какие бы изменения ни происходили в далёкой России.
В Москве операция только разворачивалась. Неожиданно Верлинов столкнулся с препятствием, которого совершенно не предвидел.
— Я устал, у меня нервы ни к чёрту… Я в отставке, наконец!
В обычной квартире обычного дома, расположенного в обычном районе Москвы, жил человек с нарочито усреднённым именем — Иван Петрович Иванов, в прошлом нелегал Первого главного управления, десять лет проработавший на Западе США, реализовавший ответственную операцию, чудом спасшийся от смерти и ускользнувший от идущих по следу агентов ФБР. Не было ничего удивительного, что он хотел покоя.
— Я отказываюсь! Отказываюсь наотрез! — Хозяин отводил взгляд, Верлинову послышался тяжёлый дух перегара. Что ж, так часто бывает… Годы нервных перегрузок, постоянные стрессы не проходят бесследно.
— Подберите похожего человека, загримируйте, я позанимаюсь с ним. — Бывший нелегал понимал, что если к нему явился лично генерал госбезопасности, то отвертеться будет непросто. Но он старался.
— Мы гримируем человека под Чена, — пояснил Верлинов. — Два актёра — это уже кино. Нам нужен железный первый план. Чен мёртв, его ни о чём не попросишь. Поэтому я прошу вас.
— Я никогда не заставлял себя просить…
У человека заметно дрожали руки и подёргивалась щека. Старый Джошуа узнал бы, конечно, рыжего геолога, понимающего толк в чае, но непременно отметил бы, что он сильно сдал. Верлинов подумал, что его тоже придётся гримировать.
— Но есть предел крепости, я уже выработал свой ресурс! Может быть, я сломался рано, но этот последний год под подозрением меня доконал, а особенно покушение… Я стоял на грани, понимаете, на грани…
— Конечно, понимаю, — мягко сказал генерал. — Но сейчас никакого риска нет. Вы не покидаете территорию СССР, с вами постоянно находятся вооружённые бойцы охраны. Что может случиться? Пять минут перед видеокамерой — и всё! Вся экспедиция займёт три, от силы пять дней! Мы можем вывезти вас раньше, спецрейсом…
— Я боюсь выходить из дома! Я болен, мне надо лечиться! Ну снимите меня здесь, в каком-нибудь павильоне, или сделайте наложение…
— Плёнка должна быть абсолютно подлинной. Но раз у вас расстроены нервы, мы вам поможем. У нас есть психотерапевт-гипнотизёр, он модифицирует вашу личность. Исчезнут опасения, пропадёт чувство тревоги, страха…
— Правда? — На лице разведчика мелькнула тень надежды.
— Конечно! — уверенно сказал Верлинов. Собеседник вышел из глухой защиты, у него появился интерес к разговору. Это главное. Самое трудное — заставить сделать первый шаг. Потом весь путь проходится незаметно.
В течение следующего часа начальник одиннадцатого отдела рассказывал отставному разведчику о многочисленных успехах психотерапии, и почти всё, о чём он говорил, было правдой.
— У меня невроз, мания преследования, я это прекрасно понимаю, — оживившись, говорил разведчик, и то, что он проявлял критичность самооценки, являлось хорошим признаком. — Меня направляли в санаторий, и в нашей больнице я лежал… Но сильного специалиста у них, видно, нет: микстуры, пилюли, капли да витаминные уколы.
— Сегодня же вы начнёте курс. — Верлинов глянул на часы. — В шестнадцать к вам приедут. Только… Вы знаете, как ревниво врачи относятся к вмешательству других специалистов. Поэтому лучше не говорите ничего своему доктору.
— Само собой, — кивнул разведчик. — Да я уже давно в поликлинику не ходил — всё равно толку нет!
— И ещё… — осторожно, прощупывающе продолжал Верлинов. — С выделением Службы внешней разведки в самостоятельное ведомство иногда возникают проблемы взаимодействия… Та же конкуренция. Поэтому я попрошу не сообщать вашему куратору о наших контактах.
Хозяин молчал. Каждый разведчик, вернувшись «с холода», получает пожизненного куратора — действующего сотрудника разведки, решающего все возникающие вопросы: от бытовых проблем до обеспечения безопасности. Основная же задача кураторства далека от альтруизма — постоянный и повседневный контроль за «бывшим», который до самой смерти остаётся носителем секретов, иногда очень важных. Неискренность с куратором — серьёзный проступок.
Однако данный случай — особый. В конце концов, только государственный идиотизм расчленил единый организм КГБ на куски, которые вынуждены иметь секреты друг от друга.
— Хорошо. — Разведчик наконец кивнул.
— Отлучку придётся залегендировать. Вы же раньше периодически выезжали на рыбалку?
— Да, с этим проблем не будет.
— Ну и отлично. — Верлинов встал и крепко пожал руку бывшему нелегалу.
Глава восемнадцатая
Платонова привезли в ГУВД, в отдел по борьбе с коррупцией. Допрос вёл следователь военной прокуратуры. Майор милиции — хозяин кабинета и капитан из службы внутренней безопасности одиннадцатого отдела сидели слева и справа от подозреваемого, то ли охраняя его, то ли участвуя в допросе.
— Почему «военной»? — сразу же, как следователь представился, задал Платонов мучающий его вопрос.
— Уголовное дело возбуждено по факту разглашения государственной тайны. Возможна переквалификация на измену Родине в форме шпионажа. Вы — сотрудник военизированной организации. Поэтому расследование относится к нашей компетенции, — чётко объяснил следователь.
Платонов уловил из данного ответа только одно — вляпался он по самые уши. И неважно, что все вокруг безнаказанно воруют, хулиганят, грабят, убивают, берут взятки, беззастенчиво растаскивают страну на большие и маленькие куски, — его отделили от всех, вытащили за ухо из общей кучи на обозрение и за жалкие полмиллиона раскрутят на всю катушку: и в газетах ославят, и по телевизору взяточника в погонах покажут, и под трибунал отдадут, а он как грохнет: к исключительной мере!
И хотя в последнее время даже злодеев, десятки жизней загубивших, милуют или просто держат годами без исполнения приговора, его, Ваню Платонова, обязательно расшлёпают и ещё сделают главным виновником всех бед народных: почему бандиты обнаглели вконец? Да потому что он, сволочь, у рецидивиста взятки берёт!
— Что размечтался? — Грубый голос следователя вырвал Платонова из оцепенения. — Повторяю вопрос: откуда вы узнали о майоре милиции Ерёмкине?
«Надо в отказ идти, пока не поздно, — мелькнула спасительная мысль. — Урки никогда не признаются…»
— Человек какой-то обратился, где, мол, найти майора Ерёмкина… — выдал лейтенант давешнюю «заготовку».
И тут же получил чувствительный удар в бок.
— Нет в природе майора Ерёмкина, идиот, — прогудел контрразведчик. — Никто не мог его спрашивать! Это прикрытие на случай опасности! Оно секретно. Как ты узнал государственный секрет?! Неужто ты и вправду шпион?!
Подозреваемый с минуту молчал. Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше быть взяточником, чем шпионом.
Он глубоко вздохнул и начал выкладывать всё так быстро, что следователь едва успевал записывать. Контрразведчик включил крохотный диктофон. Несколько раз он насторожился: зачем бандитам капитан Васильев? И фамилия Клячкина показалась знакомой; отлучившись к другому телефону, он навёл справки, узнав, что об этом человеке следует разговаривать с майором Межуевым.
Допрос закончился. Одеревеневший Платонов долго читал протокол и всё время нервно зевал. Подпись получилась неровной: рука дрожала.
Военный следователь выписал протокол задержания.
— Куда его? — спросил он, дойдя до последней строчки.
— Пока к нам. — Майор из отдела по борьбе с коррупцией снял трубку внутреннего телефона.
— С содержанием в ИВС ГУВД Москвы, — продиктовал сам себе следователь, расписался, извлёк из круглой коробочки печать, подышал и поставил чёткий фиолетовый оттиск.
Два сержанта увели задержанного.
— Это дело не наше, я передаю его по подследственности, территориалам. — Следователь захлопнул тонкую папку с не подшитыми ещё бланками обыска и допросов и стал заполнять соответствующее постановление.
Такое решение никого не удивило, ибо было оговорено с самого начала. Всерьёз считать коррумпированного чиновника шпионом мог только идиот. Но обычная гражданская прокуратура по нескольку месяцев решает вопрос о возбуждении уголовного дела и зачастую не находит для того оснований. А на телефонный запрос о несуществующем майоре она бы вообще не отреагировала: мало ли кто что спрашивает!
Потому три присутствующих здесь представителя военизированных ведомств прикинулись идиотами, и военный прокурор им в этом подыграл. В результате выяснен вопрос о причине интереса Платонова к фигуре прикрытия органов контрразведки, одновременно разоблачён взяточник, добыты улики. Когда выяснилось, что шпионажем здесь не пахнет, военный следователь, естественно, передаёт дело доследовать своим гражданским коллегам. Всё просто, изящно и эффективно.
Дописав постановление, военный следователь поднял голову.
— Ну что?
Контрразведчик тоже выжидающе смотрел на хозяина кабинета.
— Нет вопросов, мужики! Сейчас только закуску организую…
В сейфе у майора отыскалась водка, дежуривший по отделу молодой лейтенант принёс хлеба, сыра и колбасы, потом сбегал в ближайший киоск за консервами и литровой бутылью пепси-колы.
Майор разлил на троих.
— Тебе дежурить, а мы на сегодня отработали, — пояснил он лейтенанту. — Пей колу и перекуси с нами.
— За успешное окончание! — Следователь слегка хлопнул по папке свежего уголовного дела.
Три крепкие ладони накрыли сверху стаканы и беззвучно ударились костяшками.
— Будем!
Наступила сосредоточенная тишина — оголодавшие мужики навалились на бутерброды.
— Хорошо расслабляет, — сказал хозяин кабинета. — Когда сердце хватает, приму сто грамм — и как рукой!
— Интересно всё-таки человек устроен. — Следователь откусил большой кусок колбасы. — Если у него есть потребность выпить — он и пьёт. И никто ему не запретит, хоть что делай!
— Да… Уж скольким головы поотворачивали после восемьдесят пятого — бесполезно! — Майор налил по второй.