«Существует процедура настройки».
— Возможно, есть какие-нибудь процедуры, требующие императорскую реликвию в обязательном порядке?
— Были, но сейчас они не используются.
«Теоретически можно запустить процедуру проверки отклика от каждой реликвии».
«Князья их с собой не возят. Там же наверняка нужно присутствие на местах?»
«Да, вручную подтверждается».
«И не факт, что поймут, что нужно сделать, если процедура не использовалась давно. Императорская семья о ней забыла, почему бы не забыть княжеским семействам?»
— Запросить какую-нибудь основание найдется?
— Думать надо, как провернуть так, чтобы не попасть под подозрение. Но здесь уже без вариантов: либо мы, либо нас. Решением императора я не обманываюсь.
— Я сразу говорил, что у него в планах — убить нас всех.
— В наших планах нашей смерти нет, — хмыкнул Шелагин. — А по остальному мы подумаем. Кроме императора, нужно учесть еще Живетьевых. Там не только Арина опасна. Остальные тоже пауки еще те, хоть и помельче.
Это были только разговоры. Я чувствовал, что князь уязвлен нежеланием коллег поддержать. Хотя он был совершенно прав: если нас раздавят, в следующий раз целью будет кто-то них. А потом следующий. И так до тех пор, пока княжества не превратятся в губернаторства. Правда, я подозреваю, что при таком развитии событий на троне окажется если не сама Живетьева, то ее потомки. Судя по метке, в питомник она пока не вернулась и сидит у себя, полыхая злостью и генерируя новые планы. Жаль, что нельзя залезть к ней и императору в головы и прочитать всё, что они собрались делать.
Мне оставалось прокачивать доступные знания, чтобы играть с этими двумя наравне. Поэтому я пожелал Шелагину спокойной ночи, а сам отправился прокачивать артефакторику и до сна добил ее таки до возможности использования модуля следующего уровня. «Коллекцию монет» я всегда возил с собой, поэтому утром вставал с набором новых знаний, очень сейчас важных для меня.
Получил я кроме сочетаемости рун и совмещения разного типа артефакта на одной основе довольно много схем артефактов бытовой направленности. Но я уже понял, что прокачка идет куда интереснее и быстрее, когда не повторяешь то, что дано, а пытаешься создать нечто новое. Поэтому для себя я запланировал заняться вариантом защитного артефакта, благо время позволяло: в Верейск мы, пока идет Совет, не вернемся, а на Совет необходимости ехать у меня нет.
Разминку я делал в парке, порадовавшись, что наконец-то могу полноценно бегать, не наворачивая круги внутри совсем небольшого периметра, а чувствуя под ногами нормальное покрытие многочисленных аккуратных дорожек. Маршрут можно было варьировать хоть каждый день — размеры поместья это позволяли. И разминку можно было делать в разных частях огромного парка. Мне начинало нравиться мое новое приобретение не только как способ быстро переместиться между двумя важными точками.
Перед завтраком я даже успел поплавать, используя часть артефактов бассейна для большей отдачи от этого нехитрого действия. Ушел, когда появилась Беспалова, решившая тоже немного размяться с утра. Шелагиных же я встретил только в столовой.
Не успели мы приступить к завтраку, как позвонила охрана с сообщением о раннем визите.
— Живетьева, мать ее, — сказал Шелагин отключившись. — Лично приехала, паучиха старая. И ведь не принять не можем.
Судя по метке, это действительно оказалась Живетьева, причем в состоянии какого-то странного умиротворения. Пришла лично решать вопрос с Николаем?
— Калерия Кирилловна, я вам выдам набор артефактов на время визита Живетьевой, — предложил я. — Не нравится мне, что она к нам приперлась.
Беспалова возражать не стала. Она вообще взбледнула, когда услышала, кто пришел. За комплектом я сгонял очень быстро и столь же быстро после этого направился к воротам, впускать врагиню. Или не впускать. Вариант, что она хотела пообщаться только со мной, я не исключал. Запись я вел как на телефон, постаравшись пристроить его как можно незаметнее, так и на камеру Древних, прикрепленную к куртке. С Живетьевой никакая перестраховка не лишняя. Не нравилась мне ее Метка. Она отражала уверенность в своих силах. И это делало неуверенным уже меня.
— Илюша? Не торопишься меня встречать, — скорбно сказала она, лишь только я к ней подошел.
Из машины она вышла и явно не собиралась на ней добираться до парадного входа. Во всяком случае, к калитке она подошла сама, а не по требованию охранников. И сама хотела прогуляться.
— Здравствуйте, Арина Ивановна. Открывание ворот требует моего личного участия. Дистанционно я пока не могу сделать. А как я торопился вам навстречу, вы наверняка видели.
— Видела, Илюша. Я много чего видела. Участок мой, смотрю, преобразился. Или это иллюзия?
— Всего понемногу, — ответил я.
— Не зарегистрируют вашу иллюзию. Ты же теперь у нас княжеский наследник. Какая длинная подъездная дорога. Идти по ней и идти. Мог бы поближе дом установить.
— Если вы вернетесь в машину, я открою ворота.
— Да зачем эта суета? — она вздохнула. — Прогуляюсь я, Илюшенька. Посмотрю, что вы с моим участком натворили.
Она двинулась вперед, вертя головой по сторонам и чуть неодобрительно ею покачивая. Вид ей точно не нравился. Поди, уже решила, что совершенно напрасно отказалась от такого замечательного места в мою пользу. И прикидывала, как его отжать назад, да еще так, чтобы ей приплатили.
— С моим, Арина Ивановна, — поправил я. — Получил я его в качестве компенсации за действие ваших родственников.
— Несправедливо получил, — заявила она. — Натворил делов Эрни, а расплачиваться пришлось мне. Несправедливо это как-то.
На ней было темное пальто совершенно старушечьего бесформенного фасона, когда больше заботятся об удобстве, а не о внешнем виде. И толстый платок на голове был далек от элегантности, служил исключительно для тепла и казался если не возраста самой Живетьевой, то близко к этому. Если и была у посетительницы одежда получше, то ее явно не собирались использовать для визита к нам.
— Глава рода отвечает за всю семью, — напомнил я. — А вы не только глава Рода, но и глава многочисленного и сильного клана, за который тоже несете ответственность.
— Только не говори, что у тебя претензия еще к кому, — нехорошо прищурилась она. — Дарину ты сам при мне простил.
— Пока у меня ни к кому претензий нет, — ответил я. — Если появятся, мы же сможем решить это миром?
— Не знаю, Илюша, — ответила она. — Сможем ли мы вообще что-то решить миром. Вы слишком передо мной виноваты.
— Мы? — удивился я. — Вы ничего не перепутали, Арина Ивановна?
— Я никогда ничего не путаю и не забываю, — отрезала он. — Но этот разговор будет вестись не с тобой, а с князем. Ты уж прости, Илюша, хоть и хороший мальчик, но в наших делах не разбираешься.
Она перестала осматриваться и бодро шкандыбала по подъездной аллее, не обращая внимания на красоты вокруг. Видно, окончательно сочла иллюзией. У двери, которую распахнул перед ней швейцар, она затормозила и провела рукой по дверной створке, пытаясь хотя бы на ощупь понять, иллюзия это или нет. Недовольно помотала головой, как уставшая лошадь, и прошла внутрь, где сбросила пальто на руки подскочившему слуге.
— Как-то подозрительно плотно для иллюзии.
— Пойдемте, Арина Ивановна.
— Куда это?
— В гостиную.
— Ну хоть не в пыточную. А то начинает казаться, что меня здесь не уважают, — проворчала она совершенно непонятную мне претензию. — И совсем не рады видеть.
В гостиной были оба Шелагиных и Беспалова.
— Все в сборе, надо же, — расплылась в улыбке Живетьева. — Как славно. Никого отдельно искать не придется.
— Добрый день, Арина Ивановна, — холодно сказал Шелагин. — Если вы вдруг забыли, нам с Калерией Кирилловной еще на Совет сегодня ехать, так что хотелось бы побыстрее узнать причину, по которой вы сюда приехали.
— Сам-то не догадываешься?
— Ума не приложу, Арина Ивановна. Разве что решили еще в чем повиниться?
— Ну ты и нахал, Павел Тимофеевич. Мне виниться не в чем. А вот вы передо мной виноваты.
— В том, что не захотели идти под нож ради ваших планов? — ехидно спросил Шелагин-младший.
Живетьева недовольно на него глянула и пожевала губами, как будто собираясь с мыслями.
— И это тоже, — неожиданно признала она. — Вы нарушили мои планы, чего я жуть как не люблю. Планы, которые я долгие годы любовно воплощала в жизнь и которые уже были близки к завершению. Кроме того, вы послужили причиной того, что репутация моего внука пострадала, как и репутация моего правнука. Бедный Николенька выброшен на улицу. А ведь он вам сын, Павел Тимофеевич.
— Арина Ивановна, что вы несете? Он сын вашего внука.
— Он считается вашим сыном. А вы ради внука по крови от него отказались. Илюша, распорядись-ка о чашечке чая для бедной бабушки — у меня в горле пересохло.
Если она собиралась тем самым выставить меня из гостиной, то просчиталась. Я вызвал горничную и передал ей просьбу гостьи. Живетьева проводила служанку глазами и вернулась к обвинениям.
— Отобрали и разрушили мой дом. Я дама в возрасте, я привыкла к этому месту, другое мне неудобно. Оно хуже. И источник энергии местный пропал, а у меня на него были планы.
— Арина Ивановна, вы же сами взорвали дом, рассчитывая всех нас похоронить, — не выдержал я, показывая куда большую осведомленность, чем должен был.
— Откуда знаешь? — повернулась она ко мне.
— Вы вот только что подтвердили мое предположение. Не могло здесь ничего взорваться само.
— Неважно. Дом этот придется мне передать.
— Не придется, — отрезал я. — Этот дом — моя собственность. Вы ее не получите.
Она надулась и замолчала.
Дождалась, когда принесли чай, посмотрела, что никто не хочет к ней присоединиться, и едко спросила:
— Никак отравить решили бедную старушку? Чего сами-то не пьете?
— Мы только что позавтракали и собираемся ехать на Совет, — раздраженно сказал Шелагин-старший. — Поэтому хотелось бы побыстрее узнать, что вас сюда привело.