Вот такие разговоры идут последние годы во всех осколках Системы, причём почти открыто, чего раньше среди конспиративных и осторожных чекистов не только не водилось, но даже и представить было нельзя.
И в одиннадцатом отделе настроения такие же, как везде. Генерал Верлинов, понятно, с подчинёнными на скользкие темы не беседовал, но когда в своём кругу оказывался, разговор с чего угодно на болезненные проблемы переходил.
— Знаете, когда окончательный развал начался? 13 ноября девяносто первого, — покачиваясь в плетёном кресле, говорил Верлинов. — Тогда в Грозном майора КГБ убили, Толстенева. Накануне по Центральному телевидению показали — мол, задержан за шпионаж, его будет судить народ… И зарезали как барана — горло перехватили, вены… А мы смолчали.
— Я не молчал. — Высокий сильный человек с волевым лицом лениво раскачивался в гамаке. — Написал рапорт с планом: звено штурмовых вертолётов, два отделения «Альфы», батальон спецназа ВДВ — и всё! Криминального образования на территории России сейчас бы не было. Но я уже свой поджопник после августа получил, и моё вяканье никого не интересовало…
Бывший командир группы «Альфа» Карпенко повернулся на бок, подпёр голову рукой и закусил травинку.
— Потому послали роту пацанов срочной службы, вроде бы подыграли чёрным…
— А им всё время подыгрывали, — сказал начальник управления «Т» генерал Борисов. — Главный-то чечен где заседал? Чрезвычайное положение Президент объявил, а парламент отменил.
— Кто же так ЧП объявляет? — презрительно скривился генерал-лейтенант Черкасов, начальник военной контрразведки. — Его, знаете, как надо объявлять?
Черкасов лежал на диванчике, развалившись, но сейчас сел и обвёл взглядом присутствующих. Заканчивался ноябрь девяносто третьего, компания друзей собралась на даче Верлинова и расположилась в зимнем саду среди ёлочек, лимонных кустов и тропических пальм.
— Сообщают, например, в семь утра, а с двух часов ночи на перекрёстках танки стоят, стратегические объекты солдатами контролируются, усиленные патрули на улицах. А все зачинщики уже арестованы, главные, может, с собой покончили, может, просто исчезли бесследно. И новая власть уже имеется из числа оппозиции, лояльной к Центру. И эта новая власть борется с мятежниками, наводит порядок, а мы ей, естественно, помогаем.
И в этом случае ни один парламент президентского решения не отменит, пусть там двадцать чеченцев заправляют. Потому что победителей у нас любят и поддерживают!
— Стратег! — улыбнулся Карпенко, но улыбка получилась печальной. — Надо было тебе поручить эту акцию.
— Зачем мне? Если бы Язов и Крючков не сидели в «Матросской Тишине», они бы сделали как надо!
— Нашёл героев! — хмыкнул Верлинов. — Чего же они в августе облажались?
— Да потому, что сейчас все лажаются. — Борисов нахмурился. — И в октябре все облажались. Кто меньше облажался — тот и победил. Знаешь, есть поговорка: «Игра была равна — играли два говна».
— И чем всё кончится? — Карпенко вновь перевернулся на спину, провисая тяжёлой фигурой почти до пола.
Вопрос повис в воздухе.
Из кармана широких адидасовских штанов Борисов извлёк сигареты, щёлкнул диковинной зажигалкой, прикурил и, перегнувшись в кресле, поднёс огонёк Верлинову.
— Попробуй, потуши.
Верлинов дунул — раз, другой, третий… Набрал полную грудь воздуха и мощно выдохнул. Маленькое пламя шумело, но не исчезало.
— Интересно… Ну-ка, дай взглянуть…
— Всё разворуют и дёрнут за кордон, — меланхолично сказал Борисов, передавая зажигалку. — Бандитизм захлестнёт страну. Придёт «сильная рука» и введёт военный коммунизм.
— А дальше? — Верлинов экспериментировал с зажигалкой. — Забивать миллионы «лишних ртов» мотыгами, как красные кхмеры? Тут круговая спираль, она раскаляется, а газ идёт сквозь…
Борисов развёл руками.
— Может, и так.
— И кого это устраивает? — спросил Карпенко, обращаясь к свисающему с ветки зелёному лимону.
— Того, кто может набивать карманы, жрать в три горла, драть баб и ничего не бояться. Он постоянно воспламеняется. Ты сдул, а новая порция горит.
— Знаете, что армейские генералы творят? — Черкасов встал. Единственный из присутствующих, он имел заметное брюшко, но майка открывала ещё крепкие бицепсы и могучие плечи.
— Танки, грузовики, самолёты продают. Оружие — вагонами! Контрабанда…
Черкасов оборвал себя на полуслове:
— Чего я вам рассказываю…
— Вот они и раскачались через сутки. Точнее, дали себя раскачать. И выкатили танки на прямую наводку, — сказал Борисов. — А значит, им дадут возможность и дальше греть руки.
— Они же не задают идиотских вопросов. — Верлинов в очередной раз щёлкнул зажигалкой. — Например: может ли быть одним из руководителей России человек, чьи дети выехали в другую страну и чей внук — гражданин другого государства? Будет ли он в полной мере заботиться о России и о россиянах, если у него есть запасная позиция — за бугром? Да, надёжность воспламенения очень высока… На этом принципе можно изготовить карманный огнемёт…
— И жирные армейские генералы не надоедают информациями о зарубежных счетах высоких должностных лиц, — произнёс Черкасов. — Кстати, эти счета плохо увязываются с верой в счастливое будущее России.
— К тому же если люди не воруют вместе со всеми, то они недовольны, а следовательно, ненадёжны, — сообщил Карпенко лимону.
Борисов хмыкнул.
— Совсем не воруют?
— Уход, конечно, тоже воровство, — согласился Карпенко. — Но за последние сорок лет таких фактов наберётся не более полутора десятков. Один случай взяточничества — негодяй расстрелян. Да пять эпизодов казнокрадства — каждому дана оценка. Согласитесь, у нас жёсткий внутренний контроль, и все это знают. А потому на общем фоне наша Система выглядит безгрешной. И потому неуправляемой.
Карпенко ногтем поскрёб лимонную кожуру и, балансируя на раскачивающейся сетке, потянулся её понюхать. Сделать так мог лишь очень тренированный человек.
Надо отметить, что и остальные присутствующие излучали не только властную уверенность привыкших командовать людей, но и чисто физическую мощь, достигаемую многолетним накачиванием силы и неоднократным успешным её применением. Все были в спортивных костюмах и кроссовках, кроме Черкасова, у которого верхнюю часть наряда составляла обычная хлопчатобумажная майка белого цвета. И лица у генералов госбезопасности выражали суровость характеров, решимость и умение идти напролом. У Карпенко нос перебит, левая бровь пересечена белой полоской зажившего шрама, у Борисова и Черкасова деформированные уши борцов и «набитые» костяшки пальцев.
Пожалуй, только Верлинов выпадал из общего ряда: тонкие черты, интеллигентные манеры, мягкая улыбка, словно научный сотрудник, изрядно позанимавшийся в молодости спортом.
Он продолжал увлечённо изучать зажигалку. Карпенко расслабленно распластался в гамаке, гипнотизируя зелёный лимон, Борисов вставил голову в пушистую ёлочку и глубоко дышал, Черкасов возбуждённо ходил по мраморной дорожке — от стеклянной стены к небольшому бездействующему фонтанчику и обратно.
Между диваном, гамаком и плетёным креслом стоял круглый столик с бутербродами, водкой «Смирнофф», узкой бутылкой «Белого аиста» и итальянским вермутом, но выпить успели только по рюмке. Когда начался серьёзный разговор, интерес к спиртному прошёл.
— Значит, Система разрушается целенаправленно и злонамеренно, что идёт во вред интересам России, — сформулировал Верлинов и внимательно осмотрел собравшихся. — Так?
— Так.
— Так.
— Точно.
— И если мы будем молча смотреть на происходящее, то крах ждёт не только нас, но и страну в целом. Так?
— Кончай тянуть, — прогудел Черкасов. — Что ты заладил: так да так…
— Если заснять нас на плёнку, то получается классическая картина: «Заговор с целью захвата власти», — мягко улыбнулся Верлинов. — Но лично я ничего не собираюсь захватывать и власть мне, извините, на хер не нужна.
— Ты это для микрофонов, что ли? — Черкасов иронически улыбнулся. — Тогда говори громче и отчётливей!
Карпенко и Борисов тоже улыбнулись. Но у всех троих улыбки были несколько напряжённые.
— Для микрофонов, — то ли обиженно, то ли удивлённо повторил хозяин. — Ну-ка, достаньте свои переговорники…
Генералы зашевелились. Не только для удобства и непринуждённости хозяин переодел их в спортивные костюмы и не случайно сам переодевался в их присутствии. Одежда, личные вещи, оружие были заперты в шкафу гостевой комнаты вместе с возможными «жучками», «клопами», «кассетниками». Доверие — категория абстрактная и должно подкрепляться конкретными мерами безопасности. С собой каждый взял лишь систему экстренной связи с дежурными подразделениями своих служб. Маленькая пластиковая коробочка со стандартным содержимым и механизмом самоуничтожения, исключающим какие-либо переделки. С ней руководители спецслужб не расставались никогда.
Все достали переговорники, хотя у Карпенко быть его не должно: при увольнении они сдаются, да и связь держать вроде не с кем…
— Мой не работает, — удивился Борисов.
— И мой…
— Ты нас вредными лучами травишь? — спросил Карпенко.
— Не такие уж они вредные, — ответил Верлинов, отметив, что напряжение собеседников исчезло. — Но говорю я не для микрофонов, а для вас. Я не собираюсь лезть в политику…
— Не торопись, Валера, не торопись, — добродушно сказал Борисов. — Зажигалку себе возьми, дарю. А насчёт власти… Наша задача — не дать Систему развалить. А если нас попросят, доверят, то почему отказываться?
— За зажигалку спасибо, Слава, интересная штучка. Но у тебя что-то со слухом. Я не ставлю целью захват власти. А вот обеспечить безопасность российских граждан считаю себя обязанным. И способствовать наведению порядка. И ликвидировать на территории России бандитские образования вроде Чечни. Тем более что возможности для этого есть…
— А чего ты их сразу не трахнул в девяносто первом? — Карпенко пружинисто сел, уперевшись ногами в зелёную траву.