ные элементы давно следовало вырвать с корнем из нашего общества. И мне казалось, что у нас появился способ… но не желание… полностью взять под контроль преступность.
Словно защищаясь, Элнер подняла руку.
— Соджонер Страйгер, я не отрицаю всего этого. Совсем нет. Просто если эти наркотики станут широко и легкодоступны, появится потенциальная опасность злоупотребления ими. Использование подгруппы пентриптина предоставит командирам отличную возможность нелегально контролировать своих людей: одурманенные наркотиком, люди поверят, что их жизнь — рай, а это — ложь. Это противозаконно. И я боюсь, что командиры слишком далеко заходят, желая найти столь простой выход — уничтожить свободу выбора, заменив ее бессмысленной благодарностью ничего не подозревающих жертв.
Страйгер кивнул. На этот раз его согласие было неподдельным.
— Конечно, вы правы. У меня никогда не было таких намерений. И, конечно, я буду настаивать на том, чтобы дерегуляция [4] не использовалась в дальнейшей для злоупотреблений.
Элнер с сожалением покачала головой:
— Боюсь, что нашей предусмотрительности и предупреждения будет недостаточно, чтобы остановить наводнение, когда кто-нибудь снесет плотину. Я не вполне верю в то, что воля и желание отдельного человека способны что-либо изменить. Хотелось бы поверить. — Элнер пристально смотрела ему в лицо.
Я опять принялся разглядывать Страйгера. Его кожа, волосы напоминали чем-то свечной воск, который, соприкасаясь с пламенем, становится золотистым и полупрозрачным. Уличная одежда только делала их еще ярче. Выглядел Страйгер на тридцать пять, молодость и респектабельность удачно сочетались в нем. Вероятно, он был гораздо старше. В руке он держал длинную деревянную трость толщиной в половину моего запястья; на трости была вырезана надпись, но прочесть слова я не смог.
— Если бы все обладали вашей силой воли, вы бы так не говорили, леди Элнер. — Страйгер почтительно улыбался. Широкие, чистые глаза, журчащий ручейком голос…
Я коснулся его мозга, чтобы убедиться, что передо мной не призрак.
Он повернулся ко мне. Внезапно я понял, что все это время он краешком глаза наблюдал за мной.
— Простите, — сказал он Элнер, оборвав свою речь, словно только что заметил меня, — кто это?
— Мой новый помощник, — облегченно сказала Элнер, обрадовавшись тому, что сменился предмет разговора и что Страйгер перестал на нее пялиться.
— Да. — Он развернул свои глаза-прожекторы в мою сторону, но смотрел куда угодно, только не на меня. — У вас достаточно необычный тип лица… в вас течет кровь Гидры, молодой человек? — Он, наконец, встретил мой взгляд и нашел то, что и ожидал: зеленые глаза.
Когда я увидел выражение его глаз, я вдруг возненавидел Страйгера всем своим существом.
— Нет. — Я повернулся, чтобы уйти.
— Простите. — Он схватил меня за руку и потянул к себе. — Я не хотел вас обидеть. Жители Гидры представляли для меня особый интерес долгое время. Я редко ошибаюсь.
Значит, он назвал меня лжецом. Кончик его языка высунулся изо рта, облизывая губы.
— Уберите руки, — тихо проговорил я, — а не то я переломаю вам пальцы.
— Кот… — раздался жесткий тонкий голос Джордан. Предупреждение, скорее похожее на испуг, прозвучало откуда-то издалека.
Страйгер отпустил меня, но не перестал изучать. Даже когда он повернулся к Элнер, он продолжал на меня смотреть. Кто то навел его. Он проделал весь этот путь, подстроил встречу только с тем, чтобы взглянуть на меня. Кровь Гидры.
Теперь Элнер предстала в новом и неожиданном для Страйгера свете.
— Конечно, — пробормотал он извинение, прозвучавшее довольно двусмысленно, — в вашем положении навряд ли кто-нибудь взял бы в штат псиона.
Я сконцентрировался на его затылке и, проникнув внутрь, попал в клубок навязчивых идей и причудливых прихотей, втиснутых в то пространство, в котором должен был находиться мозг. Страйгер был человеком. Ну что же, хорошо.
Он обсуждал с Элнер малозначительные детали предстоящего заседания. Я едва слушал; жужжание его мозга слишком громко отдавалось у меня в голове. Страйгер называл себя верующим человеком. Он ничуть не сомневался, что знает и Бога, и Божий замысел… Так же про него думали и его люди, терпеливо ждущие окончания беседы. Он все еще наблюдал за мной, словно не мог оторвать от меня глаз. Я чувствовал, что изменяю своему первому впечатлению от Страйгера, но мне нравилось его лицо. Я хотел, чтобы оно мне нравилось, хотя уже знал, что скрывалось за ним. «Интересно, — подумал я, — на всех ли он производит такое же впечатление?» Эта мысль выгнала из меня страх.
Наконец Страйгер закончил. Он в последний раз посмотрел на меня и пошел по коридору. Его последователи потянулись следом, как будто привязанные невидимой нитью. Я следил за ним, пока он не скрылся из виду. Потом догнал Джордан и Элнер.
— Чего на самом деле надо этому мешку с дерьмом? — вежливо поинтересовался я.
Они чуть ли не оскорбились за Страйгера.
— Это Соджонер Страйгер, — удивленно сказала Элнер, — из Движения Возрождения. Это чрезвычайно популярная фундаменталистская религия докосмического толка. Публичные выступления Страйгера привлекли в ее ряды множество последователей. На вашем месте я бы не разговаривала с ним, как… как вы. — Элнер старалась показать свое неодобрение, словно я сам не мог его почувствовать. — Он борется против эксплуатации и ущемления человеческих прав в нашем обществе. Я не знаю защитника активнее его.
— Я знаю это… мадам. Видел его на экране. Но здесь-то что он делает?
— Агитирует, вероятно, — сердито вмешалась Джордан. — Он почти в одиночку добился того, чтобы голосование по пентриптину состоялось. Его деятельность и влияние на население обеспечили ему статус кандидата на ту же должность, на которую претендует и леди.
Я застыл на месте. Мне пришлось заставить себя идти дальше.
— Мы расходимся во мнениях по некоторым вопросам, — сказала Элнер, глядя в пол, словно она была в чем-то виновата, — но я не сомневаюсь в эффективности Страйгера как реформатора. И в искренности его Убеждений тоже. Он глубоко религиозный человек.
— Он ненавидит псионов, — сказал я. — А насколько религиозны вы?..
Не сказав ни слова, Джордан и Элнер пошли дальше. Я шел за ними.
— У меня был друг, — говорил я их спинам, — который сказал мне однажды, что в стране слепых человек с одним зрячим глазом обречен на смерть. — Они продолжали идти. — Он был псионом. И он умер.
Элнер остановилась, обернулась.
— Мез Кот, — немного помолчав, сказала она, — есть во всем этом какой-нибудь смысл?
— Нет, — ответил я, сжимая зубы, — никакого смысла нет.
Глава 6
Сегодня для полного счастья мне как раз встречи со Страйгером и не хватало. Но и этого оказалось мало. Когда флайер приземлился на внутреннем дворе поместья Та Мингов, нас уже встречала делегация: Джиро с мамой, оба мрачные. Едва взглянув на них, я понял почему: мальчик обрезал волосы.
— Элнер, на два слова, — сквозь зубы проговорила Ласуль. Ее рука тисками сжимала плечо сына. — О твоем помощнике.
Я стоял, глядя в стену, пока они там разговаривали. У Джиро был такой вид, как будто некто с кривыми неровными зубами пытался откусить ему голову. Он постригся сам. Новая прическа ему понравилась. Его матери — нет. И Джиро винил в этом меня.
— Наверное, нам лучше вернуться в Хрустальный дворец… — говорила Ласуль, мрачнея еще больше.
— Нет, не надо, — бормотала Элнер; она тоже была в крайнем раздражении, но замешательство перевешивало: Ей навязали в помощники выродка, изгоя общества. Но, что еще хуже, он был идиотом. Она не могла выкинуть меня с работы, не могла простить, даже не могла объяснить почему…
— Мез Кот, я запрещаю вам подходить к моим племянникам. Даже не заговаривайте с ними. Вы поняли?
Я посмотрел на Джиро: он угрюмо-обвиняюще глядел на меня, стоя рядом с матерью и находясь под ее защитой.
— Да, мадам. — Я медленно повернулся и направился к дому.
— Мез Кот, — раздался голос Элнер. Я остановился. — Думаю, вы должны извиниться перед леди Ласуль.
Я так крепко стиснул зубы, что мне показалось, будто я никогда не смогу разжать их. Я обернулся, посмотрел на Ласуль. Голубой свет вечерних сумерек повернул все по-своему… Я представил, что на ее месте могла бы быть Джули: смущенная, сердитая, несчастная…
— Извините, — сказал я. — Прости, Джули. И пошел к дому.
Весь вечер я просидел в своей комнате, даже не потрудившись поужинать.
— Эй, Кот!
Дверь неожиданно распахнулась. Я отвернулся от окна, сворачивая мысли, и увидел стоящего на пороге комнаты Джиро.
— О Господи! Уйди от меня.
— Теперь тебе нравится моя прическа? — Джиро смущенно улыбался, будучи не вполне уверенным, зачем он пришел: посмеяться надо мной или извиниться.
Я прислонился к застекленной двери и смотрел в ночь, не обращая на Джиро внимания, чтобы не придушить его ненароком.
— Все на тебя рассержены.
— Брысь отсюда, маленький жулик.
— Кто такой жулик?
— Врун, маленький обманщик, который заставляет других людей расплачиваться за свои грехи.
— Ты не можешь так говорить со мной!
Я рассмеялся, только потом подумав о том, что со мной теперь сделают.
— Пожалуйся маме. Избавь меня от своего присутствия!
— Ты не должен был советовать мне обрезать волосы. Поэтому-то я и попал в беду.
— Ну, если у тебя не хватает ума понимать шутки, я не виноват.
Джиро потупился.
— А я думал, что ты смеялся надо мной… — Он взлохматил волосы. — Ну а раз так, то мне все равно.
— Прекрасно. А теперь иди отсюда. — Я хотел выпихнуть его за дверь.
Все это время Джиро прятал одну руку за спиной. Неожиданно он вытянул руку. В ней лежало ружье. Я застыл и перестал дышать.
— Вот, — сказал Джиро, — я принес тебе это.
— Зачем? — испуганно спросил я.
— Я хочу, чтобы ты меня любил, — все еще не глядя на меня, сказал он.