– Нет, уйди, немедленно!
Но она не послушалась и замахнулась, и Рикардо увидел в ее руке огромный камень. «Она сейчас меня убьет», – промелькнуло в голове, но спустя мгновение камень просвистел рядом и с треском врезался в морду зверя. В последний раз яростно взвыв и щелкнув зубами, тот рухнул на землю. Рикардо, скрючившись рядом с ним, с трудом переводил дыхание. Девушка опустилась на колени и спросила дрожащим от беспокойства голосом:
– Ты в порядке?
Рикардо кивнул, и в этот момент услышал, как кто-то тихо заскулил у него за спиной, а обернувшись, увидел жавшихся в углу волчат. Встать Рикардо пока не мог и некоторое время лежал, пытаясь восстановить силы, а потом с трудом поднялся на ноги. Спотыкаясь и все еще не оправившись от шока, молодые люди вышли из пещеры глотнуть свежего горного воздуха.
Рикардо старался дышать полной грудью, до тех пор, пока в голове не прояснилось. Физическое и моральное потрясение от столь неожиданной встречи со смертью оказалось слишком сильным и для него, и для Грасиелы.
– Придется поискать другое убежище. Если кто-то услышал выстрел, нас могут начать искать именно здесь.
Грасиела содрогнулась при мысли о все еще грозившей им опасности и безропотно пошла следом за Рикардо.
Целый час они шли по круто уходившей вверх горной тропе, а когда оказались перед небольшой речкой, он наконец сказал:
– Остановимся здесь.
У них не было ни бинтов, ни лекарств, поэтому все, что они могли сделать, это получше промыть раны в холодной воде. Рука Рикардо настолько онемела, что он с трудом мог ею пошевелить. К его удивлению, сестра Грасиела предложила:
– Позволь мне.
Но еще больше его удивила нежность, с которой она принялась промывать его раны, пока ее не начало трясти: сказались последствия пережитого ужаса.
– Все хорошо, – сказал Рикардо. – Все уже позади.
Но никакие слова не помогали: у девушки зуб на зуб не попадал, и тогда Рикардо пришлось, хоть и не без опаски, заключить ее в объятия.
– Ш-ш-ш. Бояться больше нечего: волчица мертва.
Рикардо крепко прижимал Грасиелу к себе, чувствовал прикосновение ее бедер к своему телу, а потом произошло неожиданное: она вдруг накрыла его губы своими нежными, как лепестки роз, губами и, прильнув к нему, что-то зашептала, но слов разобрать он не мог.
Рикардо казалось, что он знал ее всю свою жизнь, и в то же время не знал о ней ничего. Кроме того, что она чудо, ниспосланное ему Господом.
Грасиела тоже думала о Боге: «Спасибо тебе, Господи. Спасибо за эту радость. Спасибо, что наконец позволил мне почувствовать, что такое любовь».
Она переживала эмоции, коих не испытывала никогда в жизни и названия которым не знала, ибо они находились за гранью ее воображения.
Рикардо смотрел на нее – от ее красоты у него так и захватывало дух – и думал: «Теперь она принадлежит мне. Ей вовсе не обязательно возвращаться в монастырь. Мы поженимся и родим прекрасных детей – сильных сыновей».
– Ты веришь в любовь с первого взгляда? Так поверь: это обо мне. Я люблю тебя и никогда никуда не отпущу.
– Рикардо…
– Дорогая, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Да. О да! – не раздумывая ни секунды, ответила Грасиела.
Она вновь оказалась в объятиях Рикардо, подумав, что именно этого и хотела, даже считая свою мечту несбыточной.
– Мы с тобой уедем во Францию, окажемся наконец в безопасности, – говорил он тем временем. – А когда это противостояние закончится, вернемся в Испанию.
Грасиела знала, что пойдет за этим мужчиной на край света и разделит с ним любую опасность.
Они говорили и не могли наговориться. Рикардо рассказал, как познакомился с Хайме Миро, поведал о расторжении помолвки и недовольстве отца в надежде, что в ответ Грасиела расскажет о своем прошлом, но она молчала, потому что, глядя на него, думала: «Если ему все рассказать, он меня возненавидит». Потом она попросила:
– Обними меня.
И они уснули.
Проснувшись, они застали рассвет: поднимавшееся над горным хребтом солнце ласкало склоны теплым розовым светом.
– Будет безопаснее, если сегодня мы отсидимся здесь, – сказал Рикардо. – А в путь отправимся, когда стемнеет.
Они утолили голод тем, что дали им с собой цыгане, потом заговорили о будущем.
– Испания – страна удивительных возможностей, – сказал Рикардо. – Или, вернее, станет таковой, когда в ней воцарится мир. У меня в голове десятки идей. Мы откроем собственное дело, купим хороший дом и будем растить прекрасных сыновей.
– И замечательных дочерей.
– Да, и дочерей. – Рикардо улыбнулся. – Я даже не представлял, что можно быть таким счастливым.
– Я тоже, Рикардо.
– Через два дня мы будем в Логроньо, где встретимся с остальными, – сказал Рикардо, взяв Грасиелу за руку, – и скажем им, что ты в монастырь не вернешься.
– Поймут ли они? – рассмеялась она. – Впрочем, мне все равно. Господь понимает. Мне очень нравилось жить в монастыре, но… – Она наклонилась и поцеловала любимого.
– Мне еще нужно восполнить так много пробелов, – сказал Рикардо, и на лице Грасиелы отразилось недоумение.
– Не понимаю.
– Ты ведь столько времени была оторвана от мира за стенами монастыря. Скажи, дорогая, тебя не беспокоит, что ты потеряла столько лет?
Ну как ему объяснить?
– Рикардо, я ничего не потеряла. Неужели я действительно пропустила так много?
Он задумался, не зная, с чего начать, и вдруг понял, что события, которые он считал очень важными, для монахинь не имели никакого значения. Что значили для них войны, конфликты, Берлинская стена, убийства политических лидеров вроде американского президента Джона Кеннеди и его брата Роберта, Мартина Лютера Кинга-младшего – выдающегося лидера движения за гражданские права чернокожих? Какое им дело до голода, наводнений, землетрясений, забастовок и демонстраций протеста против жестокого обращения с людьми?
В конце концов, насколько глубоко могло повлиять на ее личную жизнь любое из этих событий? Или на жизнь большинства людей на планете?
Наконец он произнес:
– С одной стороны, ты ничего не пропустила, но с другой – многое прошло мимо тебя. Все это время происходило нечто очень важное: жизнь. Пока ты находилась в изоляции за стенами монастыря, рождались и вырастали дети, возлюбленные женились, люди страдали и испытывали счастье, умирали. И все мы были частью этого, частью жизни.
– А ты думаешь, что со мной было по-другому? – спросила Грасиела. Эти слова сорвались с ее языка помимо воли. – Когда-то я тоже была частью той жизни, о которой ты говоришь. И она была настоящим адом. Моя мать была шлюхой, и каждую ночь у меня появлялся новый «дядя». Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я отдалась мужчине, к которому испытывала влечение. Я ревновала его к своей матери и к тому, чем они занимались. – Слова сыпались из Грасиелы как из рога изобилия. – Я тоже стала бы шлюхой, если бы осталась частью той жизни, которую ты считаешь такой драгоценностью. Нет, я не думаю, что бежала от чего-то: скорее пришла к чему-то, нашла мир, где спокойно и хорошо.
Рикардо ошеломленно смотрел на Грасиелу, потом выдавил:
– Мне… мне очень жаль. Я не хотел…
Грасиела разрыдалась, и, заключив ее в объятия, Рикардо попытался ее утешить:
– Ш-ш-ш. Все в порядке. Все позади. Ты была ребенком. Я люблю тебя.
Рикардо словно отпустил ей грехи. Грасиела рассказала ему об ужасных поступках, которые совершала в прошлом, и он не только ее простил, но и – вот так чудо из чудес – ее не разлюбил.
Внезапно Грасиела вспомнила, что за ними охотятся солдаты, и задумалась, суждено ли им с возлюбленным Рикардо дожить до совместного счастливого будущего.
Глава 29
В цепочке отсутствовало одно звено: ключ к разгадке прошлого, – и Алан Такер вознамерился во что бы то ни стало его отыскать. В газетах не было никакого упоминания о брошенном ребенке, но не так уж сложно выяснить дату его появления в приюте. И если эта дата совпадет с днем, когда произошла авиакатастрофа, Эллен Скотт придется объяснить это странное совпадение. «Она не могла совершить такую глупость, – размышлял Алан. – Объявить всем о гибели наследницы Скоттов, при этом оставив ее на пороге дома фермеров, – большой риск. Но если посмотреть с другой стороны, игра стоила свеч: Эллен получила «Скотт индастриз». И все же если она пошла на это, если у нее действительно имеется скелет в шкафу, то он вполне себе живой и стоит ох как дорого».
Такер знал, что должен действовать очень осторожно, не питал иллюзий относительно той, с кем имел дело, и понимал, что должен заручиться вескими доказательствами, прежде чем предпринять следующий шаг.
Прежде всего он нанес еще один визит отцу Беррендо.
– Падре, я хотел бы поговорить с фермером и его женой, у которых оставили Патрицию… Меган.
Старый священник улыбнулся.
– Надеюсь, эта беседа состоится еще очень не скоро.
На лице Такера отразилось недоумение.
– И это означает?..
– Что они умерли много лет назад.
Проклятье! Но наверняка есть какие-то другие способы добыть необходимые доказательства.
– Вы сказали, что ребенка отвезли в больницу с пневмонией?
– Да.
И об этом должны остаться записи.
– Что это за больница?
– Сгорела в шестьдесят первом году. На ее месте построили новую. – Священник заметил отразившееся на лице посетителя смятение. – Не забывайте, сеньор, что вы ищете информацию двадцативосьмилетней давности. За столь длительный срок многое изменилось.
«Но меня ничто не остановит, – подумал Такер. – Особенно теперь, когда я так близок к цели. Должны же сохраниться хоть какие-то документы о ней».
Оставалось еще одно место, где он мог расспросить о девочке: приют.
Такер ежедневно отчитывался Эллен Скотт, поскольку та потребовала докладывать о малейшем продвижении в расследовании. А как только девочка найдется, она должна немедленно об этом узнать.
Такер был удивлен настойчивостью Эллен: «Почему она так торопится? Очень интересно. Надо это выяснить, а пока добыть столь необходимые доказательства.