Помню, я как раз закончил подвязывать лозу, поднял взгляд — и вот он, внезапный, как гром среди ясного неба или ночной горшок с десятого этажа.
Он сидел на крупной черной лошади и вполголоса беседовал с надсмотрщиком, как будто не хотел, чтобы их подслушали. За его спиной толпилось человек десять, с виду отставных солдат или гладиаторов — здоровенные уродливые ублюдки, сплошь мускулы да шрамы.
Эти были новые, не те, что были с ним в прошлый раз — видимо, местные дарования, которых он нанял по прибытии в Италию. Не то, чтобы это что-то значило.
По счастью, Луций Домиций стоял прямо рядом со мной. Я потянулся и с силой ткнул его в спину. Он повернулся и спросил, в чем дело.
— Вон там, — прошептал я. — Нет, не поворачивайся. Медленно покрути головой, будто ты шею разминаешь.
— Ох, ради всего святого, Гален, — пробурчал он. — Можно для разнообразия без твоей долбаной театр… — он осекся, застыл на мгновение и уставился на меня. — Дерьмо, — сказал он.
Я кивнул.
— Это же он, так ведь? — сказал я. — Псих с Сицилии. Тот, который перекрыл дорогу, когда нас везли в каменоломни, и перебил солдат…
— Потише, — рявкнул он так громко, что парочка работников оглянулась, чтобы посмотреть, что происходит. — Да, — сказал он. — Это точно он. Проклятье, Гален, что он тут делает?
— Понятия не имею, — ответил я. — Но что-то подсказывает мне, что он здесь не для того, чтобы одарить нас деньгами или представить своим дочерям. Голову пригни, — прошипел я, когда мужик на коне принялся всматриваться в шеренгу работников.
Может он тоже просто разминал шею или его взяло любопытство, за каким хреном ставить подпорки на два месяца позже всей остальной Италии, а может, и правда высматривал кого-нибудь.
Не знаю, сколько он там проторчал, болтая с надсмотрщиком. Я то и дело посматривал искоса в их сторону, проверяя, здесь ли он еще, пока он наконец не исчез. Я выпрямился и увидел, что он со своими молодцами движется по тропе в общем направлении дома (главная дорога, впрочем, была примерно там же).
— Все в порядке, — сказал я. — Ушел.
Луций Домиций поднялся и застонал, распрямляя спину.
— Может, с твоей точки зрения это и порядок, — сказал он. — Но уж никак, блин, не с моей. С чего, ты думаешь, он тут вообще появился?
Я вскинул голову.
— Понятия не имею, — сказал я. — Вполне может быть что-то совершенно безобидное. Может, он ехал в город по делу, заблудился и просто выспрашивал дорогу.
— Я так не думаю, — пробормотал Луций Домиций. — Сколько нужно времени, чтобы сказать: вернитесь, как ехали, потом налево и еще раз налево, а там прямо? А они трепались не меньше получаса.
Я нахмурился, пытаясь заставить мозги работать (после долгого простоя они заводились очень медленно).
— Ну, — сказал я, — если он искал нас, то не очень упорно. Сидел верхом и болтал с надсмотрщиком. Если бы он искал нас, объехал бы работников.
Луций Домиций покусал губу.
— Ладно, хорошо, — сказал он. — Не знаю. Разве что он просто не подумал, что мы можем оказаться прямо тут. Но если он явится в усадьбу и спросит: не попадались ли вам двое мужчин — крупный блондин и мужичок с лицом как у кры…
— Знаешь что? — сказал я. — Мне пофиг. Все, чего его я хочу, это оказаться с ним в разных местах. Не знаю, как ты, но как только работа кончится, я потихоньку отойду в сторонку и ноги в руки.
Но Луций Домиций покачал головой.
— Это неразумно, — сказал он. — Подумай сам, Гален. Можешь ты придумать лучший способ привлечь к нам внимание, чем побег в день получки? Через полчаса после нее — может быть, это вполне объяснимо, но до? Это можно будет истолковать единственным образом, разве нет?
Тут он был прав, неуклюжий засранец.
— Конечно, — сказал я. — Так и есть. Но мне не улыбается притопать в бараки и обнаружить, что он нас там поджидает в компании с кузнецом, чтобы украсить наши ноги браслетами. Если мы свалим прямо сейчас, у нас будет фора в полчаса. И опыт всей моей жизни, проведенной в беготне от вооруженных людей, говорит мне, что полчаса форы — это прекрасное деловое предложение.
Луций Домиций притворился, будто поправляет подпорку.
— Может быть, — сказал он. — Я не знаю, может он законник и разыскивает тебя, потому что у тебя умер дядюшка и отписал тебе половину своей доли в серебряном руднике. Хотя, — добавил он, — я могу подыскать и другие объяснения, — он поскреб подбородок, как будто задумался, какой плащ ему стоит надеть, темно-зеленый или синий с белой полосой. — Так что мы, по-твоему, должны делать? — спросил он.
Я сморщился, тяжко задумавшись.
— Не знаю, — сказал я. — Ты прав: бежать сейчас, это все равно что прибить к амбару табличку с надписью «Это нас вы ищете» большими бронзовыми буквами. С другой стороны, мы можем вернуться в бараки и угодить прямо в ловушку. Непростой выбор, однако.
Тут надсмотрщик крикнул: Время! и все принялись собирать инструменты, чтобы идти домой. Это мне, конечно, не понравилось, потому что означало, что время на принятие решения вышло.
— Ну? — сказал Луций Домиций.
Иногда надо просто довериться инстинктам. Я ненавижу такие случаи, потому что мои инстинкты так же надежны, как те ребята, которые шатаются по рынку и предлагают всем дешевые серебряные столовые приборы.
И там не менее.
— Вот что, — сказал я. — Мы дойдем вместе со всеми до маленькой оливковой рощи, заскочим туда, будто нам приспичило посрать, оттуда на главную дорогу и рванем со всех сил.
Он нахмурился.
— На главную дорогу? Ты уверен? Разве не по ней они и поедут?
— Нет, — сказал я. — Они знают, что мы не настолько тупы, чтобы выбрать главную дорогу. Кроме того, если мы поторопимся, то доберемся до военной дороги до того, как они поймут, что потеряли нас.
Это рассуждение вроде бы убедило его, как ни странно — по-моему оно было совершенно дурацкое.
— А что потом? — спросил он. — В какую сторону — в Рим или в Остию?
Хороший вопрос. Если в Остию, то сразу погрузиться на отплывающий корабль, без остановок через море в Грецию или Испанию и все в порядке. Или обнаружить, что близится шторм и никто никуда не плывет. С другой стороны, Рим — очень большой город, людный, никто никого не знает. Кому придет в голову пытаться найти двоих в миллионной толпе?
— Пошли в Рим, — сказал я. — Похоже, твои мечты наконец исполнятся.
Семь
От Остии до Рима путь не близкий, особенно если на вас чужие башмаки. Если эта башмаки старше вас и изготовлены специально для того, у кого на ногах растут орлиные когти, путь становится очень долгим.
— Это все глупость твоя, — в который раз говорил мне Луций Домиций. — Когда мы покинули Сицилию, у тебя была прекрасная обувь, но нет, ты взял и обменял ее на это недоразумение только потому, что его отдавали за так. В этом твоя главная проблема. Ты постоянно кидаешься на любую возможность, которая превращается в полнейшую катастрофу.
Когда он был прав, то становился особенно несносен.
— Ладно, а ты сам? — сказал я. — Ты же сделал то же самое.
— Да. Ты видишь, чтобы я хромал? Нет. Это потому, что я обменял свои рваные старые башмаки на довольно новые, причем моего размера.
— Именно, — сказал я. — Ты от рождения счастливчик, а я нет. Разве это честно?
Он нахмурился.
— Ты сам добываешь свою удачу, — сказал он. — Как и неудачу. Мне досталось и того, и другого, так что я знаю, о чем говорю.
Что ж, я собирался сказать более-менее то же самое, только, может быть, не так красиво (ну и что, у меня-то нет классического образования). Еще одна его несносная черта. Как можно оскорбить кого-нибудь, кто в этом деле лучший?
— Ну, в любом случае, — сказал я. — Смысл в том… — я заткнулся. Я забыл, в чем там должен быть смысл. — Мы почти дошли, наверное, — сказал я. — Я вот что думаю: лучше всего протянуть до темноты и проскользнуть вместе с какими-нибудь телегами. Таким образом, если кто-нибудь высматривает нас на дорогах…
— О, очень умно, — перебил меня Луций Домиций. — Первое, что мы сделаем в Риме — это нарушим комендантский час. На самом деле мы можем просто войти, смешавшись с толпой, и никто нас не заметит, даже если специально будет искать. Лучшее время для этого, я думаю, где-то за час до закрытия ворот. В это время там самый лом. Даже если нас заметят и опознают, то не смогут пробиться через толпу.
Ну что ж, тут он был прав.
— Прекрасно, — сказал я. — Сделаем, как ты говоришь. Но уж тогда не вини меня, если мы попадем в ловушку.
— На этот счет не волнуйся, — сказал он. — Все будет нормально. В старые времена я часто бродил по городу инкогнито. Научился паре трюков, чтобы оставаться невидимым.
Боже, подумал я, опять ты за свое. За многие годы я наслушался его хвастливых рассказов, как он пьянствовал в тавернах, оставаясь при этом неузнанным. Он так гордился своим мастерством переодевания, что я так и не набрался смелости сказать ему, что никого он не обдурил, в основном из-за взвода стражников в гражданском, которых Бурр отряжал экскортом, куда бы он не направился. Средний римлянин учует стражника за сто шагов с закрытыми глазами, благодаря чему Луцию Домицию и его дружкам ни разу не вышибли зубы. Я знавал парня, который устраивал экскурсии: он брал по два денария с головы, и за эту сумму ты мог следовать за стражниками и наслаждаться зрелищем публично скотствующего императора. Довольно прибыльная была работенка.
— Ну, — сказал я, — тут ты специалист. Хотя я бы все же предложил обогнуть город и идти через Аппиевы ворота. Если нас поджидают, то у Остийских ворот точно будут наблюдатели.
Он пожал плечами.
— Если тебе так хочется, — сказал он. — А можно поступить еще хитрее и войти через Ослиные. Опять же на холм не придется взбираться.
Мне было без разницы. По мне так чем дольше мы будем добираться до города, тем лучше.
— Как угодно, — сказал я, торопясь сменить тему. — Раз уж мы все равно обходим достопримечательности, что бы ты хотел осмотреть в первую очередь?