… и не дожал.
Джеймс — вот кто не промазал. Брави опередил немца на долю секунды. В этот раз наемный убийца пустил в ход не привычный кольтэлло. Нож остался в зубах брави. Хватать его — терять бесценное время. Дзинькнула арбалетная тетива. Оперенный болт пригвоздил фашика к деревянному ограждению звонницы.
Немец выронил пистолет.
Бурцев утер лоб.
— Спасибо, Джеймс.
— Не за что, — криво усмехнулся брави. — Не для тебя стараюсь — для себя. Если ты погибнешь, кто мне тогда откроет секреты Хранителей? Не забывай, ради чего я пошел за тобой.
— Хорошо. Постараюсь.
Все верно. Папский шпион и тайный убийца Джеймс Банд — не бескорыстный помощник и не верный вассал. Наемник. И платой за его услуги будет информация о Хранителях Гроба. Но это — позже. Когда они разберутся с немцами и вырвут из лап цайткоманды Аделаидку.
Бурцев осмотрелся, прислушался. Было тихо. И тревоги не было. И колокольня с пулеметом была в их полном распоряжении.
И под пулеметом — коробка с лентой на две с половиной сотни патронов. И рядом еще одна — не открытая, не початая. И можно действовать дальше.
Ну что… Понеслась?!
Бурцев развернул прожектор, полоснул лучом по стражам ордена Святой Марии. Те — ослепленные, удивленные, озадаченные — прикрыли глаза руками, опустили оружие, отступили от костров и постов. И попали под удар. В электрическом свете мелькнули арбалетные болты и стрелы лучников, сверкнули клинки, секиры, наконечники копий… Люди Мункыза и дружинники Бурцева навалились со всех сторон. Часовые даже пикнуть не успели.
Все! Бурцев развернул прожектор. Иллюминации больше не требовалось. Спящих тевтонских братьев, полубратьев и кнехтов повстанцы Эль-Кудса вырежут в темноте.
Расправа была недолгой. Церковь Гроба и Сен-Мари-де-Латен больше не принадлежала немцам. Но вот остальной город…
Темнело В сгущающихся сумерках на улицах отчетливо виднелись факелы и фары рыцарско-фашистских патрулей. От Яффских ворот доносилось лошадиное ржание и рокот двигателей. Похоже, готовился к эвакуации очередной караван цайткоманды. Где-то у Северной стены вспугнула тишину трескучая очередь. И еще одна. Грохнула граната. Какие-то нарушители комендантского часа напоролись на патруль… А может, шла зачистка в подозрительном доме. Потом коротко рявкнул и умолк пулемет в южной части города — за Проходом Шайтана. М-да, стрельба после отбоя здесь, по-видимому, в порядке вещей.
Бурцев не без труда выдрал «шмайсер» из рук мертвеца с арбалетным болтом в черепе. Повесил пистолет-пулемет на плечо. Спустился с колокольни. Бросил коротко:
— Работаем.
Работали споро. Бурангул и дядька Адам при помощи Мункыза сколотили небольшой отрядец из лучших стрелков. Два с половиной десятка человек, вооруженные тевтонскими луками и арбалетами, по подземному ходу отправились к развалинам госпитальерской резиденции.
Снаряды и горшки с порохом, предназначавшиеся для атаки на Иосафатские ворота, Бурцев распорядился пока припрятать в тевтонском арсенале. Посудины с «греческим огнем» подняли на второй этаж колокольни Сен-Мари-де-Латен. Туда Бурцев поставил Хабибуллу, умеющего обращаться с горючими смесями, и бойцов Бейбарса для прикрытия «огнеметчика».
На самой верхотуре — у пулемета — дежурил Сыма Цзян. Любознательный китаец, как и Ядвига, в свое время изучал под руководством Бурцева стрелковое дело, так что, в случае чего, мог и пальнуть. Впрочем, стрелять без крайней необходимости — без очень крайней — Бурцев категорически запретил. У Сыма Цзяна была иная задача: шарить лучом «колдовского огня» по окрестностям, дабы колокольня не вызвала подозрений у немцев.
Теперь предстояла охота за «шайтановой повозкой». Охотников было немного — чтобы не спугнуть «добычу»: Бурцев, Жан Ибеленский, Джеймс Банд, Гаврила Алексич, Дмитрий, Освальд, Збыслов. Да еще Бейбарс пожелал пренепременно сопровождать в этой вылазке «каида Василия-Вацлава». Не доверял ему эмир, опасался предательства. Пришлось брать с собой — такого не переупрямишь.
Вывели из конюшни рослых тевтонских лошадей. Вся группа захвата облачилась в одежды и доспехи орденских братьев и полубратьев. Напялили кольчуги, плащи с черными крестами, закрытые шлемы-топхельмы. Бурцев сунул в седельную сумку «шмайсер». А вот латные перчатки одевать не стал: без них стрелять удобнее.
Бейбарс готовился к операции, но на свой лад. Нацепил под накидку пращу, прикрепил к рыцарской перевязи суму с десятком небольших булыжников. Что ж, у будущих султанов — свои причуды.
Выехали…
Глава 49
Искать пришлось недолго. На конно-автомобильный патруль они наткнулись неподалеку от Скорнячной улицы. Свет фар, отблески факелов — и вот из-за угла выруливает армейский грузовик в сопровождении полудюжины тевтонских рыцарей. «Опель-Блитц» — машина той же марки, что и душегубка с Хлебного рынка, только без брезентового верха. В открытом кузове трясутся «Хранители Гроба». Человек восемь. Хорошо так трясутся: фашистские каски с рожками едва не бьются друг о дружку. Все-таки улочки средневекового Иерусалима — это не ровные немецкие автобаны.
Бурцев мысленно выругался. Много… слишком много германцев. Такой патруль мог оказаться не по зубам. Но поздно — не свернуть уже, не проехать мимо.
Грузовик затормозил. Отворилась и с грохотом захлопнулась дверь кабины. Поджарый краснощекий утерштурмфюрер с кобурой на боку выскочил из машины, замахал руками:
— Стой! Сто-о-ой, говорю!
Они придержали коней. Бурцев не давал команды «к бою», но знаком приказал приблизиться к автомобилю. Максимально приблизиться.
— Почему одни?! — гавкнул унтерштурмфюрер.
Ах, вот оно что! Немцев смущает отсутствие во встречном патруле солдат цайткоманды. Н-да, непорядок. Прокол-с — прокол-с, многомудрый каид!
Пока Бурцев соображал, что бы ответить, гитлеровец повернулся к рыцарскому конвою:
— Комтур, твои люди? Разберись.
Вперед выехал пожилой тевтон. Единственный всадник, не обремененный факелом. Как же — орденская шишка! Целый комтур. Бо-о-ольшой начальник. Рыцарь держал шлем в руках и грозно сверкал глазами.
— Брат во Христе, где Хранители Гроба из вашего дозора? — строго вопросил орденский босс.
Ох! «Брат во Христе» — надо же! Смешно, кабы не было так грустно… Обращался рыцарь к тому, кто оказался ближе — к Бейбарсу, чье лицо скрывал сейчас глухой топхельм. Мамлюк молчал: немецкого он не понимал.
— Ты что, оглох, свинья?
Да, «дойча» Бейбарс не знал. Однако тон и манеры разгневанного собеседника крайне не понравились уроженцу кыпчакских степей. Да и ясно уже было: драки не избежать. Рука эмира легла на меч.
— Аллах Акбар! — негромко, но выразительно прогудел «брат во Христе» из-под шлема.
— Что?! — комтур не верил своим ушам. — Что ты сказал? Брат? Во Христе?
Так, заварушка заваривается…
— Давай-ка я тебе все объясню.
«Братан. Во Христе!»
Бурцев уже подъехал к тевтону вплотную. Чуть потеснил конем комтурскую лошадь. Ошеломленый рыцарь и вовсе выпал в осадок от подобной дерзости.
— Как?! Что?!
— Глянь сюда.
«Братело, блин, во Христе».
Бурцев выдернул из седельной сумки «шмайсер». Эсэсовцы не могли пока видеть его за конным магистром. Комтур — видел. И грозное оружие Хранителей узнал сразу. Немец изменился в лице: ствол смотрел ему в левый бок.
— Сиди спокойно и не дергайся, — вежливо попросил Бурцев.
Им требовалось время, чтобы окружить машину.
Тевтон обратился в каменную статую.
Эсэсовцы в кузове тянули шеи, стараясь разглядеть, что происходит. Из кабины выглядывало бледное лицо водителя. Унтерштурмфюрер сделал шаг вперед. И в сторону. Увидел, как рыцаря братства Святой Марии держат на прицеле.
— О майн Готт! — ахнул эсэсовский летеха.
Ошарашенный комтур мигом пришел в себя.
— Готт мит унс! — прохрипел тевтон, не отрывая, взгляда от «шмайсера».
Рыцарь рванул клинок из ножен.
Унтерштурмфюрер выдернул из кобуры «Вальтер».
И на-ча-лось…
Бурцев шарахнул очередями от бедра, с седла. Только одна пуля предназначалась комтуру. Остальные прошили правый борт грузовика. И тех, кто сидел за ним.
Бейбарс вздыбил коня и обрушил тяжеленную тушу на унтерштурмфюрера. Подкованные копыта сбили человека с ног. Рыцарский меч довершил расправу. Тяжелым прямым и обоюдоострым клинком мамлюкский эмир орудовал не так ловко, как легкой сабелькой, но, все же достаточно умело, чтобы добить оглушенного противника.
Тевтоны побросали факелы, похватали мечи. Джеймс, Гаврила, Дмитрий, Збыслав, Освальд и Жан д’Ибелен атаковали рыцарей. Рухнул первый орденский брат: булава Алексича разнесла щит с черным крестом и смяла в лепешку топхельм противника. Пал конь под Освальдом…
А Бурцев все поливал «Опель» из «шмайсера».
Подстреленный комтур, пачкая кровью попону, медленно сползал с лошади. Эсэсовцы валились в кузове один на другого. Раненые, убитые… Кто-то огрызнулся длиной очередью вслепую. Палили через борт, наобум, с поднятых рук, не высовываясь, не целясь, укрывшись за баррикадой из шевелящихся еще тел. Кажись, на звук били. По нему, по Бурцеву!
Конь под Бурцевым дернулся и начал заваливаться набок. Но, даже соскальзывая с седла, Бурцев не прекратил огня. Нельзя! Главное сейчас — не дать фашикам поднять головы.
Он старался стрелять экономно, коротко — в два-три патрона. Старался утихомирить невидимого противника и не вывести при этом машину из строя. А «шмайсер» в грузовике все не смолкал, щедро разбрасывая свинец смертоносным веером.
Проклятье! Обвис в седле, схватившись за бок, сир Бейрута. Шальная пуля, мля!
И… и у фрица кончились патроны. Ну, наконец-то!
Что-то мелькнуло в воздухе, с хлюпаньем упало в придорожную канаву.
Граната!
Бурцев перекатился за всхрапывающую конскую тушу. Взрыв… Дождь из осколков, грязи и помоев. Ну, и пакость! Зато жив остался. Подстреленному коняге вот повезло меньше: разворотило весь круп — от хвоста до задней седельной луки.