Верлинову ответ понравился.
— В десять утра я вас жду.
Генерал крепко пожал капитану руку и проводил до двери кабинета. Там дожидался начальник секретариата.
— Только что сообщили, что один из задержанных покончил с собой… Повесился, — после паузы уточнил он.
— Вызовите дознавателя, задокументируйте, сообщите военному прокурору, — распорядился генерал.
И тут же спросил:
— Вы подобрали среднеазиатов?
— Кого? Ах, туркменов… Да, они уже закончили колья.
— Какие колья? — Верлинов наморщил лоб.
— Согласно вашей резолюции — посадить на кол двух преступников. Но один повесился.
Генерал очень внимательно посмотрел на исполнительного седого подполковника.
— Значит, всё уже готово?
— Конечно.
— А как воспринято личным составом?
— С одобрением. Говорят — давно пора.
— Место, исполнители?
— Всё определено.
Верлинов задумался.
— Вообще-то среднеазиатов я хотел готовить к командировке. И просил подобрать их именно для этого. Но раз так… Пришлёте их позднее.
Он ещё немного подумал.
— А почему второй не повесился?
— Не могу знать, — покачал головой начальник секретариата.
— Так давайте спросим. Это представляет значительный психологический интерес! Пусть доставят его сюда.
— Приостановить подготовку?
— Не надо. Раз машина запущена и маховик набирает обороты…
Начальник секретариата не всегда понимал генерала Верлинова, но виду не подавал, тем более непонимание касалось исключительно второстепенных вещей.
Когда Дуря привели, генерал отпустил автоматчиков и выслал из кабинета начальника секретариата.
— Почему повесился ваш товарищ? — Верлинов не предложил задержанному сесть и сам стоял в двух метрах от него, широко расставив ноги и засунув кулаки в карманы брюк.
— Слабак, испугался… — Сейчас, в кабинете начальника, Дурь полностью уверился в том, что посадка на кол — обычное ментовское запугивание.
— А вам не кажется, что он правильно распорядился своей судьбой и выбрал менее мучительную участь?
— Чего вы меня выспрашиваете? Его и спросите!
Дурь напрягся, примеряясь к аккуратной фигуре генерала. Рано или поздно наступает подходящий момент. Похоже, сейчас он наступил.
Словно уловив мысли собеседника, начальник одиннадцатого отдела внимательно взглянул ему в глаза.
И тут же всё существо рецидивиста, его отбитые почки, сломанные рёбра, перебитая нога, покрытый шрамами череп воспротивились зарождающемуся замыслу. Он отчётливо понял, что никакой подходящий момент не наступил и что вовсе не по глупости или неосмотрительности остался с ним один на один хозяин кабинета.
Мускулы расслабились, кулаки безвольно разжались.
— Видите ли, — мягко объяснил Верлинов. — Мёртвые не отвечают на вопросы. К тому же его мотивация совершенно понятна. А ваша — нет. Потому я спрашиваю вас. Скажите, если ваши, э-э-э, коллеги узнают, что за все совершённые вами преступления вас посадили на кол… Что они предпримут? Я имею в виду — не бросят ли они преступное ремесло?
— Да никто в такую туфту не поверит! — скривил губы Дурь. Он тоже засунул руки в карманы.
— Ну почему же? — удивился генерал. — Мы можем показать фотографии, прокрутить видеоплёнку по телевидению, можем, наконец, исполнить это публично, где-нибудь на Манежной площади… Сомнений как раз ни у кого не будет! Интересно другое: если мы проявим способность за какой-нибудь час узнать обо всех преступлениях человека и сурово наказать его — не обязательно сажать на кол: можно отрубить голову, руку или ногу, сварить в кипящем масле, повесить… Изменится ли поведение преступников?
Из всего сказанного Дурь понял одно: психологические штучки-дрючки. Никто не собирается его сажать на кол, но предлагают представить, а что будет, если… Действительно интересно… Дурь немного подумал.
— Ясное дело — многие отойдут. Особенно молодняк, фраера… Да и кто останется — попритихнут. И потом — всё равно их же переведут одного за другим… Нет, тогда всем — амба!
Верлинов удовлетворённо кивнул.
— Вы совершенно здраво рассуждаете, и наши мнения полностью совпадают…
«Сейчас отпустит, куда он денется, — решил Дурь. — Ну и косяк упорол Скокарь!»
— …В условиях реальной суровой ответственности преступный мир качественно изменится, выродится и фактически перестанет существовать. Но вернёмся к вам. Почему вы не последовали примеру товарища, чтобы облегчить свою участь?
— Да какую участь? Что вы меня на пушку берёте? Кто меня на кол посадит? Кто прикажет? Кто за это отвечать будет? Кишка у вас у всех тонка!
Верлинов удовлетворённо кивнул.
— Теперь мне понятна и ваша мотивация. Вы просто не верите в возможность применения к вам жестоких мер. Хотя сами неоднократно и легко применяли их к другим людям. Заметьте, в отличие от вас они были ни в чём не виноваты.
«Вольтанутый какой-то, — подумал Дурь. — Сейчас будет проповеди читать».
— Но на этот раз вы ошиблись. Сейчас вас действительно посадят на кол. В известной мере это случайность, результат слишком серьёзно воспринятой шутки. Но, с другой стороны, случайность есть проявление закономерности. Со злом невозможно бороться методами добра. И общество созрело, чтобы это понять. И принять шутку за приказ. А когда люди исполняют приказ, отменять его тактически неверно и глупо. Сегодня мы начнём движение по новому пути. Вы станете первым объектом и осознаете, насколько неправильно поступали с неповинными людьми, всё поймёте и раскаетесь. Вы вспомните мудрость своего товарища и позавидуете ему. Прощайте.
Верлинов нажал клавишу селектора и коротко бросил:
— Уведите.
Дурь тупо соображал, что ему наговорил странный хмырь. Думал он недолго: через десять минут его действительно посадили на кол. Произошло это в угольном складе котельной полигона одиннадцатого отдела. Два прапорщика — ветераны Афгана выполнили процедуру по всем правилам.
Пропустили верёвку в рукава и завязали на спине, получилось, что он обхватил себя руками. Потом уложили на бок, связали щиколотки и подогнули ноги. Один прапор тщательно мазал мылом деревянный предмет, больше всего напоминающий кий. Конец был почему-то затуплен. Второй по шву распорол брюки. Процедура напоминала насильственное клизмирование, которому Дурь пару раз подвергался в зонах, когда заделывал мастырки, чтобы вызвать заворот кишок.
Намыленное дерево проскользнуло без усилий, как клистирная трубка, не вызвав неприятных ощущений. Потом его взяли под локти и легко, словно приготовленного к закланию барана, подняли в воздух — жалкого, со скрюченными ногами и торчащим сзади «кием». В голове была полная пустота.
В утрамбованном, покрытом угольной пылью земляном полу имелось глубокое свежепросверленное отверстие, толстый конец кола плотно вошёл в него и накрепко застрял.
— Ну, пошёл!
Прапоры отпустили локти, скрюченное тело скользнуло вниз, и Дурь, как и обещал генерал, всё понял и осознал. Ему завязали рот, поэтому наружу вырывалось лишь утробное мычание. Умирал он три часа и очень завидовал Скокарю. И здесь Верлинов оказался прав.
В конце дня военный дознаватель осмотрел трупы и составил акт о самоубийстве двух неизвестных лиц, задержанных за проникновение на территорию секретной войсковой части и имевших при себе оружие. Ввиду очевидности картины в возбуждении уголовного дела было отказано, а трупы кремировали в той же котельной.
В десять утра следующего дня капитан Васильев, как и обещал, представил начальнику одиннадцатого отдела подробный рапорт, суть которого изложил устно:
— Численность подразделения охраны зависит от двух факторов: обстановки в районе проведения операции и взаимодействия с местной властью.
— Район неспокойный, — перебил Верлинов. — Недалеко — афганская граница, тропы контрабандистов: наркотики, оружие… Банды таджикской оппозиции. Местная власть пообещает полное содействие, но как это выполнит… Восток — дело тонкое. Лучше рассчитывать на свои силы.
— При хорошей подготовке и экипированности личного состава достаточно двадцати человек. Для страховки я бы взял двадцать пять. Этого вполне хватит на случай стычек с контрабандистами. Но если предполагать возможность целенаправленного ведения против нас боевых действий, надо исходить из другого расчёта.
— Группа не представляет интереса для продуманного и направленного нападения. — Верлинов просмотрел рапорт, сделал несколько пометок, кивнул. — Десять бойцов может представить «Альфа». У вас не будет возражений?
— Никаких, хотя… Для пустыни больше подходят люди с афганским опытом.
— Они все проходили там «обкатку». И у нас, в роте охраны спецсооружений, много «афганцев».
— Да, — генерал будто внезапно что-то вспомнил. — Вы перехаживаете в звании уже больше двух лет? Кажется, двадцать семь месяцев?
Васильев кивнул.
— Хорошо, комплектуйте группу. И подбирайте снаряжение.
Намёк генерала был предельно ясен. Успешное выполнение задания сулило два просвета на погоны и новые перспективы.
Пятнадцать добровольцев Васильев отобрал в тот же день. Одиннадцать прапорщиков и четыре младших офицера — все побывали «за речкой» и имели опыт боевых действий. К вечеру через КПП полигона прошли десять рослых мужчин в камуфляже без знаков различия. У них имелсясвой старший; когда Васильев хотел разбить их на тройки и смешать с остальными, тот сказал, что лучше этого не делать: группа хорошо сработалась и чётко взаимодействует в любых ситуациях. Поразмыслив, капитан был вынужден с ним согласиться. Он разбил бойцов на две ударные десятки, а пятерых выделил в маневренную группу усиления.
На следующий день Васильев со старшими подразделений отправился на склад арттехвооружений. Специальное и замаскированное оружие решили не брать, сосредоточившись на средствах ведения боя, позволяющих добиться перевеса над противником на дистанциях 500—800 метров. Как правило, действуя на плоской открытой местности, противостоящие стороны не могут сократить это расстояние.