На третий вечер безмолвной борьбы с женой муж признает себя побежденным. И речь идет уже скорее о форме, в какую он облечет свое поражение. После долгих сомнений император решается на весьма необычный шаг. Он отвергает бюрократический путь прохождения бумаг с его подписью. И, стыдясь своих министров, действует за их спиной. Не извещая о своих намерениях ни Фуля, ни Руллана, ни Делангля, император набрасывает текст депеши префекту Тарба: «Немедленно откройте публике доступ к Гроту западнее Лурда. Наполеон».
И больше ничего. Депеша отправляется на телеграф. С ее копией император является к супруге. Евгения заливается густой краской:
– Луи, я всегда знала, что твое сердце полно любви, что ты сумеешь преодолеть себя…
– Мадам, я знаю одно, – крайне сухо замечает он в ответ на эту напыщенную фразу. – Дама из Лурда нашла в вас великолепную союзницу.
Глава тридцать шестаяБернадетта среди мудрецов
Барон Масси держит депешу императора в руке. В первые минуты, совершенно обескураженный ее содержанием, он решает в порыве оскорбленной гордости немедленно подать прошение об отставке. Но вскоре берет себя в руки и начинает привычно, со знанием дела, анализировать сложившуюся ситуацию.
Первым делом – саму телеграмму. Текст ее сух и лаконичен, как военный приказ. Он не соответствует манере Наполеона III, всегда облекающего свои указания гражданским властям в вежливую форму, а зачастую и обосновывающего их.
Краткость текста выдает его недовольство. Если телеграмма подлинная, то составлена, несомненно, под давлением. Предположительно это результат сговора Евгении, ее придворных дам – известных ханжей – и каких-то еще персон в сутанах, которые, по всей видимости, с каждым днем все более явно осознают пропагандистскую ценность «лурдских явлений». Лишь тамошний епископ по-прежнему несгибаем. Остальные клирики с некоторого времени пришли в движение, как лед на реке при теплой погоде. Чудо, доказанное происшедшими, но не поддающимися объяснению исцелениями, означает столь мощный удар по официальному богословию и неофициальному нигилизму этого века, что расшатывает как надежность неверия, так и ненадежность веры. И депеша императора – живое тому доказательство. Главным вопросом остается: подлинная ли она? Пока не получу подтверждения, ничего делать не буду, решает барон. Ведь телеграмму мог отнести на почту любой придворный лакей и без заверенной подписи императора. Нужно подождать, пока не придет подтверждение с его личной подписью, – хотя бы для того, чтобы оградить императора от мистификации. Кроме того, действия его величества до такой степени противоречат всем иерархическим процедурам, что это выжидание оправданно.
У префекта, для которого стало уже навязчивой идеей настоять на своем в этой истории с Гротом, хватило мужества на целую неделю положить телеграмму с приказом императора под сукно и ничего не делать. Лишь на восьмой день он пересылает ее Руллану с просьбой дать точные указания. Министр по делам культов и его коллеги взбешены трусостью и предательством императора. Поистине Наполеон малый! Сперва своей нерешительностью и заискиванием перед масонами втянул нас в это дело, которое без нашего сопротивления давно бы заглохло, а теперь, когда он сам его раздул, коварно нападает на нас с тыла. О, это все происки жуткой испанки, которая вертит им, как хочет! Если бы великолепный Масси не действовал так мужественно и осторожно, правительство было бы опозорено и осмеяно перед всем светом и вынуждено было бы уйти в отставку. В эти дни газетная цензура ужесточается до крайности. Префект получает из министерства хвалебное письмо.
Вот и отлично, думает Масси. Выиграть время – значит выиграть многое. Чтобы на время исчезнуть из Тарба, он отправляется в инспекционную поездку, в ходе которой на несколько дней останавливается в Лурде. Разговаривает с Лакаде, которому сообщает, что в октябре собирается уйти в отпуск. В свое время по инициативе мэра Грот был закрыт. И если в ближайшие недели будут иметь место некие события, то он, барон, не стал бы возражать, если бы господин Лакаде, будучи мэром этого города, в отсутствие префекта взял на себя его функции и сам распорядился открыть доступ к Гроту всем желающим. Лакаде в испуге отказывается. Ввиду бурного развития событий это дело выходит за рамки его компетенции. Лурд ныне находится в сфере большой политики. А он сам – всего лишь скромный глава местной общины. И, кроме того, после получения убедительной экспертизы от профессора Фийоля его взгляды на источник и Грот в корне переменились. Пускай правительство, своим решением запретившее доступ к Гроту, само же и отменит свой запрет. Барон Масси внимательно изучает носки своих лакированных туфель, поправляет выглядывающие из рукавов манжеты рубашки и молча выходит из кабинета мэра. «Этот человек мертв», – думает Лакаде, а у него острый нюх на политические трупы.
Префект вызывает к себе в гостиницу Дютура и Жакоме, каждого отдельно. В своей обидной манере придирается к ним и так и сяк и возлагает на них ответственность за плачевное положение вещей. При этом он отлично знает, что они оба не особенно виноваты и боролись с беспорядками даже энергичнее и упорнее, чем он сам, до последнего времени вообще не желавший появляться на переднем плане. В этом чертовом деле любое действие потом оказывалось ошибочным.
Барон Масси, с каждым днем все больше пугающийся собственной храбрости, уже хочет только избежать чересчур скандального личного поражения и прибегает к новой тактике. Тактике отступления. Прокурору и комиссару полиции дается указание не преследовать с прежней строгостью нарушителей запрета на воду из источника и не взимать с них штрафы. Однако решетка заграждения и предупредительные таблички должны остаться на месте. Государство ничего не отменяет. Однако жандармерия снимает свои посты, и охрана Грота препоручается исключительно органам городского самоуправления. Тем самым высокое начальство делает вид, будто добилось выполнения своих указаний в задуманном им объеме. Барон надеется, что толпы паломников и зевак постепенно просочатся на запретный участок левого берега и незаметно вновь овладеют Гротом. Так что запрет формально останется, но практически мало-помалу забудется – как солдат, забытый на посту. Зато префекту – а это и составляет его главную цель – не придется расписываться в собственном позоре.
Мысль сама по себе неплохая и достойная такого человека, как Масси. Но противник, к сожалению, не желает идти ему навстречу. На этот раз противник у него – простой народ Массабьеля. Увидев, что жандармы от Грота ушли, что Калле, заметив кого-то, пьющего воду из источника, уже не вынимает из кармана записную книжку, угрожая штрафом, люди тотчас же заподозрили, что их заманивают в западню. Антуан Николо, верный приверженец Грота, выбрасывает лозунг: «Всем оставаться на правом берегу!»
И все его слушаются. Никогда еще со времени сооружения ограды запрет на доступ к Гроту не соблюдался так неукоснительно, как в дни, когда его молчаливое нарушение было бы для префекта наиболее желательным решением вопроса. Решетчатая ограда, протянутый поперек входа канат, предупредительные таблички – все на месте и при осеннем контрастном освещении кажутся пыточными орудиями какой-то неизвестной секты. Кое-кто из случайных путников, ничего не знающих ни о Даме, ни об Источнике, сердито замечает:
– Почему этот Грот огораживают, словно место убийства, а со свободными людьми обращаются как с преступниками? Это неслыханно!
Однажды, проходя вместе с префектом по площади Маркадаль, Жакоме подзывает к себе маленькую девочку в белом капюле.
– Ваше превосходительство, это и есть Бернадетта Субиру.
– Так-так! Гм-гм! – мямлит барон, словно вдруг утратив дар речи, в то время как сердце его начинает бешено колотиться. Он стыдится своего волнения, причину которого не может понять. Обычной находчивости как не бывало. Он не знает, что сказать. Бернадетта глядит на него, как она глядит на всех власть имущих, внимательно и настороженно. Наконец растерявшийся префект протягивает девочке руку, нахлобучивает цилиндр поглубже на лоб и поворачивается, чтобы идти дальше. Через несколько шагов он говорит Жакоме:
– Вы неверно обрисовали мне девочку. Она отнюдь не так груба и ординарна.
– Видели бы вы ее раньше, ваше превосходительство! – защищается Жакоме. – Она совершенно переменилась с тех пор, как начались эти видения!
– Великолепные глаза у девочки, – задумчиво возражает барон Масси.
Пока префект еще находится в Лурде, министры Фуль и Руллан отправляются в Биарриц. Там происходит чрезвычайно неприятный разговор между сувереном и его приближенными. Император чувствует себя пойманным на одной из своих слабостей. Однако и сильнейшим никогда не хватает силы, чтобы простить того, кто разоблачил их слабость. Наполеон III рассчитывал на то, что префект Высоких Пиренеев немедленно выполнит его приказ и правительство, оказавшись перед совершившимся фактом, не станет выдвигать какие-либо возражения. Оказалось, однако, что этот наглец Масси осмелился не только не выполнить его приказ, но еще и переслать его правительству, словно домашнее задание нерадивого ученика, изобилующее ошибками. Лицо императора желтеет от гнева, кончики усов дрожат. Вдобавок ко всему эти идиоты еще заводят его собственную песню о том, что теперь придется сделать какие-то шаги навстречу либералам и масонам. Что же ему, бросить им в лицо что-нибудь вроде: монарх имеет полное право быть суеверным? Монарху днем и ночью приходится иметь дело с темными силами, от которых зависят причины и следствия. А вы по своей пошлости и понятия не имеете об этих силах! Но вслух он говорит только:
– Господа, я возлагаю на вас ответственность за небрежение, с каким игнорируются мои приказания.
К счастью, министры трусливы, а император – во всем, что относится к этому делу, – тоже не слишком смел. Поэтому обе стороны в конце этого разговора сходятся, найдя козла отпущения. Этот козел – барон Масси. На следующий день префект получает от правительства столь же неожиданный, сколь и зловещий выговор. Приказ его величества надлежит немедленно выполнить. У барона пересыхает во рту. Он уверен: теперь его песенка спета. Тотчас отсылается депеша Лакаде и Жакоме. Дело происходит седьмого октября. А восьмого октября Калле, чуть ли не на рассвете, выкрикивает на всех углах города: «Прошлый приказ касательно грота Массабьель с сего дня отменяется. Подписано в мэрии Лурда. А. Лакаде, мэр. Ознакомлен. Префект барон Масси».