«Львівські вісті» (№ 93, 1943 рік) так описала «урочисту церемонію» по поводу милостивого «зволення» Гітлера: «28 квітня раннім ранком у Львові по вулиці Дистрикту в будинку 14 зібрались представники уряду… війська, поліції і члени УЦК, а також представники преси. Точно о 9 годині 25 хвилин до зали входить губернатор д-р О. Вехтер. Фанфари… сурмлять «струнко», а оркестр грає українські маршеві пісні. Виступає шеф управи губернатор Бауер. Він вітає присутніх. Слово бере губернатор дистрикту «Галичина» д-р Отто Вехтер. «Неодноразові звернення галицько-українського населення, — говорить він, — до управи Галичини, до пана генерал-губернатора, до проводу рейху нарешті увінчалися успіхом. Фюрер дав зволення сформувати дивізію добровольців з галицьких українців…»
На церемонию при полном параде прибыл весь святоюрский капитул и местные униатские епископы во главе с представителем патриарха дистрикта — коадъютором Слипым. Выступать со словом-ответом поручили председателю УЦК Кубийовичу, который и заявил от имени всех националистических сил: «Сьогодні для українців Галичини справді історичний день… Милостиве зволення на формування стрілецької дивізії СС — це нагорода і особлива честь боротися пліч-о-пліч з героїчними німецькими воїнами і СС…»
Священники УГКЦ вошли в состав дивизии в качестве капелланов. Их назначение проходило в торжественной обстановке на Святоюрской горе, а благословил капелланов заместитель Шептицкого и его будущий преемник митрополит Иосиф Слипый. Протоиерей Гавриил Костельник (позднее прозревший) послал в дивизию СС «Галичина» двух своих сыновей.
В целях ускорения мобилизации униатский первоиерарх даже распорядился, чтобы в дивизию СС были зачислены «малоперспективные», с точки зрения униатских наставников, слушатели Львовской духовной академии и Малой духовной семинарии.
Старания митрополита не остались незамеченными руководством «дистрикта». В интервью газете «Львiвськi Вiстi» за 14.07.43 шеф военной управы по формированию дивизии СС полковник Бизанц заявил, что, униатские и националистические лидеры в деле мобилизации эсэсовских частей «проявили большую политическую зрелость, понимание собственных интересов и полную готовность взять в руки оружие, которое доверяют им немецкие власти». «В четверг, 8 июля с. г., — продолжал Бизанц, — военная управа посетила его экселенцию митрополита, чтобы в его лице поблагодарить все галицийское украинское духовенство за моральную поддержку в деле формирования дивизии. Мне особенно приятно констатировать, как живо интересуется его экселенция митрополит делами дивизии и как обстоятельно об этом деле проинформирован».
Бывший капеллан 14-й дивизии СС «Галичина», священник Иван Нагаевский, который в октябре 1943 года был принят митрополитом в его личной библиотеке на Святоюрской горе, вспоминал в Канаде слова владыки: «Я знаю о вашем назначении и рад, что вы согласились на эту личную жертву. Пусть Бог благословит вас на эту трудную работу. Я предоставляю вам все полномочия и привилегии, которые даются духовникам, исполняющим свои обязанности в смертельной опасности… Мы же будем тут молиться за вас всех».
Но молитвы владыки не помогли эсэсовской дивизии. В июле 1944 года она была окружена и разгромлена войсками Первого Украинского фронта. А еще через год с небольшим была освобождена от немецких оккупантов и Галичина.
И тут-то Шептицкий проявил свою воистине дьявольскую беспринципность. Так, он написал папе Пию XII: «Первыми жертвами становятся евреи. Количество замученных в нашем крае евреев, наверное, уже превысило двести тысяч…»
Летом 1944 года Красная Армия освободила Львов. Вскоре Шептицкий снова пишет поздравительное письмо, но на сей раз уже… Иосифу Сталину:
«Правителю СССР, главнокомандующему и великому маршалу непобедимой Красной Армии Иосифу Виссарионовичу Сталину привет и поклон. После победоносного похода от Волги до Сана и дальше, Вы снова присоединили западные украинские земли к Великой Украине. За осуществление заветных желаний и стремлений украинцев, которые веками считали себя одним народом и хотели быть соединенными в одном государстве, приносит Вам украинский народ искреннюю благодарность. Эти светлые события и терпимость, с которой Вы относитесь к нашей Церкви, вызвали и в нашей Церкви надежду, что она, как и весь народ, найдет в СССР под Вашим водительством полную свободу работы и развития в благополучии и счастьи. За все это следует Вам, Верховный Вождь, глубокая благодарность от всех нас.
Митр. Андрей Шептицкий. 10 октября 1944 г.»
В конце августа — начале сентября Андрей Шептицкий направил в Москву, в Совет по делам религиозных культов при СНК СССР, письмо, в котором просил о признании униатской церкви со стороны государства.
В «совершенно секретном» донесении народному комиссару УССР Савченко выдающийся украинский разведчик и религиевед Сергей Карин-Даниленко докладывал о своей встрече с мирополитом Андреем Шептицким:
«Я предъявил ШЕПТИЦКОМУ свое удостоверение, выданное СНК УССР.
Прочитав удостоверение, ШЕПТИЦКИЙ продолжал: «Вы возглавляете на Украине институцию, ведающую делами религиозных культов, поэтому для меня вы являетесь г-ном министром и позвольте мне вас так называть».
Будучи смущен и несколько даже испуган таким неожиданным рангом, пожалованным мне ШЕПТИЦКИМ, я снова возразил ему, объяснив функции Совета и уполномоченных по делам религиозных культов, упомянув также о Совете по делам русской православной церкви. При этом я подчеркнул, что эти органы ни в какой мере не являются чем-то похожим на министерство исповеданий, так как в нашей стране церковь, согласно Советской Конституции, отделена от государства.
«Все это не имеет значения, и вы для меня являетесь г-ном министром», — резюмировал ШЕПТИЦКИЙ и далее безостановочно, с большой экспрессией продолжал: «Я вам сказал, что за весь период существования Советской власти я впервые вижу у себя ее представителя. Очень сожалею об этом. Отсутствие личной связи с представителями Советской власти мешало тому взаимному пониманию, которое необходимо как для государственной власти, так и для церкви, существующей на ее территории. Быть может по этой причине Советская власть и сомневается в моем благожелательном к ней отношении».
Из этих последних слов я понял, что ШЕПТИЦКИЙ отвечал мне на мой упрек о славословиях униатов немецким оккупантам, который я сделал в беседе с архиепископом СЛЕПЫМ.
ШЕПТИЦКИЙ продолжал: «И все же этому я не удивляюсь. Вы должны были отдавать себе отчет в том, как я мог относиться к Советской власти до войны. Различные инсинуации до прихода Советов в Западную Украину — о преследованиях религии, об истреблении духовенства, о закрытии церквей, — распространяемые в газетах, рассказываемые очевидцами, людьми иногда серьезными и уважаемыми мною, — все это не могло не отражаться и на мне лично. Наконец, такие же сообщения о положении церкви в Советах продолжали поступать ко мне и после того, как Советы пришли в Западную Украину, но на этот раз от людей, прибывавших из большой Украины. Они говорили, что там церкви закрыты, епископов не существует, духовенство выслано или разбежалось… Как мы могли относиться к Советской власти? Мы ожидали такого горя и для себя, но Бог избавил нас от него, правда, ценой больших страданий, которые народ перенес при немцах. Но благодаря этим страданиям Советская власть переменила свое отношение к церкви, чему я очень рад и за что признателен Советской власти…»
ШЕПТИЦКИЙ на этом сделал паузу, воспользовавшись которой, я счел необходимым объяснить ему, что Советская власть, раз определив свое отношение к религиозным организациям декретом об отделении церкви от государства и признав, что религия является частным делом граждан, за все время своего существования не меняла и не меняет своего принципиального отношения к церкви. Иное дело, что некоторые церковники раньше, другие позже, третьи только с началом или в условиях войны прекратили противосоветское политиканство, с которым Советская власть вела и будет вести борьбу, и стали на религиозно-патриотический путь. Поэтому всем таким религиозным организациям предоставлена полная свобода удовлетворения своих религиозных потребностей в той мере, в какой предусматривает это Советская Конституция… Я привел митрополиту ШЕПТИЦКОМУ историю борьбы реакционно-монархических элементов во главе с патриархом Тихоном против Советской власти в начале революции и в период изъятия церковных ценностей в пользу голодающих. Рассказал также историю борьбы и разгрома автокефальной церкви на Украине, возглавлявшейся митрополитом Василием ЛИПКОВСКИМ в период 1921–1929 гг., которая, по существу, являлась политической контрреволюционной петлюровской организацией и сама признала это на своем соборе в 1929 году в г. Киеве. «Я понимаю все это, — продолжал ШЕПТИЦКИЙ, — и оправдываю Советы в их борьбе с монархическим православием. Слышал также, что и автокефалисты-самосвяты политиканствовали. Все это достойно сожаления, ибо там, где церковь теряет вселенскость, — нет церкви. Наша церковь держится на идее вселенскости; исходя из этой идеи, я попытался было объединить православную церковь на Украине с греко-католической…»
Я ответил ШЕПТИЦКОМУ, что об этой его акции мне известно, но, по моему мнению, она безнадежно неосуществима… Объединение между православной церковью на большой Украине и греко-католической церковью Западной Украины под главенством Папы Римского не может быть осуществимо по той причине, что наш верующий народ воспитан на религиозно-патриотических традициях митрополита Петра МОГИЛЫ, который боролся с унией, как с изменой народу и православию. Верующие Западной Украины воспитывались на традициях митрополита Михаила РОГОЗЫ, продавшего православие католицизму и полякам. Поэтому какое бы то ни было объединение этих церквей возможно только как возвращение униатов в юрисдикцию православия, но отнюдь не наоборот.