— Ваша женщина, — эмир мельком глянул на Ядвигу, — останется со мной. Вам не нужна лишняя обуза. Ей же нужна надежная защита…
«А мне нужна заложница», — читалось в жестком взгляде Айтегина.
Бурцев вздохнул. Старший эмир египетского султана выторговывал гарантии безопасности и, по большому счету, имел на это полное право. Ладно, убедить Освальда в том, что его драгоценную возлюбленную не следует тащить в оккупированный Иерусалим, будет нетрудно.
— У меня тоже есть условие, наиб, — хмуро объявил Бурцев. — Главным в этой экспедиции буду я. Все, в том числе и твой Бейбарс, должны подчиняться мне бес‑пре‑кос‑лов‑но. Иначе у нас ничего не выйдет.
Кивок Айтегина был едва заметен. Но он был.
— Хорошо, каид. Бейбарс выполнит все, что ты скажешь, покуда отдаваемые тобой приказы не окажутся на руку немцам.
Хм… Согласие старшего султанского эмира смахивало на предупреждение. И даже на скрытую угрозу. А наиб вновь добродушно улыбался:
— Вам дадут лошадей и все необходимые припасы…
— И вон того верблюда, — потребовал Бурцев.
Айтегин и переводчик‑Хабибулла уставились на него в четыре глаза — молча и недоумевающе. А каид‑воевода смотрел на горбатого арбалетоносца. Поджав ноги‑палки, верблюд улегся на камни и что‑то флегматично жевал. Выдрессированный дромадер на бок не заваливался — ждал, пока освободят горб. Аркабаллисту уже сняли со спины животного, но легкая платформа из упругих веток, оплетенных ремнями и веревками, еще выступала над изогнутой шеей.
— Хорошо, ты получишь самострел, Василий‑Вацлав, — ответил наконец Айтегин.
— Самострел мне не нужен. Мне нужен только верблюд.
— Ладно, тебе дадут верблюда. Не этого — другого, получше и повыносливее. Этот уже стар и глух к тому же.
Глух? Тем лучше!
— Все‑таки, мудрый Айтегин, меня бы больше устроил именно этот верблюд.
— Что ж, бери, — позволил удивленный наиб.
— Зачем тебе верблюд, каид? — шепнул Хабибулла.
— А вот! — буркнул Бурцев. — Чтоб был! Дорога в Иерусалим, как утверждает наиб, будет небезопасной.
— Но верблюд‑то тут при чем?! – никак не мог взять в толк Хабибулла.
— Помоги мне перетащить с лодки Хранителей шайтаново оружие — и сам все увидешь.
Сарацины, рыцари сира Жана Ибеленского и дружинники Бурцева, разинув рты, наблюдали, как каид‑воевода крепил на арбалетную платформу ручной пулемет МG‑42. Это оказалось несложно. Намертво примотать к станине сошки — и упор готов. Прицепить слева барабанный магазин. Поднять до уровня плеча приклад. Прикрепить оружие страховочным ремнем…
Верблюд — сонный, величественный и спокойный — не шелохнулся. Вероятно, животина даже не заметила, что вместо изогнутых рогов громоздкой аркабаллисты над головой уже торчит ствол МG‑42.
А чего замечать‑то? Вряд ли одиннадцатикилограммовый фашистский пулемет тяжелее пулемета сарацинского — того, что метает пульки‑шарики.
Теперь бы испытать горбатую волыну…
Бурцев уселся на место стрелка. Крики верблюд проигнорировал напрочь. Наверное, в самом деле глух как пень. Только палкой погонщика Бурцев заставил эту здоровенную тушу подняться на тонкие ноги. Ох, ни фига ж себе! Высоковато вообще‑то после лошадки‑то, непривычно малость… Да и посадка на верблюжьем горбу особая — ноги вперед, колени раздвинуты. Будто на горшке сидишь. А тут еще крепления платформы торчат — сбоку да промеж ног. Нижняя часть тела словно упрятана в каркас. Ну да ничего, Васек, привыкнешь, никуда не денешься. Зато пулемет на плетеной станине сразу ладно лег в руки, приклад уперся в плечо.
Животное попалось не строптивое. Прекрасно слушаясь повода, продетого меж упоров, верблюд побрел по каменистой тропе. Шел вразвалочку, чуть покачиваясь… Бурцев наподдал палкой. Дромадер зарысил. Хороший ход — можно стрелять не останавливаясь!
За верблюдом тут же устремилась вереница любопытных. Сарацины, рыцари, дружинники в эсэсовской форме. Бурцев дожидаться зрителей не стал. Дал для пробы короткую очередь поверх острых каменных зубцов.
Пулемет грохнул резко, всполошно. Эхо отразилось от скал, вернулось, шарахнуло по барабанным перепонкам. Верблюд и ухом не повел. Дромадер как ни в чем не бывало продолжал свой неторопливый бег.
Хорошо! Да не то слово «хорошо» — здорово! Теперь у них имелся корабль пустыни с серьезным бортовым вооружением. На таком кораблике отплывать к Иерусалиму не страшно.
Глава 24
— Тебе еще что‑нибудь нужно, каид Василий‑Вацлав? — спросил эмир Айтегин аль‑Бундуктар, едва Бурцев покинул верблюжий горб.
Теперь наиб, казалось, ожидал чего угодно.
— Да, — Бурцев криво усмехнулся. — Нужно. Очень.
— Что же?
— Свинья.
— Что?! – Нет, такого ответа не ждал никто.
Упоминание о нечистом животном перекосило лица обоих арабов. Сначала поморщился Хабибулла. Потом, выслушав перевод, Айтегин.
— Свинья, говорю. Еще лучше — две. А три — так совсем славно будет! Ну, и повозка какая‑нибудь, чтоб мясо везти.
— Мясо? Свинину? Но зачем?
— Мудрый наиб никогда не слышал поучительной истории о том, как итальянцы похитили из Александрии мощи святого Марка? — ответил Бурцев вопросом на вопрос.
Сам‑то он вовек не забудет рассказа венецианского купца Джузеппе.
— Слышал, — нахмурился Айтегин. — Мощи спрятали под свиные туши. Только христиане могли додуматься до такого! Но к чему ты клонишь, каид?
— Я решил, что шайтанову оружию, которое мы повезем в Иерусалим, самое место под пластами сала. Да и прочему оружию тоже. Если повозку с таким грузом подсунуть хм… мунафикам… вставшим на сторону немцев, вряд ли они станут рыться в поклаже.
— Не станут, — согласился наиб, — даже они не станут.
Айтегин все еще брезгливо морщился. То ли из‑за свинины, то ли из‑за предателей. Но по мере того как Бурцев излагал свой план, лицо старшего эмира растягивалось в улыбке.
А план был прост. Сыма Цзян вновь станет заморским купцом. В Яффском порту он с этой ролью справился успешно, так что китайцу не привыкать. Согласно легенде, которой им следовало придерживаться, Сыма Цзян купил свиней по дешевке у беженцев‑христиан и намеревался выгодно толкнуть товар на Хлебном рынке Иерусалима. Бурангулу и кыпчаку‑Бейбарсу, который внешне тоже больше походил на степного кочевника, нежели на правоверного мусульманина, надлежало играть роль телохранителей при старике‑торговце. Хабибуллабыл переводчиком, а воины Бейбарса на время превращались в бедных дехкан, временно поступивших в услужение к купцу. Бурцев же, его дружина, папский брави Джеймс, капитан Жюль и Жан д'Ибелен являлись отныне рыцарями‑паломниками — «случайными» попутчиками «купца» СымаЦзяна.
Так, всей разношерстой толпой, им и предстояло подвалить к воротам Иерусалима, а уж там сделать все возможное, чтобы неблагодарная работенка проверять купеческий возок со свининой досталась мусульманской страже. Если верить Айтегину, это будет нетрудно. Китайская улыбка до ушей на устах Сыма‑Цзяна, «саляма‑алекума» — и вперед.
Правда, в мобильном, лишенном обоза войске султанских эмиров и сира Бейрута не нашлось, конечно, ни свиней, ни телег. Но Жан д'Ибелен подсказал, где можно разжиться свежей поросятинкой и подходящей повозкой.
Лучше всего для этой цели подходил бывший тамплиерский замок Торон‑де‑Шевалье. Точнее, то, что от него осталось. В конце двенадцатого столетия замок разрушил Салах ад‑Дин, но с тех пор минуло немало лет. На развалинах крепости обосновалась христианская обитель, привечавшая паломников. И не только паломников… В руинах и тайных ходах старой цитадели храмовников мог укрыться не один десяток воинов. Рыцари‑партизаны Армана де Перигора частенько спасались там от фашистско‑тевтонских карательных отрядов. Но главное: при обители имелось крепкое хозяйство. И хозяйство это, между прочим, славилось свинарниками, которые, как убеждал Жан д'Ибелен, никогда не пустовали.
— Нам все равно придется сделать остановку в Тороне, — заметил сир Бейрута. — По пути в Иерусалим больше негде напоить коней, запастись водой и провизией. Места‑то вокруг безжизненные, мертвые: песок, камни да сухая земля. Селения разрушены, источники и колодцы засыпаны. Война… Так что не зайдем в Торонский замок — не дойдем до Святого Города.
Эсэсовскую форму — искромсанную, изорванную, обильно перепачканную бурыми пятнами — они сняли. Противно. Да и не ахти какая маскировка. Это на катере, вдали от берега еще можно было обмануть немецких наблюдателей песочными мундирами. А вблизи любой фриц, любой тевтон мигом сообразит, что одежонка стянута с убитых. Такие дыры незаметно не заштопаешь, не прикроешь заплатами. Подозрительно, в общем. Опасно слишком.
Эмир Айтегин и сир Жан выдали более подходящее снаряжение. Просторные халаты, подпоясанные широкими поясами, плотные короткие куртки‑поддоспешники, необременительные кольчужки. Простенькие каски, рыцарские шлемы, небольшие щиты, мечи, сабли… Нашелся даже подходящий кистенек — излюбленное оружие Збыслава.
Бурангул и дядька Адам, помимо прочего, обзавелись приличным запасом стрел и сарацинскими композитными — дерево, кость да воловьи жилы — луками. Тугими, дальнобойными, надежными — не чета пиратским самоделкам.
Бурцев взял себе щит и меч. Это окромя нагорбного пулемета. Боеприпасы к МG‑42 были аккуратно уложены в дорожный мешок. По другую сторону верблюжьего седла пристроился пузатый бурдюк с водой.
Ядвига долго и нудно верещала, не желая оставаться, но в этот раз ее возражения, угрозы и мольбы проигнорировал даже пан Освальд. Выслушав заверения Хабибуллы, что под охраной благородного эмира Айтегина аль‑Бундуктара с его дамы и волосок не упадет, добжинский рыцарь одновременно трогательно и строго попрощался с женой. Нежно так пообещал связать, ежели что. Полячка обиделась. И выдала та‑а‑акую тираду! Ну точь‑в‑точь как Аделаида во время оно. Эх, Аделаидка, Аделаидка, Аделаидка…
Спеша избавиться от накатившей тоски, Бурцев скомандовал:
— По ко‑о‑оням!
Глянул на своего «скакуна». Хмыкнул. Добавилтише: