Зловещая тишина окутала землю после атаки. Грохот выстрелов, топот ног, крики – все стихло точно по мановению волшебной палочки. Хайме открыл глаза и лежал некоторое время, чувствуя на себе тяжесть тела отца, заботливо укрывшего его от смерти. Мать, отец и сестры погибли, как и сотни других людей. Их тела лежали перед закрытыми дверями церкви.
Ночью Хайме выбрался из города, а спустя два дня уже был в Бильбао, где присоединился к ЭТА.
Принимавший новобранцев офицер посмотрел на него и сказал:
– Ты слишком молод, чтобы стать членом нашей организации, сынок. Твое место в школе.
– Вы будете моей школой, – тихо ответил Хайме. – Вы научите меня сражаться, чтобы я мог отомстить за убийство моей семьи.
С того дня он не оглядывался назад: сражался за себя и свою семью, и подвиги его стали легендарными. Хайме планировал и совершал дерзкие налеты на заводы и банки, казнил угнетателей, а если кто-то из его людей попадал в плен, осуществлял рискованные операции по их спасению.
Услышав о формировании Группы специальных операций для преследования басков по всей стране, он с улыбкой произнес:
– Хорошо. Значит, нас заметили.
Хайме никогда не задавался вопросом, ради чего шел на риск. Ему было достаточно того, что он снова и снова доказывал свою храбрость и не боялся рискнуть собственной жизнью ради того, во что верил.
И вот теперь из-за того, что один из его людей оказался не в меру болтлив, Хайме пришлось возиться с этой монашкой.
«Вот так ирония! Церковь теперь на нашей стороне, хотя и поздно. Вряд ли ей удастся утроить второе пришествие и воскресить моих родителей и сестер», – с горечью думал Хайме.
Они шли через лес всю ночь, и лунный свет отбрасывал на землю серебристые пятна. Путники избегали городов и больших дорог и были готовы в любой момент спасаться бегством. Хайме не обращал на монахиню внимания: шел рядом с Феликсом, они болтали о прошлых приключениях. Меган, поймав себя на том, что прислушивается к разговору, и глядя на так уверенного в себе Хайме Миро, подумала: «Если кто-то и поможет мне добраться до монастыря в Мендавии, то только он».
Иногда Хайме становилось жаль монахиню, в такие моменты он невольно восхищался стойкостью, с которой она переносила все тяготы этого нелегкого путешествия, и размышлял о том, как обстоят дела у других сестер.
К счастью, с ним была Ампаро Хирон, снимавшая по ночам накапливавшееся за день напряжение. Националисты уничтожили всю семью Ампаро, и она была предана их организации, как и сам Хайме. К тому же у нее имеются более веские причины на то, чтобы ненавидеть правительство.
Эта в высшей степени независимая женщина обладала бешеным темпераментом.
На рассвете путники добрались до Саламанки, расположенной на берегу реки Тормес.
Феликс объяснил Меган:
– Здесь находится лучший университет Испании, и сюда приезжают молодые люди со всей страны.
Хайме не слушал, а напряженно обдумывал, что делать дальше, и размышлял, где бы он устроил ловушку, если бы был охотником.
Хайме Миро повернулся к Феликсу:
– Мы обойдем Саламанку. За городом есть небольшой мотель. Остановимся там.
Вышеозначенный мотель располагался в стороне от основных туристических маршрутов. Каменные ступени вели в холл, на страже которого стоял древний рыцарь в доспехах.
Когда путники подошли ко входу, Хайме обратился к женщинам:
– Подождите здесь. – Потом кивнул Феликсу Карпио, и мужчины скрылись за дверью.
– Куда они? – спросила Меган.
Ампаро смерила ее презрительным взглядом:
– Может, отправились на поиски твоего Бога.
– Надеюсь, что найдут, – спокойно произнесла Меган.
Спустя десять минут мужчины вернулись.
– Все чисто, – сказал Хайме и передал Ампаро ключ. – Вы с сестрой расположитесь в одной комнате, а мы с Феликсом – в другой.
– Querido, я хочу остаться с тобой, а не с… – возмутилась та.
– Делай, как я сказал. И не спускай с нее глаз.
Ампаро повернулась к Меган:
– Bueno. Идем.
Меган пошла следом за ней вверх по лестнице. Их комната оказалась одной из многих, расположенных в ряд в пустом, выкрашенном в серый цвет коридоре на втором этаже мотеля. Ампаро отперла дверь, и женщины вошли в комнату, тесную и мрачную, с деревянным полом и оштукатуренными стенами. Из мебели там была лишь кровать, небольшая кушетка, обшарпанный туалетный столик и два стула.
– Какая чудесная комната! – воскликнула Меган, оглядевшись.
Ампаро Хирон гневно сверкнула глазами, полагая, что сестра решила съязвить.
– Да кто ты, черт возьми, такая, чтобы предъявлять претензии?..
– И такая большая, – добавила Меган.
Взглянув на монахиню, Ампаро поняла, что она не шутит, и рассмеялась. Конечно, эта каморка показалась ей хоромами по сравнению с кельями, в которых жили монахини.
Ампаро начала раздеваться, и Меган не могла отвести от нее глаз, поскольку впервые увидела при свете дня. Эта женщина настоящая красавица, и такая земная: рыжие волосы, молочная кожа, полная грудь, тонкая талия и крутые бедра, соблазнительно покачивавшиеся при ходьбе.
Ампаро поймала на себе взгляд монахини и спросила:
– А вот скажи мне, почему люди уходят в монастырь?
– Что может быть чудеснее служения Господу?
– Мне на ум приходит столько всего… – Подойдя к кровати, Ампаро села. – Можешь лечь на кушетке. Судя по тому, что я слышала о жизни в монастыре, Господь не жалует вас удобствами.
Меган улыбнулась:
– Это неважно. Удобство в душе.
В комнате на другом конце коридора Хайме Миро растянулся на кровати, в то время как Феликс Карпио пытался устроиться на кушетке. Мужчины оставались полностью одетыми. Хайме убрал свой пистолет под подушку, а пистолет Феликса лежал на маленьком, видавшем виды прикроватном столике.
– Как думаешь, что заставляет их так жить? – словно размышляя вслух, спросил Феликс.
– Ты о чем, amigo?
– Добровольно живут точно в тюрьме.
Хайме Миро пожал плечами.
– Спроси монахиню, черт бы ее побрал! Свалилась на нашу голову. У меня дурное предчувствие.
– Хайме, Господь отблагодарит нас за доброе дело.
– Ты действительно в это веришь? Не смеши.
Феликс не стал развивать эту тему. С его стороны было бестактно говорить с Хайме о католической церкви. Мужчины замолчали, каждый занятый своими мыслями. Феликс думал, что они должны доставить монахинь в монастырь в целости и сохранности, а Хайме думал об Ампаро. Ему ужасно хотелось заняться с ней любовью, но там эта монахиня. Он уже хотел укрыться одеялом, когда вдруг понял, что ему необходимо сделать еще кое-что.
В небольшом темном холле на первом этаже портье сидел и ждал, пока новые постояльцы уснут. С бешено колотившимся сердцем он поднял трубку телефона и набрал номер.
– Полицейское управление, – лениво ответил голос в трубке.
– Флориан, – зашептал своему племяннику в трубку портье, – у меня здесь Хайме Миро и трое его людей. Можешь получить награду за его поимку.
Глава 22
В девяти милях к востоку в лесу, через который проходила дорога в Пеньяфьель, спала Лючия Кармин. Рубио Арсано сидел рядом, смотрел на спящую девушку и думал, что во сне она похожа на ангела. Ему очень не хотелось ее будить, но близился рассвет и им пора было отправляться в путь. Наклонившись, Рубио тихо прошептал ей на ухо:
– Сестра Лючия…
Девушка открыла глаза.
– Пора идти дальше.
Зевнув, она лениво потянулась. Верхние пуговицы блузки расстегнулись, явив взору Рубио частичку обнаженной груди, и он поспешно отвел взгляд. «Что за мысли! Ведь она невеста Господа».
– Сестра… Могу я попросить тебя об одолжении? – Рубио едва не залился краской. – Я уже давно не молился, но меня воспитали в католической вере. Не могла бы ты прочесть молитву?
Менее всего Лючия ожидала от него такой просьбы, и задумалась, когда сама она молилась последний раз. Монастырь не в счет: когда остальные сестры молились, она продумывала план побега.
– Я… я не…
– Уверен, после молитвы мы оба почувствуем себя лучше.
Ну и как объяснить ему, почему она не знает ни одной молитвы?
– Я… э…
Хотя одну Лючия все же помнила: в детстве читала ее, стоя на коленях возле кровати, а отец ждал рядом, чтобы уложить дочурку в постель. На память медленно приходили слова двадцать третьего псалма.
– Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…
На Лючию нахлынули воспоминания. Им с отцом принадлежал весь мир. И он так ею гордился. «Ты родилась под счастливой звездой, faccia d’angelo». От этих слов Лючия чувствовала себя очень счастливой и красивой. Ничто не могло причинить ей боль, ведь она была прекрасной дочерью всемогущего Анжело Кармина.
– Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла…
Воплощением зла были враги ее отца и братьев. И она заставила их заплатить за содеянное.
– …потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох успокаивают меня…
«Где же был Господь, когда я нуждалась в успокоении?»
– Ты приготовил передо мною трапезу в присутствии врагов моих; Ты умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…
Теперь Лючия говорила медленнее, очень тихо.
«Что случилось с девочкой в белом платье для первого причастия? – размышляла Лючия. – Будущее представлялось мне таким безоблачным. Но почему-то все пошло не так. Все. Я потеряла отца, братьев, себя».
В монастыре она не думала о Боге, но сейчас, здесь, рядом с этим простым крестьянином…
«Не могла бы ты прочесть молитву?»
Лючия продолжала:
– Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем навсегда.
Рубио, тронутый до глубины души, не сводил с нее глаз.
– Спасибо, сестра.
Лючия лишь кивнула, не в силах произнести ни слова. «Да что со мной такое?»