, – сказала Кристина, показывая на карту. – Я и не знала, что вы увлекаетесь спелеологией, Корбин. – Она старалась говорить бодро, несмотря на охватившее ее вдруг беспокойство.
Малиновски кивнул, неся к столу разделочную доску с хлебом.
– А, это давняя история. Шеймас Фергюсон – не хочется даже говорить о нем на фоне трагической смерти той студентки, – но все-таки именно он пригласил меня на вылазку его клуба как-то в выходные. И я ради забавы согласился. – Он указал хлебным ножом на карту в рамке. – Тогда он и дал мне эту копию карты пещерной системы, которую они как раз составляли в клубе спелеологов.
Профессор усмехнулся.
– Но для меня это оказалось слишком. Я понял, что не люблю темных мест. – И он пожал плечами.
– Понимаю. – В правом нижнем углу карты была четко проставлена дата: апрель 2014 года. Всего год назад.
Малиновски поставил на стол большую фарфоровую супницу. Из-под ее крышки шел пар.
– Суп готов. Надо только дать ему остыть пару минут. Могу я пока предложить вам бокал вина?
– С удовольствием.
Он налил два бокала каберне и протянул один ей.
– Корбин, я очень тронута тем, что вы пригласили меня на ужин. – Кристина улыбнулась и сделала глоток. – Превосходное вино.
– Чилийское. Всего лишь копия французского оригинала, хотя и очень качественная, надо признать.
Кристина кивнула:
– Признайтесь, Корбин, неужели вы все каникулы корпели за своим столом в университете?
Он склонил голову набок, словно обдумывая ее вопрос.
– Признаюсь – нет, хотя и планировал. Но, увы, в самом начале каникул я получил печальное сообщение из Мексики. Пришлось ехать в Веракрус перезахоранивать останки одного близкого мне человека. Кладбище закрыли в связи с передачей земельного участка девелоперской компании, и всех, у кого там кто-то похоронен, предупредили, что если они не позаботятся о захоронениях, те будут утрачены навсегда.
Кристина поставила недопитый бокал на стол.
– Вы были в Мексике? – Она вспомнила, что когда он звонил ей в последний раз, то ясно сказал, что сидит за своим столом в юридической школе и проверяет студенческие работы.
Долю секунды Малиновски внимательно глядел ей в лицо, потом ответил:
– Шесть лет назад в Мексике умерла моя жена, Вера. Мы были в круизе, когда ей вдруг стало плохо, и она скоропостижно скончалась прямо на борту корабля. Когда судно причалило в Веракрусе, я похоронил ее там. Видите ли, она была иудейкой, поэтому мне пришлось похоронить ее тело в течение трех дней. Я знаю, что она бы этого хотела. – Он приподнял брови, глядя на Кристину. – В общем, вы наверняка понимаете, что я поспешил принять меры по перезахоронению ее останков. У меня не было выбора, – он пожал плечами, – я не был готов нанимать адвоката и подавать одностороннее ходатайство в мексиканский суд.
– Как печально, Корбин. Какие грустные новости. – Кристину поразило, что он, оказывается, был женат и никогда даже не говорил об этом. Хотя с чего бы? – Значит, вы ездили в Веракрус?
– Да, всю ночь плыл на корабле из Хьюстона. Видите ли, я совсем не могу летать. – Он указал на свои уши. – Я страдаю от шума в ушах, который от перепадов давления превращается в пронзительный звон. Так что взлет и посадка для меня невыносимое испытание.
Кристина задумчиво кивнула:
– А ведь Хьюстон довольно далеко отсюда, туда еще тоже надо добраться.
– Да нет, не так уж и далеко, если ехать по хайвею. – Он снял с супницы крышку и помешал содержимое половником. – Ну вот, суп остыл, можно начинать. Прошу к столу.
– Вы не возражаете, Корбин, если я задам вам еще один вопрос в этой связи? Потом я обещаю больше эту тему не трогать. – Она с трудом удержалась от улыбки. – Я снова о Питере Франклине.
Малиновски выпустил половник из рук. Тот громко звякнул о дно супницы.
– Питер Франклин? – Он слегка нахмурился. – А, тот бедняга, которого не взяли в аспирантуру. – Малиновски погрозил ей пальцем. – Вы застали меня врасплох.
Кристина и сама это поняла.
– Франклин умер вскоре после взлома в лаборатории в Исследовательском центре Пембрука, где он был лаборантом, – начала Кристина. – Насколько я понимаю, из лаборатории тогда был похищен какой-то опасный биологический материал.
– Мне кажется, вы рассказываете мне это уже в третий раз по меньшей мере, – сказал он серьезно.
– Вы не возражаете, если я помою руки? – спросила она, изобразив на лице улыбку.
– Конечно, нет, – сказал Малиновски. – Туалетная комната у входа, вторая дверь справа.
Кристина напрягла память, вспоминая таблицу Миранды и Эйзена: слева фамилии профессоров, сверху, в названиях столбцов, – студентки, и под каждой – галочки напротив тех преподавателей, чьи курсы они слушали. Корбин Малиновски читал два курса: один по гражданскому праву на юридическом факультете Университета криминалистики, и второй, подготовительный курс в Иллинойсе, в рамках совместной программы двух университетов. Эллен Маккинли была в списке студентов подготовительного курса зимнего семестра. Имя Наоми Винчестер встречалось в курсе Корбина по гражданскому неповиновению, который он читал осенью и зимой. Зато Трейси Уилсон ни в одном из списков не было. Она не соответствовала требованиям: училась средне, активисткой никогда не была. Значит, ей просто не повезло: девушка оказалась не в том месте не в то время.
В ванной Кристина открыла кран и набрала номер Джо Макфэрона. Звонок ушел на голосовую почту.
– Джо, это Кристина. Я в доме Корбина Малиновски в Бенсоне. Приезжай немедленно сюда. Позвони шерифу Бойнтону. Пожалуйста, Джо, скорее. – И она продиктовала ему адрес Малиновски, не забыв предупредить о незаметном въезде, спрятанном за кустами форзиции.
Спуская воду в унитазе, Кристина вдруг заметила на полочке перед собой потрепанный книжный корешок, зажатый между книгами поновее. «Естественная история ядовитых лягушек», – прочитала она и испугалась. Она вытащила книгу, открыла ее и увидела надпись на форзаце: «Будь осторожен в своих желаниях, Трип! Бабушка М.».
Кристина вернулась за стол.
– Кто такой Трип? – спросила она. Малиновски налил себе еще вина.
– А что?
– Я увидела у вас в ванной книгу о ядовитых лягушках, мне стало любопытно. Я открыла ее и обнаружила там надпись. Мое любопытство разгорелось еще больше.
– Да, я заметил, что вы очень любознательны, – спокойно ответил Малиновски. – Меня зовут Корбин Фредерик Малиновски-третий, отсюда и прозвище Трип [37]. Кто его выдумал, я даже не знаю, но в семье меня звали так с детства. А книгу мне подарила бабушка на день рождения, когда я был маленьким. Она и научила меня ценить такие вещи. – Он посмотрел в пол и тихо усмехнулся. – Можно сказать, что у бабушки Мэл, как я называл ее, было эксцентричное чувство юмора.
– Да уж. – Сердце Кристины забилось очень часто. Перед глазами вдруг всплыла картинка: голое мертвое тело Эллен Маккинли на металлическом столе в свете флуоресцентных ламп. – Итак, вы говорили, что Питера Франклина не приняли в аспирантуру. Но, насколько я понимаю, комитет не успел проголосовать. – Она вдруг поперхнулась.
Малиновски отложил ложку и поправил салфетку на столе.
– Питер Франклин, Питер Франклин, что вам так дался этот Питер Франклин?
– Корбин, вы прекрасно знаете, зачем я приехала сюда, в Бенсон. И я должна сказать, что вы очень помогли мне в расследовании, – сказала Кристина, стараясь успокоить этого мужчину, который почему-то смотрел на нее теперь очень пристально.
– Да, это я понял, но только в отношении той девушки, Винчестер. – Он взялся обеими руками за края своей салфетки.
– Верно. Cотрудничать были готовы только вы. От других мне так и не удалось ничего добиться.
Кристина юлила как могла. На шее Малиновски напряглись жилы, взгляд стал жестким. Добродушный любитель классической музыки, с которым она весело шутила всего несколько минут назад, исчез, а его место занял кто-то нетерпеливый, встревоженный и холодный, как камень.