«Особой важности.
Начальнику морского отделения, подполковнику госбезопасности Сушнякову.
Приказываю Вам подготовить и осуществить боевую операцию по типовому плану "Переход". Для проведения операции необходимо 14 апреля 1994 года к 19 часам 30 минутам выдвинуть подводную лодку-носитель, имеющую на борту СПЛ, комплект легководолазного снаряжения и буксировочный скуттер, в квадрат "С-II", на створ маяка и скалы "Перо". В период с 20 до 03 часов принять на борт человека с письменными полномочиями от меня лично. В дальнейшем действовать по его указанию.
Дополнительные условия:
1. Местоположение ПЛ обозначить мигающим белым и ровным зелёным огнями. В случае пониженной видимости зрительные сигналы дублировать радиопеленгом на волне…
2. Уведомить начальника погранрайона о выходе в нейтральные воды в период с 20 до 03 часов по курсу от точки приёма.
Начальник одиннадцатого отдела генерал-майор Верлинов».
Подполковник госбезопасности Сушняков, одетый в морскую форму капитана второго ранга, несколько раз перечитал шифротелеграмму и сжёг её, как предписывал вид применённого шифра.
Типовой план «Переход» означал заброску агента на территорию другого государства и последние десять лет не задействовался ни морским отделением, ни одиннадцатым отделом в целом.
Высокий, сухопарый, как все боевые пловцы, Сушняков озабоченно посмотрел на хронометр. База располагалась в Камышёвой бухте на мысе Херсонес, неподалёку от Севастополя, из двух лодок-носителей на рейде находилась лишь одна, и он прикидывал этапы: заправить топливом под завязку, загрузить снаряжение, проверить агрегаты сверхмалой подводной лодки, провести регламентные работы, обогнуть полуостров и достигнуть квадрата «С-II» под Новороссийском. Времени оставалось в обрез.
Сушняков включил систему внутренней связи и принялся отдавать команды.
До конца дня Верлинов встретился с соратниками, коротко рассказал о происшедшем и подвёл итоги:
— ГРУ нас переиграло. Вернее, меня. Из-за моих идиотов. Про вас никто не знает, а я ухожу. Пока…
Генералы молчали.
— Мне нужен вертолёт. Завтра в девятнадцать, в Краснодаре, — сказал Верлинов, ни к кому не обращаясь.
Он знал жизнь и не удивился бы, если бы у присутствующих вдруг объявились срочные дела и они разошлись, оставив его один на один с проблемами.
— Вертолёт будет, — сказал Черкасов. — Что ещё требуется?
Верлинов пожал плечами.
— Ждать. Я думаю, ситуация изменится. И довольно скоро. Только…
Он внимательно осмотрел каждого.
— Чтобы не было хамства к семье. Проконтролируйте… Я, правда, заготовил одну психологическую штучку… Но всё равно…
— Сделаем, — кивнул Карпенко.
— Я могу выделить людей для охраны, — подтвердил Борисов.
— Если до этого дойдёт… Ну, прощаемся!
Похороны начались в десять, в это же время открылось заседание Государственной думы. Отчёт специальной следственной комиссии стоял в повестке дня третьим вопросом.
Процедура погребения была обставлена скромно. Участок земли выделили на окраине кладбища, сотрудники одиннадцатого отдела и в штатской одежде отличались от родственников и друзей погибших. Верлинов в парадной генеральской форме произнёс прощальную речь. Он всегда хорошо говорил, но сейчас превзошёл себя — слёзы появились даже на глазах крутых и отнюдь не сентиментальных мужиков.
Десять гробов одновременно опустили в сырую землю, грянул общий залп. Мемориальный комплекс тоже планировался один, генерал уже утвердил архитектурный проект и надпись: «Героям, павшим в бою за Родину». Смета расходов также была подписана.
Межуев стоял сзади и, слушая надрывный плач и глухие удары комьев земли о дерево, подумал: ведь эти десять гробов — цена той кассеты, которая сейчас лежала в его сейфе, украшенная непристойным рисунком. Страшная цена оказалась уплаченной напрасно, и он ощущал в этом свою вину, хотя ощущение было смутным и неопределённым. Он видел лицо Верлинова, и казалось, генерал выделяет его в толпе и прожигает ненавидящим взглядом. На душе было тяжко.
Когда отгремел залп комендантского взвода, почти все присутствующие в скорбной толпе мужчины извлекли из-под пиджаков пистолеты и трижды выстрелили вверх. Пример подал генерал, первым обнаживший оружие.
Вернувшись в штаб-квартиру одиннадцатого отдела, Верлинов доделал срочные дела и разобрался с личными бумагами. Вспомнив о дубоголовом Межуеве, секунду подумал. Оставлять безнаказанным срыв грандиозной операции и крушение личной судьбы он не собирался. Следовало только найти подходящий способ. И, конечно же, он его вскоре нашёл.
К третьему вопросу Государственная дума приступила после обеда. Костолицый депутат с растрёпанными кустистыми бровями — председатель комиссии — основательно расположился на трибуне, водрузил на нос очки с дымчатыми стёклами и хорошо поставленным голосом начал оглашать стопку машинописных листов отчёта:
— Поводом к проведению специального расследования послужили неоднократные выступления в отечественной и зарубежной печати, депутатские запросы и обращения граждан…
Верлинов сел в служебный автомобиль и поехал на полигон одиннадцатого отдела, располагавший взлётно-посадочной полосой, позволяющей принимать и отправлять почти все типы самолётов.
Телохранители перегрузили в арендованный «Як-40» две брезентовые сумки армейского образца, генерал крепко пожал каждому руку.
— Когда вас встречать, Валерий Антонович? — спросил старший группы охраны.
Верлинов молча смотрел ему в глаза, и было во взгляде генерала нечто такое, что вызвало в душе главного телохранителя смутную тревогу.
— Я сообщу, Виталий, — тихо сказал он наконец. И, прокашлявшись, повторил уже громче и увереннее: — Я обязательно сообщу.
Ступив на трап, генерал обернулся.
— Будьте ближе к моим, пока я в отъезде.
Телохранители пронаблюдали, как самолёт взлетел, развернулся и взял курс на юг. Серебристый силуэтик хорошо выделялся на фоне голубого весеннего неба.
— …Проверкой опубликованных в печати сообщений бывшего военнослужащего срочной службы Борули установлено, что, согласно документам, он служил в войсковой части 9210, но на самом деле проходил службу в подразделении 0087, принадлежащем одиннадцатому отделу бывшего КГБ СССР…
Докладчик на миг оторвался от бумаг и оглядел настороженно слушающих депутатов. В ложе правительства заместитель министра обороны шептал что-то незнакомому генералу. Оба улыбались.
— Операция «Бумеранг» проведена блестяще, — говорил замминистра. — Всех причастных представьте к поощрению.
Незнакомый председателю комиссии генерал являлся заместителем начальника Главного разведывательного управления.
— Списки уже подготовлены, — уважительно доложил он. — Но Верлинов — крепкий орешек. Теперь надо выдержать откатную волну. Главный свидетель под круглосуточной охраной, ему установлена пенсия. Доволен!
— А этот… Социолог или кто он там… Который писал… Он под контролем?
— Конечно. Ведь они с Борулей идут в одной связке. Он… вспомнил: Каймаков — железная подпорка для главного свидетеля!
Внезапный отъезд генерала насторожил Дронова. Когда он узнал, что Верлинов улетел в неизвестном направлении, подозрения усилились ещё больше.
Подполковник вызвал к себе Межуева и, ожидая майора, анализировал сложившуюся ситуацию.
Операции «Пустыня» и «Передача» провалились, что ставит под угрозу и «Расшифровку». Погибли люди — десять человек. Перестрелка у Крымского моста вошла в милицейские сводки и угрожает непредсказуемыми последствиями. Обстановка в правительстве и вообще в верхних эшелонах изменилась не в пользу Верлинова. Уничтожение генералом плана «Передачи» и увольнение начальника секретариата — признаки слабости. Значит, скорей всего ему не усидеть в кресле.
Поэтому надо действовать решительно, залатывать допущенные пробелы, устранять недочёты. Одним словом, проявлять себя как возможного преемника.
— Разрешите?
Майор Межуев вошёл с видом побитой собаки.
— Где Асмодей? — сурово спросил подполковник.
— Пропал бесследно. Но никуда он не денется…
— Что Кислый?
— Завёл себе охрану — частных сыщиков из «Инсека». Не знаю от кого…
Межуев хорохорился, изображая, что дела идут совсем не так плохо, как кажется, и ситуация контролируется.
— Надо проводить «мягкую зачистку», — сказал Дронов. — У Асмодея — контакты с американским шпионом…
— Если разворошить эту историю, он такого наболтает! И конспиративные квартиры знает, и на Пушкинской набережной был…
Дронов не тянул на гения оперативной работы и обескураженно замолчал. Действительно… Он разозлился сам на себя.
— Значит, раскопайте что-то другое! Разговоры про миллиард возникли же не на пустом месте! Кража, соучастие… Важно спрятать его на несколько месяцев, пока всё уляжется.
— Хорошо. — Межуев кивнул, но без особой уверенности.
— С Кислым проще. Он убил человека. Есть вещественные доказательства, он сам заявлял об этом. Передайте всё, что нужно, в прокуратуру, а я организую звонок для подкрепления.
— Есть! — На этот раз майор знал, как надо действовать.
— И ищите Асмодея! — приказал Дронов.
В спальном вагоне Ростов-Берлин ехал респектабельный высокий мужчина, чей багаж состоял из небольшого кожаного чемоданчика. Мужчина был хорошо выбрит, благоухал модным французским одеколоном и читал испещрённую пометками и разбухшую от закладок Библию.
Пересекая границы Украины, он предъявлял паспорт на имя Юрия Петровича Трегубова, следующего в Германию и имеющего все необходимые визы. Паспорт не вызывал ни малейших подозрений, да и не мог вызвать, потому что был сделан лучше настоящего: частное индивидуальное производство выгодно отличается от массового государственного.
Майор Межуев, конечно, узнал бы Асмодея, но мужчина на это прозвище вряд ли бы отозвался. Шкура Асмодея помогла ему на определённом участке жизненного пу