Глава 64
— Курц? Рудольф Курц? — осторожно позвали по-немецки. — Это ты? Ты не один? Кто с тобой?
Багровая пелена еще не спала, но зыбкий мир за ее пределами уже обретал четкие очертания. Все более и более отчетливые. Цайт-прыжок завершен…
Бурцев сбросив топхельм под ноги, моргал, моргал… Проморгаться, вновь обрести способность видеть и адекватно оценивать увиденное — вот что сейчас главное.
Опять мегалитическое кольцо. Опять циклопические глыбы торчат из утрамбованной до асфальтной плотности земли. А сверху нависает бетонный купол, а вокруг — бетонные стены. И окрашено все в белое. И чистота идеальная: ни пылинки, ни соринки. И яркие, как в операционной, лампы щедро заливают фотонным потоком громадное помещение. Лишь под самым потолком темнеет ряд частых маленьких отдушин.
Прямо перед глазами — ворота. Воротища, точнее. Пуленепровиваемые. А, может быть, и снарядо — тоже… Запертые, судя по всему. Плотно запертые — ни щелочки меж массивных створок. В стене слева — маленькая дверца с поворотным колесом. Как в отсеке подводной лодки. Или в банковском хранилище. Дверь бронированная. И опять-таки, заперта. Похоже на то. Вот, значит, ты какой, центральный хронобункер СС!
На полу — возле мегалитического кольца платц-башни, вплотную к глыбам — большие чаши, усеянные таинственными письменами. В чашах — сильно и бездымно полыхает какая-то вязкая жижа. Ох, хорошо горит и запаха гари почти нет. Вообще нет никаких запахов — видимо, вентиляция тут не хухры-мухры, и воздух гоняется хитро, с определенным расчетом. А может, и без магии не обошлось — с эзотерической службы Гиммлера станется.
Пламя лижет древние камни и кажется совершено неуместным под мощными электрическими лампами. Впрочем, живой огонь разведен здесь явно не для освещения. Для какого-то ритуала предназначен был этот огонь.
За кольцом камней и огней стояли… Шаманы, блин! Те, кому надлежало вершить магический эксперимент. Впереди — полдесятка офицеров СС — в классической черной форме, а не в легком тропическом обмундировании песочного цвета, которое носила средиземноморская цайткоманда. Полдесятка настороженных лиц. Полдесятка «Вальтеровских» стволов, направленных в гаснущее колдовское сияние.
«Верхушка эзотерической службы Гиммлера, — догадался Бурцев. — Посвященная элита, носители сакральных знаний, магистры от СС».
За офицерами виднелись темные фигуры в длинных балахонах. Точно такой же носил Рудольф Курц. Медиумы, значит.
Этих ребят было больше — десятка два. Но все безоружны. И заторможенные какие-то. Видимо, уже входили в транс для обеспечения ментальной поддержки сложной астральной операции. Входили, да не вошли толком. Помешали…
И ни автоматчиков, ни пулеметчиков вокруг. Наверное, охрана хронобункера сосредоточена снаружи. Оно и понятно: эсэсовские эзотерики вряд ли допустят непосвященных к своим таинствам. А нападения изнутри, из самой платц-башни, здесь не ждали.
Здесь ждали другого… Возвращения хрононавта Рудольфа Курца. Ждали доклада медиума-подрывника. И ждали отголоска взрыва «гроссе магише атомммине». Здесь готовились к перехвату магического импульса, долженствовавшего возникнуть семью столетиями раньше. Готовились тянуть сквозь время и пространство цайт-тоннель без конца-краю. Готовились открыть надежную дорогу для массированной экспансии Третьего Рейха из двадцатого века в века минувшие.
Но ожидания и чаяния фашиков не оправдались. И вся подготовка шла насмарку. Сквозь оседающую багровую муть немцы разглядели, наконец, распростертое тело своего медиума. Разглядели и атомный гостинец, прибывший из прошлого. И утыканный стрелами «Кеттенкрафтрад». И ораву незнакомцев в средневековых доспехах.
Заорали…
— Вас ист да-а-ас?! — заметалось под гулкими сводами эхо.
«Что это?!» — хотели знать немцы.
ЧТО ЭТО?!
— Дас ист ди гроссе магиш атоммине! — отчеканил Бурцев.
Он уже достал из кузова мото-тягача минометный снаряд. Уже положил его на прицеп «Кеттенкрафтрада». Уже вырвал булаву из рук ошарашенного Гаврилы. И уже замер в позе молотобойца над атомной наковальней.
Крики стихли. Наступила тишина. Гробовая. Мертвая.
Хорошо все-таки, что эти ребята такие скрытные. Эзотерики СС, самоизолировавшись от наружной охраны, заперли себя в бетонной ловушке. Теперь фашистским магистрам и медиумам помощи ждать неоткуда.
— Кто дернется, я не виноват, — предупредил Бурцев на всякий случай.
Никто не дергался. Слишком велика была вероятность того, что тяжелый набалдашник обрушится на болванку восьмидесятимиллиметрового калибра. Теоретически, болванка от такого удара могла взорваться, а могла — и не взорваться. Пятьдесят на пятьдесят. Или тридцать на семьдесят. Или семьдесят на тридцать. Но уж если бы она все-таки рванула… Вообще-то, не факт, что и атомный заряд сработает от подобной принудительной детонации. Однако рисковать фрицы не хотели. Видимо, сотрудники эзотерической службы СС хорошо представляли, на что способна «атоммине» да еще и посреди платц-башни. И при этом никто понятия не имел, на что способен безумец с тевтонским крестом на груди и с булавой в руках.
— Ну, вот и славно! — кивнул Бурцев. — Если мы договорились — оружие на пол.
Все-таки долго держать череподробительную железяку на весу утомительно…
Никто не пошевелился. Бурцев легонько тюкнул булавой о край минометного снаряда. Предупредил:
— Могу ведь и посильнее…
Непродолжительное раздумье, нерешительные переглядывания — и на пол упал первый «Вальтер».
Дальше было легче. С глухим стуком пистолеты эсэсовцев осыпались к начищенным сапогам.
— А теперь во-о-он к той стене — шагом марш! — приказал Бурцев. — Все! Живо!
Немцы отошли.
— На землю! Лицом вниз!
Эсэсовцы неохотно повиновались.
— Бурангул, дядька Адам, тетивы не ослаблять. Валите любого, кто попытается подняться. Гаврила, возьми-ка дубинку, а то тяжелая она, зараза. И встань на мое место.
Алексич принял пост. Взгляд — злой, морда — перекошена. Хороший часовой. И страшный, что самое важное.
— Позвольте представить, это — новгородский шахид. Зовут Гаврила, — Бурцев говорил серьезно, без тени улыбки. — Очень и очень нервный. Бросается с булавой на ладьи, танки и самолеты. Вашу «атоммине» тоже не пожалеет. Так что будьте благоразумны.
— Кто вы?! — тихо проговорил здоровенный бугай с красной мордой — магистр эзотерической службы СС в чине — ого! — бригаденфюрера..
— Передовые части Красной Армии, — усмехнулся Бурцев. — Скоро подтянутся основные силы. Ну, а мы пока устроим блитц-допрос. Не возражаете?
Пусть только попробуют!
— Или предпочитаете блитц-криг с применением гроссе магиш атоммине?
Фашистские эзотерики молча лупали глазами то на ядерный заряд, то на тевтонские кресты «красноармейских» пришельцев.
— Маскировка, — туманно пояснил Бурцев.
И перешел к делу:
— У меня к вам, собственно, один вопрос. Где Агделайда Краковская?
Молчат.
— Где псковская пленница? — повысил голос Бурцев. — Где девушка, которую доставили из Венеции в Иерусалим, а из Иерусалима — сюда?
Глава 65
Эсэсовцы зашевелились, зашептались. Первый шок потихоньку проходил, и фашики прикидывали, что можно предпринять. Кто-то поглядывал на ворота бункера. Кто-то — на дверцу в стене.
— Э! Э! Э! Даже не думайте… — Бурцев нахмурился. — Я, кажется, задал вопрос. Где?
Ответа на заданный вопрос вновь не последовало.
— Гаврила, покажи, как ты владеешь булавушкой, — громко, по-немецки приказал Бурцев.
И добавил — шепотом, по-русски:
— Стукни по ящику Хранителей, только, пожалуйста, не сильно усердствуй.
Алексич кивнул: все понял, мол. Булавушка мелькнула в воздухе. Богатырь вмазал…
«Бу-хум!» — на атомном «гробе» появилась приличных размеров вмятина.
Минометный снаряд подскочил, завертелся, едва не свалился на пол.
«Ухм-ухм-ухм!» — зарокотало эхо под бетонным куполом.
Немцы вздрогнули. Бурцеву тоже сделалось нехорошо. Но, вроде, пронесло…
— Я ж просил не усердствовать, Алексич! — прошипел он. — На тот свет решил всех отправить? Так рановато пока!
— А чего? — смутился новгородец. — Я ж тихонько совсем…
Ни фига ж себе, тихонько! Бурцев перевел дух. Ладно, все к лучшему: после безумной выходки Гаврилы фрицы, в особенности, перепуганные медиумы имели вид бледный и казались более сговорчивыми.
— Еще раз спрашиваю: где Агделайда Краковская?
Опять молчание…
— Нам повторить?
Бурцев демонстративно повернулся к Гавриле. Поднял руку с видом офицера расстрельной команды. Крикнул на немецком:
— Ну-ка, еще разок! Только посильнее!
И тут же цыкнул, по-русски:
— Не вздумай, Алексич!
Новгородец, озадаченный двойственностью приказа, медленно-медленно занес булаву, замер в нерешительности…
Эзотерики СС затаили дыхание.
— Это будет не больно, — пообещал Бурцев. — Почувствовать ничего не успеете. Вспышка — и все. Пепла не останется.
Должны же, блин, хоть у кого-то сдать нервы?
И нервы сдали.
— Н-н-не делайте этого! Он-н-на здесь! Аг-г-гделайда! Я з-з-знаю! Я в-в-видел! В-в-вы убьете ее вместе с нами!
Бурцев повернулся к говорившему.
Говорил тщедушный медиумишка, буквально утопавший в необъятном балахоне. Подумалось: до чего же все-таки худосочный народец эти эсэсовские экстрасенсы.
— Продолжай! — потребовал Бурцев.
— Заткнись, Ганс!
Офицер-магистр — тот самый краснорожий бригаденфюрер — подскочил, пытаясь дотянуться до медиума и свернуть ему цыплячью шею. Но тут уж не зевали Бурангулка и дядька Адам. Лучники в точности исполнили приказ Бурцева — валить любого, кто попытается встать.
Две стрелы ладно пропели в воздухе. Обе вошли в грудь прыткого магистра. Офицер захрипел, забился в конвульсиях. Эсэсовцы отползли от брызнувшей крови. Ишь, чистоплюи, какие!
Ганс не заткнулся. Гансу очень хотелось жить. Воля Ганса была уже изрядно подточена ударным ментально-астральным трудом на благо цайткоманды СС. На стойкого солдата,