«Завтра с утра заявятся с ордером, — размышлял генерал. — Вряд ли станут шить политику: злоупотребление должностью, неисполнение приказа, кража оружия и снаряжения…»
Всё, что он взял с собой, оценивалось при приобретении отделом в пятьсот рублей, но это роли не играло: вот он — генерал-расхититель, о которых так любят писать газетчики. И смотрите — караем мы его по всей строгости!
Верлинов надел переговорное устройство.
— Сколько до моря?
— Сейчас будем, — ответил пилот. — Километров двадцать пять.
Генерал откинулся на жёсткое сиденье.
«Организатор чудовищных экспериментов и катастроф!» — представил он газетные заголовки.
Одиннадцатый отдел провёл три учебных испытания, боевое использование осуществляли военные. Но в такие нюансы никто вдаваться не станет.
«Идиот!» — подумал он про Межуева, но уже без прежней ненависти.
«Может, инициативника подставил Голубовский? Или слишком тонко для него?»
Впрочем, всё это не имело сейчас никакого значения. Следовало переключаться от прошлого на будущее. У него не было с собой денег и ценностей, отсутствовали и счета в зарубежных банках.
Немалую ценность представлял он сам — знания, способности, опыт, специфический профессиональный талант с удовольствием купит любое государство. Но в мире разведки служба у нового хозяина обязательно начинается с выдачи секретов старого. Со всеми вытекающими последствиями: провалом агентурных сетей, засвечиванием резидентур, скрытыми или демонстративными скандалами, судебными процессами…
Конечно, есть немало способов успокоить свою совесть. Можно не проваливать живых людей, а торговать техническими секретами. За радиокод, подрывающий ядерное устройство, с 1989 года замурованное в сто восьмой штольне Семипалатинского полигона, можно получить немалые деньги. Причём не причинив вреда, ибо кому нужен атомный взрыв на территории Казахстана? Но есть логика предательства: выболтавший одну тайну, неизбежно сдаст и другие.
А Верлинов презирал предателей и начисто исключал такой путь.
— Море, — сообщил пилот.
— Углубитесь на два километра и двигайтесь на восток вдоль береговой линии! Сохраняйте скорость без изменений!
Генерал внимательно всматривался вниз, в черноту, где жёлтыми точками выделялись редкие фонари разбросанных по побережью посёлков.
Скоро начнётся Птичий залив: горы вдавливаются в береговой рельеф, впуская море между двумя хребтами. На одном выветривания создали из скалы огромное перо, на другом возвышался маяк.
В следующий миг Верлинов действительно увидел яркий, протянувшийся на добрый десяток километров луч. И больше ничего. Светящийся циферблат показывал девятнадцать пятьдесят девять. Он напряг зрение.
«А вдруг Сушняков консультировался с кем-то по шифрограмме? — мелькнула тревожная мысль. — Или на него вышли каким-то образом?»
Тогда лодки не будет, задуманный маршрут оборвётся и останется только восемьсот километров вертолётного ресурса…
Повисший в неизвестности между небом и землёй, генерал Верлинов, напрягая зрение, искал сигнальные огни подводной лодки.
Следователь прокуратуры Ланский в очередной раз похвалил себя за безошибочную интуицию, позволяющую не связываться с «гнилыми делами».
Уголовный розыск пытался настойчиво «впарить» ему какого-то Плеско, снабжавшего оружием преступную группировку, он сопротивлялся, доказывая Котову, что организованными группами занимаются РУОП и городская прокуратура. Прокурор держал нейтралитет, время шло — оно и к лучшему, всё зачастую решается само собой. Так получилось и на этот раз: Плеско оказался военнослужащим, вокруг него поднялся скандал в Государственной думе, прошёл слушок, будто за этим стоит ГРУ…
«Ну на фига козе баян?» — довольно подумал Ланский. Плеско забрала военная прокуратура, все материалы у Котова изъяли, а самому начальнику УР дадут по заднице. Если бы он влез, то получил бы за компанию.
Теперь следовало развязаться с остальными «гнилушками», что-то их много подвалило. Перестрелка группировщиков с армянскими террористами. Те не скрываются, так и говорят: за нами мощная организация — Армянская национальная армия, нас не оставят, за нас отомстят… И правда, приехали трое — небритые, глаза блестят, рожи разбойничьи… Просят вежливо, но чувствуется: откажешь — кишки выпустят… Дали немного, всего два «лимона», да тут не в бабках дело — лишь бы отделаться… Освободил под подписку по состоянию здоровья — одному-то лёгкое вырезали, второму при задержании морду разворотили… И группировщика освободил — тоже по здоровью — ногу ему по колено оттяпали. Ясное дело, показаний они давать не будут, скроются. Тем проще — приостановить следствие, и пусть лежит папка, дожидается своего часа… Рядом с приостановленным делом о бойне возле квартиры Зонтикова.
А Зонтиков опять здесь, ждёт очной ставки, лучше его не злить… Ланский выглянул в коридор.
— Заходите, Василий Иванович, сейчас я вас быстренько отпущу…
От неказистой фигуры Клыка в кабинете повеяло холодком опасности.
— Сколько можно таскать…
Пахан без приглашения опустился на стул. Когда ввели Платонова, Клык упёрся в него тяжёлым взглядом. Бывший участковый сильно сдал: лицо сине-жёлтое, отёки под глазами, одежда висит мешком. Увидев Зонтикова, он замер на пороге, и конвоир толчком вогнал его в кабинет.
— Повторите показания о своих взаимоотношениях с присутствующим здесь гражданином Зонтиковым, — предложил следователь после выполнения необходимых формальностей очной ставки.
Платонов молчал, не поднимая глаз. Теперь он был мертвенно-белым. Клык чуть подался вперёд и впился в арестанта высасывающим взором.
— Повторите показания, — настаивал Ланский.
— Это… всё… неправда… — выдавил Платонов.
— И денег от Зонтикова вы не получали, и услуг не оказывали?
— Нет. Ничего не было. Ничего…
— Видно, его на испуг взяли, — сочувственно сказал Клык. — Знаете, какой сейчас беспредел в тюрьмах! Бывает, и до специальных камер достают. На прогулках могут кровь пустить, в бане… тут каких только глупостей не наболтаешь!
Подписав протокол, Зонтиков удалился.
Платонов постепенно приходил в себя.
— Так если взятка не доказана, значит, и меня выпускать надо!
— Скажешь тоже! — Ланский широко улыбнулся. — А укрытие заявлений граждан вопреки интересам службы? Нет, годика полтора придётся посидеть. А то и два!
Платонов вновь обмяк.
— Мне сидеть, а особо опасному гулять? Справедливо… И дружка его небось тоже выпустите…
— Какого дружка?
— Мы с ним сейчас внизу в клетке сидели. Для вас доставили. Каймаков. Лучший друг Клыка, по часу с ним заседал…
«Вот так штука», — Ланский сделал знак конвоиру, и бывшего участкового увели. Выходит, он чуть не вляпался в очередную «гнилушку». Дело верное: акт судмедэкспертизы гласит, что гражданин Вертуховский убит шилом в сердце. И шило имеется, причём на острие — ткани сердечной мышцы, а на рукоятке — отпечатки пальцев Каймакова. И сам Каймаков заявил, что ударил шилом какого-то человека, но вроде случайно… Вначале все так говорят! Убьют — и надеются выкрутиться… Но против доказательств не попрёшь! Чистое дело, хотя и с душком: материалы из госбезопасности поступили, и те намекнули — мол, лучше бы его под стражу взять. Он и собирался. А Каймаков, оказывается, — друг Клыка! А он Клыка уже несколько раз дёргал — допросы, очные ставки… Теперь друга арестует… Что подумает Клык? Только одно: обкладывает его Ланский, всё ближе подбирается… Нет уж, дорогие товарищи чекисты, за свои дела свои головы и подставляйте!
Приказав доставить Каймакова, следователь подробно допросил его, потом написал постановление: «…Учитывая, что в действиях гражданина Каймакова усматриваются признаки необходимой обороны, избрать в отношении его в качестве меры пресечения подписку о невыезде». Вот так-то лучше! Не спешить, а по ходу дела подкорректировать в ту или иную сторону. И всё будет в порядке!
Правда, надо давать показатели… Ну ничего, разоблачённый участковый — достаточно весомое дело, его он и направит в суд как итог многотрудной работы.
Но и дело Платонова Ланскому пришлось прекратить за смертью обвиняемого. Бывший участковый повесился в камере на разорванной простыне.
Дронову доложили, что в Краснодарском аэропорту генерала Верлинова встретили военные и он уехал с ними.
«Куда? — ломал голову подполковник. — Может, у него там поддержка армии? Если сможет найти точку опоры, то сумеет раскрутить всё в обратную сторону… Значит, надо подождать, как развернутся события…»
— Готовится большая «разборка», причём воры и группировщики будут заодно, — сообщил надёжный информатор оперуполномоченному РУОП Диканскому.
— С кем, где, когда?
— Пока не знаю. Может, с чеченами? А по месту и времени — позвоню, когда прояснится.
Диканский кивнул.
Возвратившись с места встречи, он установил наблюдение за Клыком, Седым и Крёстным.
Они появились неожиданно: мигающая белая и зелёная точки. Верлинов опустил руку на хронометр и, когда вертолёт проходил над ними, нажал кнопку отсчёта.
Огни остались позади. Сердце колотилось учащённо: время наступило и организм требовал необходимых действий, к которым был готов. Тактические затяжки его не интересовали. Верлинов закрыл глаза. В сплошной тьме он видел оставшиеся на сетчатке сигнальные огни, подтверждающие, что всё идёт по его плану. Йоговским дыханием успокоил нервы и привёл сердцебиение к норме.
— Разворот на обратный курс, — приказал он и, когда манёвр был выполнен, переключил хронометр: начался обратный отсчёт.
— Следуйте до Новороссийска, при отсутствии дополнительных команд возвращайтесь на базу, — сказал он. — Спасибо.
Верлинов снял переговорное устройство, надел вещмешок и распахнул люк. Вместе с тугой струёй встречного воздуха ворвался рёв двигателя. Он надел ласты и шапочку. Вертолёт шёл по прямой. Конечно, пилот засечёт момент, когда он спрыгнет. Но принятые меры предосторожности позволяют ему в том не признаваться: летели над берегом полчаса, люк был открыт — разве уследишь… Впрочем, мысли, обращённые в прошлое, становились всё слабее и слабее — генерал переключился на то, что ему предстоит. Самоспаеатель — очень ненадёжная штука: один из шести не срабатывает. Ему предстояло начать дальний путь с «русской рулетки», хотя семизарядный «наган» предоставлял лихим офицерам на один шанс больше.