Бинодини слышала, что, если все время думать о каком-то человеке и мысленно призывать его, он непременно явится. И молодая женщина, сложив руки и закрыв глаза, принялась призывать Бихари:
«Моя жизнь и сердце мое пусты, вокруг – тоже пустота! Явись хоть на мгновение! Ты должен прийти, я не успокоюсь, пока ты не придешь!»
Бинодини повторяла эти слова до тех пор, пока ей не начало казаться, что они обрели силу ее любви и что призыв ее будет услышан. Бессмысленно жить одними воспоминаниями, собственной кровью питать корни отчаяния в сердце – все это иссушает душу. Но если подчинить все мысли и душевные силы одному желанию, становишься сильнее. Бинодини чудилось, будто ее страстное желание, сметая все на своем пути, с каждой минутой приближает осуществление мечты. Во власти дум о Бихари она не заметила, как сумерки прокрались в комнату. Казалось, исчез весь мир, не существовало больше ни людей, ни семьи, ни деревни. Неожиданно в дверь постучали. Бинодини бросилась открывать и воскликнула без тени сомнения:
– Ты пришел, повелитель!
Она твердо верила, что это Бихари, и никто другой.
– Я пришел, Бинод! – отозвался Мохендро.
– Уходи! Уходи прочь отсюда! Сию же минуту уходи! – крикнула Бинодини. В голосе ее звучало безграничное презрение.
Мохендро застыл на месте.
– Послушай, Бинод, – раздался вдруг у дверей голос пожилой соседки, – завтра приезжает твоя тетка…
Увидев Мохендро, она не договорила, накинула на голову покрывало и обратилась в бегство.
Глава тридцать девятая
Негодование охватило всю деревню.
– Стыд какой! – возмущались старики, сидя у храма. – Что там было у них в Калькутте, дело не наше. Но посылать письмо за письмом и вызвать своего дружка в деревню! Выгнать надо отсюда такую тварь.
Бинодини в тот день была уверена, что получит наконец от Бихари письмо, но снова ошиблась.
«Какие права имеет на меня Бихари? – размышляла она. – Почему я должна его слушаться? Зачем уверяла его, что приму покорно все, что он мне прикажет? Ведь он возится со мной только потому, что хочет спасти свою любимую Ашу! Я ничего не требую от него, а он не может написать мне даже коротенького письма! Неужели я так ничтожна, что заслуживаю лишь презрения! – Яд ревности проник ей в душу. – Ради кого-нибудь другого я бы смогла снести столько горя, но только не ради Аши, – говорила себе Бинодини. – Я должна мириться с нищетой, изгнанием, упреками людей, деревенским невежеством, беспросветной жизнью… и все ради Аши! Я поклялась всех их погубить, почему же я нарушила свою клятву? Зачем полюбила Бихари!»
Бинодини неподвижно, словно изваяние, сидела посреди комнаты, предаваясь горьким мыслям. В это время вернулась тетка.
– Несчастная! – воскликнула она. – Чего только я не наслушалась о тебе!
– И все это правда, тетя! – ответила Бинодини.
– Зачем ты устроила скандал на всю деревню? Зачем приехала сюда?
Глубоко оскорбленная Бинодини молчала.
– Тебе нельзя оставаться здесь, – продолжала тетка. – Злая судьба отняла у меня всех близких – я все вынесла, но позора я не переживу. Стыдись, ты запятнала наше доброе имя… Уходи сейчас же.
– И уйду…
В этот момент неожиданно появился Мохендро. Со вчерашнего дня он не ел, не умывался. От бессонной ночи глаза его покраснели, лицо осунулось, волосы были в беспорядке. Когда начало светать, он решил еще раз попытаться увезти Бинодини. Но после той оскорбительной встречи, которую ему устроила Бинодини, душу его терзали сомнения. Весь день и всю ночь Мохендро провел на станции. И все же перед самым приходом поезда на рассвете решился. Он покинул станцию, нанял извозчика и отправился к Бинодини. Всякому отчаянному поступку сопутствует безрассудство… Мохендро стало вдруг необычайно весело – все его утомление и раздвоенность исчезли. Деревенские жители, с любопытством смотревшие на Мохендро, казались ему безжизненными глиняными куклами. Не раздумывая, Мохендро бросился к Бинодини.
– Я не настолько труслив, Бинод, чтобы бросить тебя одну здесь, где тебя ждут только оскорбления, – сказал он. – Ты поедешь со мной, клянусь. Все будет так, как ты пожелаешь. Можешь оставить меня, если захочешь, я не стану удерживать. Сжалишься – буду счастлив, нет – уйду с твоего пути. Я подло обошелся со своей семьей, но ты можешь мне довериться. Мы стоим на краю гибели, и сейчас не время лгать.
– Увези меня! – просто и твердо сказала Бинодини. – Экипаж с тобой?
– Да.
В это время из своей комнаты вышла тетка.
– Мохендро, ты не знаешь меня, но я тебе не чужая. Твоя мать, Раджлокхи, из нашей деревни, она часто называла меня тетей. Что ты делаешь, скажи мне? У тебя – жена, мать, а ты, видно, совсем потерял рассудок! Как сможешь ты теперь показаться на глаза порядочным людям?
Мохендро, который до сих пор находился во власти чувств, испытал боль от слов старой женщины. Да, у него есть мать, есть жена, есть долг перед обществом. Все вдруг предстало перед Мохендро в ином свете. Мог ли он подумать, что когда-нибудь в далекой, глухой деревушке у дверей незнакомого дома ему придется выслушивать подобные упреки. Среди бела дня он, сын почтенных родителей, увозит вдову! Да, это небывалая глава в его биографии!
Мохендро растерянно молчал.
– Сейчас же уходите отсюда! – возмущенно продолжала старуха. – Не смейте стоять у моего дома!
И она сердито хлопнула дверью. Не умывшись, не сменив сари, без вещей, Бинодини молча села в экипаж.
– Нет-нет, – возразила она, когда Мохендро хотел было сесть рядом с ней. – Станция недалеко, ты можешь дойти пешком.
– Но ведь вся деревня будет глазеть на меня!
– Неужели тебя еще может смутить что-то? – Бинодини захлопнула дверцу экипажа и, обращаясь к извозчику, приказала: – На станцию!
– А господин не поедет? – изумился извозчик.
Мохендро стоял в нерешительности. Когда экипаж отъехал, он свернул в сторону и, опустив голову, пошел к станции полем.
Навстречу ему попалось несколько пожилых женщин с полотенцами и горшочками масла в руках – они направлялись к уединенному берегу деревенского пруда, скрытого в тени цветущих манговых деревьев. В это время дня они обычно совершали омовение.
Глава сороковая
Раджлокхи не знала, куда исчез сын, и от волнения лишилась сна и аппетита. Управляющий искал Мохендро по всей Калькутте. Между тем Мохендро вернулся в город, оставил Бинодини в нанятой им квартире в Потолданге и той же ночью явился домой.
Первым делом Мохендро пошел в комнату матери. Там царил полумрак, лишь слабо мерцал огонек затененной керосиновой лампы. Раджлокхи, больная, лежала на постели, возле нее сидела Аша и осторожно растирала ей ноги. Прежде Раджлокхи не разрешала ей этого делать.
Как только Мохендро показался на пороге, Аша быстро вышла.
– Мама, – сказал Мохендро, усилием воли собрав все свое мужество, – я не могу заниматься дома и поэтому снял квартиру недалеко от колледжа.
– Посиди немного, Мохин. – Раджлокхи указала на край постели.
Молодой человек смущенно сел.
– Мохин, – снова заговорила Раджлокхи, – ты можешь жить там, где пожелаешь, но подумай о жене, не заставляй ее страдать.
Мохендро ничего не ответил.
– К несчастью, – продолжала старая женщина, – я не сразу поняла, что Аша – настоящая Лакшми. – В ее голосе послышались слезы. – Но ты? Ты ведь лучше знаешь ее, ты так ее любил – и принес ей столько горя! – Раджлокхи не выдержала и зарыдала.
Мохендро охотно избежал бы этой сцены, но уйти, ничего не сказав, он не мог, поэтому продолжал молча сидеть.
– Эту ночь ты проведешь дома? – после паузы спросила Раджлокхи.
– Нет.
– Когда ты уходишь?
– Сейчас.
– Сейчас?! – Раджлокхи с трудом приподнялась на постели. – Неужели ты уйдешь, не повидавшись с женой?
Мохендро молчал.
– Ты даже представить себе не можешь, в каком состоянии была она все эти дни! Ты потерял всякий стыд, жестокость твоя разрывает мне сердце. – И Раджлокхи, словно подрубленная ветвь, упала на постель.
Мохендро вышел из комнаты и, осторожно ступая, поднялся к себе в спальню. Ему не хотелось встречаться с женой. Но на крытой террасе перед спальней он все же увидел ее. Аша лежала на полу. Она не слыхала его шагов и, неожиданно увидев мужа, быстро накинула на голову край сари и вскочила. Если бы в это мгновение Мохендро позвал свою Чуни, всю вину мужа она приняла бы на себя и, словно прощенная грешница, выплакала бы свое горе, припав к его ногам. Но Мохендро не назвал ее этим ласковым именем.
Ему самому хотелось нежно окликнуть жену, но чем сильнее становилось его стремление, тем мучительнее ему казалось сделать это. Мохендро никак не мог отделаться от мысли, что любое ласковое слово, сказанное им сейчас Аше, будет звучать как жестокая насмешка. Как может он утешить ее, когда сам отрезал себе все пути к отступлению, когда ему уже нельзя покинуть Бинодини!
Аша оцепенела. Ей было стыдно оставаться, но она не могла заставить себя сдвинуться с места. Мохендро принялся молча расхаживать по террасе. Луна еще не взошла, небо было темным. В углу террасы в вазоне рос кустик туберозы, на нем распустились два цветка. В темной вышине сияли созвездия Большой Медведицы и Ориона – молчаливые свидетели многих любовных свиданий Аши и Мохендро, они и сегодня безмолвно, как прежде, наблюдали за происходившим.
«Если бы этот темный небесный покров мог поглотить все события последних дней, – думал Мохендро, – я занял бы привычное место на циновке рядом с Ашей. Никаких вопросов и объяснений, только доверчивая любовь и бесхитростное счастье…» Но увы, пути назад не было. Мохендро потерял свое право быть рядом с Ашей. До сих пор взаимоотношения Мохендро и Бинодини не налагали на них никаких обязательств. Мохендро испытал счастье, даруемое любовью, но не почувствовал ее оков. Теперь же Мохендро, хочет он того или не хочет, должен был заботиться о Бинодини. Он сам оторвал ее от родной деревни и увез. Ей некуда деваться, нигде в мире ей не найти защиты, Мохендро – ее единственная опора.