улась.
Действительно, на чёрной матовой крышке появились две глубокие вмятины, от них наискось шли царапины, сквозь сорванную кожу проглядывал белый картон прокладки. На лежащей в чемоданчике папке с бумагами тоже виднелись довольно отчётливые углубления.
Каймаков пощупал макушку, потом быстро прошёл на кухню, взял полиэтиленовые пакеты, надел перчатку, в которой чистил рыбу, из кладовки извлёк фонарик и, прихватив топорик, спустился вниз.
Вначале он вышел из подъезда, затем вернулся вовнутрь и посветил под ноги. Почти сразу нашёл то, что искал, сноровисто, будто делал это много раз, поднял рукой в перчатке и опустил в пакет сначала один предмет, затем другой.
Оказавшись в квартире, он тщательно осмотрел тяжёлый с тупыми шипами кастет, примерил его к следам на «дипломате» и ещё раз потрогал макушку. Шило было осмотрено так же тщательно, особенно стальное жало, покрытое почти по рукоятку бурым налётом.
Не размышляя, Каймаков придвинул телефон и набрал номер.
— Алло, на меня только что напали…
Он собирался говорить уверенно и спокойно, но не получалось — торопился, глотал слова, не мог сосредоточиться на главном… Взволнованный голос колебал мембрану микрофона, превращаясь в электрические импульсы, которые пробегали по километрам проводов, жил, кабелей и снова жил и проводов, добирались наконец до пульта связи дежурной части тридцать второго отделения милиции, колебали мембрану телефона, прижатого к поросшему рыжими волосами уху помощника дежурного сержанта Перцова, вновь преобразуясь в звуковые волны.
— С кастетом, ударили по голове, не знаю, что хотели…
Проделывая свой длинный путь, электрические импульсы на одном участке — в помещении телефонного узла — попадали в поле специального электромагнитного контура и наводились в параллельном проводе, раздваиваясь.
— Прямо в подъезде, я домой шёл, адрес…
Новые наведённые импульсы бежали своим путём, донося сдублированную информацию до специального узла связи, где она вызывала гораздо больший интерес, чем в прокуренной и провонявшей карболкой дежурке тридцать второго.
— Да нет, трезвый, я же с работы — и вообще не злоупотребляю…
Для сержанта Перцова, изнурённого муторной колготнёй дежурных суток с нескончаемым однообразным потоком жалоб и заявлений, ещё один звонок был лишней рутинной заботой, подбрасываемой ненавистной службой.
— Ущерба нет, телесных повреждений не получил… «Дипломат» разорван, да не в этом дело… — Каймаков почувствовал, что упирается в неподатливую вязкую стену, переворачивающую картину происшедшего с ног на голову и вынуждающую его вроде как оправдываться, и ощутил злость на самого себя.
В комнате прослушивания одиннадцатого отдела Второго главного управления КГБ СССР, официально давно упразднённого, медленно крутились катушки магнитофона. Непосредственный контроль вёл не сержант-оператор, как обычно, и не прапорщик — старший оператор, как бывало по особо важным разработкам, а инициатор задания, вызванный начальником смены, как только включился прослушиваемый канал.
Майор Межуев прижимал к уху обтянутый чёрным поролоном изящный наушник фирмы «Филипс» и тоже злился — на ленивого милицейского болвана, в силу врождённой лености и тупости отпихивающегося от факта, в который ему надлежало вцепиться мёртвой хваткой.
— Как так — какие претензии?! — Каймаков дал выход злости. — Я говорю: подвергся нападению, ударили кастетом, хорошо — не попали! Нападающий напоролся на шило, упал, его увезла «скорая помощь» с номером «43-23»! Вам этого мало?!
Крик Каймакова бился в убогой комнатёнке под голой лампочкой, отражался от голых с облупившимся накатом стен и улавливался приёмно-передающим устройством размером с таблетку и стоимостью в двадцать тысяч долларов. Этот «клоп» в числе других специальных устройств был закуплен через посредников в одной из европейских стран для научно-технического отдела Главного разведуправления Генерального штаба Министерства обороны СССР и сегодня утром внедрён в стену за старым шифоньером оперативной группой ГРУ.
Несмотря на миниатюрные размеры, «клоп» передавал сигнал на расстояние до полутора километров. А в восьмистах метрах от дома Каймакова стоял передвижной ретранслятор, замаскированный под «аварийку» электросети. Здесь радиосигнал усиливался и направленной антенной передавался в отдел радиоконтроля, где тоже крутились катушки магнитофона, а место оператора занимал майор Синаев, воспринимавший информацию с таким же интересом, как и майор Межуев, а может быть, с ещё большим. Во всяком случае, услышав про шило и номер «скорой помощи». Синаев выругался в чей-то адрес и быстро соединился по внутренней связи с начальником отдела подполковником Голубовским, подключив того к прослушиваемому разговору.
— Если вы не хотите работать как положено, я позвоню дежурному по городу!
Хотя Каймаков кричал почти в полный голос, до вешалки в прихожей доносились только невнятные звуки, и всаженный под воротник старого стопятидесятирублёвого пальто микрофон-передатчик, купленный за шестнадцать тысяч долларов через посредников в Японии для научно-технического отдела КГБ СССР, не включался, так как реагировал лишь на разборчивую речь.
Но большой беды в этом не было, потому что сотрудник отделения по установке спецтехники, воткнувший в переполненном вагоне метро «клопа» в каймаковское пальто, выполнял задание, исходившее от майора Межуева, и пульт приёма, находящийся в конспиративной комнате расположенного в пятистах метрах салона «Звукозапись», обязан был немедленно передавать полученную информацию инициатору задания. А тот и так контролировал каждое сказанное разрабатываемым слово.
Угроза на сержанта Перцова не подействовала, так как вероятность её исполнения была невелика, а возможность неприятных последствий для самого Перцова практически отсутствовала. Но раз заявитель обнаружил склонность жаловаться, следовало его успокоить. Поэтому сержант спросил фамилию, адрес и пообещал «тщательно во всём разобраться».
Каймаков положил трубку. Перестали вращаться бобины магнитофона в комнате прослушивания телефонных линий КГБ, выключился магнитофон в отделе радиоконтроля ГРУ, расслабились люди в глухом, подсвечивающемся красными и зелёными лампочками кузове «аварийной» электросети и в такой же глухой, подсвечивающейся такими же лампочками конспиративной комнате салона «Звукозапись».
Если бы социологу средней руки Александру Каймакову сказали, что к его скромной персоне будет привлечено внимание такого количества людей из столь серьёзных ведомств, с затратой денежных сумм, о которых он не мог и мечтать, а одно его слово заставит встрепенуться четырёх офицеров спецслужб, он бы, конечно, этому не поверил.
Но когда, входя на кухню, он в сердцах выматерился, два чутких микрофона включились и чётко передали нецензурное слово на два пульта контроля, оторвав от кофе с бутербродами двух лейтенантов, одного старшего лейтенанта и капитана.
После того как Межуев доложил результат прослушивания начальнику отдела Дронову, тот придвинул телефонный справочник МВД и набрал нужный номер.
Через полчаса на пульте дежурной части тридцать второго отделения милиции загорелся огонёк прямого соединения с дежурным Главного управления внутренних дел Москвы. Майор Дятлов щёлкнул тумблером.
— Что сделано по заявлению о нападении на гражданина Каймакова? — сухо спросил дежурный по городу. Тон его не предвещал ничего хорошего.
Дятлов заглянул в журнал регистрации заявлений и сообщений, провёл пальцем по строчкам, не найдя нужной записи, принялся шуршать страницами.
— Небось не зарегистрировали, долбачи! — почти ласково сказал дежурный. — А этим делом безопасность интересуется. Думаете, я за вас свою жопу подставлю? Не-е… Через час доложить результаты!
— Тут Перцов оставался, — пытался оправдаться Дятлов, но огонёк на пульте уже погас.
— Где Перцов?! — рявкнул он на всю дежурку. — Живо за ним! Видно, в гараже жрёт да водку хлещет!
Через пять минут, потеющий и старающийся не выдыхать ртом воздух, сержант копался в мусорной корзине.
— Вот, нашёл! — радостно закричал он, разглаживая смятый клочок бумажки. — Каймаков Александр Иванович, Ленинский, 152! А вот и номер машины!
— Идиот! — перевёл дух дежурный. — В журнал надо записывать, а не в урну бросать!
— Кто же знал, что оно так обернётся… — К Перцову возвращалось обычное спокойствие. — Сейчас всё оформим в лучшем виде!
Дятлов прозвонил по дежурным больницам, потом — в картотеку ГАИ.
Гражданин с колотым ранением в приёмные отделения не поступал. Санитарного фургона с номером «43-23» в природе не существовало, да и вообще такой номер в ГАИ зарегистрирован не был.
В журнал аккуратно вписали сообщение Каймакова, тут же указали результаты проверки и сделали вывод: не подтвердилось.
Дежурный даже послал Перцова на место. Тот бегло осмотрел подъезд, позвонил в квартиру. Отупевший от седуксена Каймаков разговаривал через цепочку: продувная физиономия сержанта и отчётливый запах алкоголя не способствовали доверию к милицейской форме.
— Да вы не волнуйтесь, — успокаивал сержант. — Тут просто недоразумение… В больницы никого не доставляли, номера такого в природе нет… Может, что-то показалось, а может, пьяный какой чудил… В общем, ничего страшного…
Оставшись один. Каймаков ещё раз осмотрел зловещие следы на шиле. Недоразумение? Но с чего это вдруг милиция так зашевелилась? На кражи, грабежи, разбои не выезжают, на письменные заявления по полгода ответа не добьёшься… А тут за час всё проверили да ещё домой приехали отчитаться и успокоить. Что-то здесь не так… Ему стало ещё страшнее.
Глава вторая
Василий Зонтиков, известный в уголовном мире под кличкой Клык, был вором в законе и «держал» Юго-Западный сектор столицы.
За неимением знакомых судей, прокуроров и, на худой конец, адвокатов Каймаков отправился за советом к нему — бывшему однокашнику и товарищу по детским играм.