Они всегда так представляются. Солидно и авторитетно, название конторы полностью, без всяких сокращений, имя, отчество — обязательно. Разумеется, не тогда, когда задерживают возле валютного магазина, там разговор другой — руки за спину и в машину… Правда, сами они редко проводят задержание, действуют, как правило, через милицию.
Незаконные валютные операции — компетенция Комитета, многие в окружении Клячкина рассказывали о контактах с ними, но никто, конечно, не говорил про себя: я, мол, согласился постукивать… К нему самому пробовали подкатиться через фирму — вызвали в первый отдел, там хмырь с наглой рожей стал на пушку брать: работаете в режимном КБ, а сами в сомнительном кругу вращаетесь, есть данные, что валютой торгуете… Он сразу в контратаку: марки или доллары, у кого купил, кому продал, когда, где, сколько? Ах, нет конкретных фактов, тогда не надо честного гражданина оскорблять и порочить, сейчас не тридцать седьмой, не шестьдесят третий и даже не семьдесят восьмой… Хмырь и отъехал аккуратно: не волнуйтесь, мы вас не подозреваем, хотелось познакомиться, поговорить, я вам ещё позвоню… Но глаза были злыми и мстительными.
«Может, сейчас раскопали чего?»
Клячкин прокрутил в уме свои последние операции. Действовал он всегда осторожно, через посредников, так что никаких зацепок быть не должно…
— Они же вам витамины колют и кровь гемодезом промывают, вот и всё лечение…
Валентин Сергеевич сокрушённо вздохнул. На миг Клячкину показалось, что ослабленный организм исказил восприятие и посетитель — врач из вышестоящей инстанции, какого-нибудь горздрава, проверяющий правильность и эффективность лечения инфекционных больных.
— Наша медицина! — продолжал сокрушаться Валентин Сергеевич. — Ни современных методик, ни препаратов… Этот вирус разрушает мембрану печеночной клетки, значит, можно сразу сыграть в ящик, а можно постепенно инеалидизироваться. То не ешь, это не пей, а с больничного всё равно не вылазишь, глядишь — гепатоз, цирроз, погост… Витамины клетку не сохраняют!
Из аккуратного чемоданчика капитан извлёк несколько ярко оформленных упаковок.
— «Эссенциале», ФРГ—Югославия, в ампулах и капсулах. А это «Силибан», Швейцария. Не слыхали? Полностью восстанавливают поражённые клетки, исключают дальнейшее перерождение паренхимы, регенерируют печёночную ткань. Я только ими и спасся. В Союз-то они не поступают, но я в Гвинее болел, в командировке…
Валентин Сергеевич доверительно понизил голос.
— Пришлось посольству раскошелиться на валюту.
Он рассмеялся.
— А они этого ох как не любят! Зато выскочил без последствий. Это дело, конечно, нельзя, — он простецки щёлкнул по горлу над воротничком официальной белой рубашки. — Я вообще-то не любитель, но в праздники на работе как откажешься? Особенно в День чекиста. Не поймут. А потом всё-таки есть тяжесть…
Комитетчик погладил себя по печени. Он вызывал симпатию и расположение, к тому же об «Эссенциале» врачи шёпотом рассказывали чудеса, и друзья-валютчики, да и верная жёнушка Ольга уже неделю безуспешно пытались его достать.
«Вот мастера находить подходы, — подумал Клячкин. — Но что я могу им дать взамен? Настучать на Худого, Сидора или Бекмурзаева? Ерунда, не те фигуры, чтобы огород городить! А тех фигур у меня и нет…»
— Продайте лекарства, — попросил он. — Только за рубли, пожалуйста. Валюту-то мне взять негде…
Валентин Сергеевич от души рассмеялся.
— У интеллигентных людей отменное чувство юмора. Препараты бесплатные. Я бы просто оставил их вам и ушёл. Потому что вы мне симпатичны, к тому же мы — товарищи по несчастью. Но…
Комитетчик стал серьёзным.
— Вы же понимаете, Виктор Васильевич, что я пришёл сюда не просто так. Возникла государственная необходимость в помощи со стороны гражданина, страдающего болезнью Боткина. Ответной помощью являются эти современные препараты. По историям болезни я выбрал вас. А уже с момента знакомства возникло чувство симпатии, тут я не соврал. Кстати, вы заметили, что я говорю совершенно откровенно?
— Да, это вообще характерно для вашего ведомства.
— Ещё раз могу оценить ваш юмор. — Валентин Сергеевич больше не улыбался. — Конечно, открытость не в наших правилах. И во всём мире аналогичные службы не грешат откровенностью. Но к людям нужен индивидуальный подход, а вы должны оценить доверие.
— Чем вам может помочь больной желтухой?
Клячкин устал сидеть, он положил ноги на диван и откинулся на боковую спинку.
— Дело в том, что в нашей стране выполняет разведывательное задание офицер ЦРУ.
Комитетчик очень внимательно следил за реакцией Клячкина.
— Мы наблюдаем за каждым его шагом. Вчера он почувствовал себя плохо и сегодня отправился в посольство к врачу. По симптоматике у него начинается желтуха. Это тем более вероятно, что он только прибыл из Африки. Мы не должны спускать с него глаз ни на минуту. Но если его госпитализируют в инфекционное отделение… Мы не можем рисковать здоровьем сотрудников, да и вряд ли найдутся охотники провести несколько недель в контакте с острозаразным больным. Но главное даже не в этом, в конце концов, мы люди военные… Просто здоровый человек вряд ли способен сойти за больного. А нам нужно полное правдоподобие!
Откровенность контрразведчика удивляла, но внушаемое им чувство симпатии усилилось.
— Почему выбрали меня?
— Уровень образования, работа в солидной режимной фирме, диагноз и стадия болезни, — чётко ответил Валентин Сергеевич. — Это главные основания, есть и второстепенные, всякие мелочи.
— И что я должен делать?
— Лечиться новейшими импортными препаратами в гораздо более комфортных условиях, чем сейчас. Общаться с соседом по палате — он прекрасно владеет русским. Наблюдать за его действиями, контактами…
— Неужели вы думаете, что он нарочно заразился, чтобы уйти от наблюдения? — усмехнулся Клячкин.
— Такие случаи тоже бывали, — невозмутимо ответил контрразведчик.
Почти не раздумывая, Клячкин согласился и прямо из кабинета заведующего отделением был отправлен в двухместный «люкс» с кондиционером, цветным телевизором и холодильником. На прощание, после короткого инструктажа, Валентин Сергеевич крепко пожал ему руку. Когда дверь за больным закрылась, контрразведчик тщательно вымыл руки и обильно протёр их спиртом.
Роберт Смит поступил в больницу только утром следующего дня. Он был в полубессознательном состоянии.
— Американец вроде культурным должен быть, а ни в какую не хотел ложиться, — рассказывала молоденькая медсестричка. — «Скорая» за ним раз приехала, два — бесполезно! А в посольстве ни капельницы, ни специалистов… Вот и запустил болячку…
Незаметно разглядывая мечущегося в бреду американца, Клячкин размышлял: какое задание заставило его не щадить собственное здоровье? И удивлялся: оказывается, и у них есть самоотверженность и чувство долга.
Через несколько дней соседу стало лучше, они познакомились, стали разговаривать на разные темы. Валентин Сергеевич думал, что разведчика заинтересует место работы Клячкина, но он не проявил к известному авиастроительному конструкторскому бюро ни малейшего интереса. Шёл обычный больничный трёп обо всём и ни о чём. Смит говорил без малейшего акцента, и, если бы он не связывался дважды в день по радиотелефону с посольством, переходя на английский, его вполне можно было принять за коренного москвича.
«Эссенциале» и «Силибан» творили чудеса. Клячкин чувствовал себя почти нормально, а кормили в «люксе» так, что он отказался от домашних передач. Смит тоже поправлялся. Окрепнув, он обошёл инфекционное отделение, разговаривал с пациентами, заглядывал в палаты, в обед побывал в столовой.
— Послушайте, Витя, наша комната сильно отличается от других, — сказал он, глядя в упор внимательными серыми глазами. — И кормят здесь совсем по-другому, и лекарства гораздо лучше. Это можно объяснить так: я иностранец, журналист, и мне надо «пустить пыль в глаза» и «запудрить мозги». Но вы кто такой? Откуда у вас такие лекарства? Почему рядовой инженер лежит здесь, а не в шестиместной палате, где люди задыхаются от жары?
Этот вопрос Валентин Сергеевич предусмотрел и научил, как надо отвечать.
— Если бы я не знал, что вы журналист, то подумал бы, что вы — разведчик, — сказал он, улыбаясь. — Знаете, у нас пишут, что каждый американец работает на ЦРУ.
Смит растерянно молчал.
— Вам действительно пускают пыль в глаза. И я нужен именно для этого. Чтобы запудрить вам мозги, мне дали лекарства, хорошо кормят и я не мучаюсь от жары. Так что мне повезло. Зато вы у себя дома расскажете, как хорошо в советской больнице.
— Но я же видел и всё остальное…
— Потому-то вы и похожи на разведчика. Но если на Красной площади нет ни одной лужи, ямы и мусорной кучи, то всё это вы можете найти в Химках, или Бирюлеве, или совсем рядом, на соседней улице. И что же? Не поддерживать в безукоризненном состоянии Красную площадь? Нет, наши власти рассчитывают на доброжелательных гостей, которые не ищут специально негативные факты.
— Задача журналиста — собирать все факты.
Вскоре Смит перевёл разговор на нейтральную тему, а пару часов спустя Клячкин, поддавшись интуиции, попросил продать ему немного долларов.
— Зачем вам? — удивился американец. — Вы же не сможете ничего купить в валютном магазине. Лучше я вам куплю что надо!
Вечером в разговоре с посольством Смит упомянул фамилию Клячкина. Сам Клячкин в это время был в туалете и ничего не слышал. Но «люкс» находился на аудиоконтроле, и Валентин Сергеевич, с которым Клячкин каждый день встречался в процедурной, сказал:
— Он тебя подозревает. Просил навести справки
— Почему? — насторожился Клячкин. — Что я сделал не так?
— Да ничего, — равнодушно отозвался чекист. — Профессионал и должен всех подозревать. Проверка ничего не даст и подозрения останутся, но всё равно ему некуда деваться. Пусть подозревает.
Но получилось по-иному.
Через день Смит вернулся к прерванному разговору.