Она лишила Дайоса выбора, стремительно сев прямо перед ним, как она всегда это делала. Скрестив ноги и завернувшись в одеяло, она принялась лопотать о незнакомом ему человеке и об идее, как проникнуть в Альфу. Аня без передышки работала над свержением своего отца.
Дайос уважал ее решительность, но сейчас не мог понять ни слова из того, что она говорила, потому что все его внимание было занято тем, как она крутила в руках свои волосы. Она соединяла пряди, загибая и накладывая одну на другую, пока на ее плечо не легла искусно сплетенная коса.
А она все говорила, и ее руки летали, передавая не слова, а общее радостное возбуждение оттого, что нашелся какой-то служебный вход, за которым стали меньше следить. Оставалось только провести кого-нибудь внутрь, чтобы он там что-то к чему-то прицепил, но Дайосу не было до этого ровным счетом никакого дела.
Потому что коса распадалась на пряди. Аня ничем ее не закрепила, так что, разумеется, коса расплеталась. Ему хотелось намотать косу на руку и потянуть, чтобы девушка запрокинула голову. Хотелось узнать, каково на вкус ее горло и сможет ли он почувствовать ее пульс языком.
– Дайос?
Звук собственного имени вернул его в настоящее. Не шевелясь, он поднял взгляд на нее.
– Да?
– Хочешь опять их расчесать?
Ну конечно же он ослышался. Ему просто померещилось, потому что он так отчаянно хотел, чтобы ему позволили вновь коснуться ее.
– Что?
Анино лицо стало красным, а он все еще не знал, что это значило. Чуть запинаясь, она ответила:
– Ты сделал так в прошлый раз, когда они спутались. Когда я спала. Но теперь они опять все перепутались, а я не нашла тут расчески. Так что я подумала, может, если ты не против?..
Он бы сделал все, что она попросила. Если бы она захотела, чтобы он плашмя лег в грязь и позволил ей втоптать его глубже ногами, он с радостью рухнул бы на илистое дно.
Едва заметно кивнув, он почувствовал, как у него пересохло в горле, потому что она повернулась к нему спиной и наклонилась вперед, предоставляя полный доступ к своим волосам, которые так заворожили его с первой их встречи.
Аня опять начала говорить, но он ее не слушал; его дрожащие когти находились слишком близко к ее волосам. Дайос осторожно коснулся самых кончиков, и они прошли сквозь его пальцы, как вода. Он никогда не видел волос такого цвета. Может, поэтому они его так и очаровали.
Он не хотел причинять Ане боль. Никаким образом. Поэтому был предельно осторожен, распутывая узлы. Он изо всех сил пытался вслушиваться в ее слова, но, честно говоря, ему было все равно.
Ее планы по свержению Альфы были обречены. Дайос знал таких мужчин, как ее отец, они были до ужаса похожи. Таких мужчин могло остановить либо кровопролитие, либо торг. Больше ничего.
И сейчас он держал в когтях самое драгоценное сокровище Генерала.
Аня продолжала говорить, пока он не справился с большинством колтунов. Теперь он мог пропускать ее волосы сквозь пальцы и чувствовать шелковистую мягкость, ни за что не цепляясь.
Он осторожно провел кончиками когтей по коже ее головы. Она запрокинула голову навстречу его руке и чуть сбилась, когда он сделал так опять.
Он улыбнулся, хоть она и не могла его видеть. Но ей нравилось, когда он улыбался, и он надеялся, что она видит их отражение в стекле. Он был огромной фигурой за ее спиной, монстром, положившим на нее руку, и ей это нравилось.
Проигнорировав порывы собственного тела, Дайос повторил движение. Провел пальцами по ее голове и слегка сжал пряди волос между фалангами, чтобы едва заметно потянуть. Он сделал так еще раз и еще, пока у нее не вырвался короткий задыхающийся стон и они оба не застыли на месте.
Этот звук. Он хотел услышать его еще сотню раз. Тысячу. Окунаться в него, пока в мыслях не останется ничего, кроме этого задыхающегося стона удовольствия, который вырвался у нее против ее воли. Он точно знал, что она этого не планировала.
– Прости, – прошептала она. – Ты можешь продолжать, я просто… никто уже давно не массировал мне так голову.
Она что, просто хотела забыть об этом? Отбросить этот момент между ними в сторону своими хвостами, как будто его не было?
В его груди вспыхнул внезапный, опасный гнев. Дайосу не понравилось, что она пытается скрыть от него свою реакцию, даже если умом он понимал, что сам сделал ровно то же самое, когда пару дней назад она водила пальцами по мембранам на его спине.
Он не имел никакого права требовать от нее больше. Не имел права снова слышать тот звук. Но, черт возьми, как он этого хотел. Хотел слышать ее удовольствие, хотел… ее.
Его охватывало безумие, но Дайос понял, что никаким образом не хотел сделать ей больно. Разве что ей самой это понравится.
Он зарылся пальцами в ее волосы, продолжая массировать голову, пока до него не донесся еще один едва слышный стон. Она пыталась сдержаться. Пыталась скрыть от него эти звуки, которые он так хотел слышать. Он заслуживал услышать их. Ему были положены все звуки, говорящие об ее удовольствии, и боли, и обо всем, что между этими чувствами.
Чем больше он массировал ее голову, тем сильнее она ее запрокидывала, и, дернув хвостом, он подполз к ней ближе. Длинная, изящная шея манила его. Он… хотел.
Часть его мозга, отвечающая за логику, не знала, что он делает, но какая разница? Она была открыта ему, как роскошное пиршество. Правда, тело было скрыто проклятым одеялом, которое не имело никакого права прятать ее от его глаз.
Наклонившись вперед, он прижался губами к плавному изгибу ее шеи и позволил себе задержаться в таком положении. Потом, не удержавшись, лизнул ее кожу языком.
Ее стон отдался вибрацией в его ухе, а ее вкус обжег ему язык. Она была чертовски вкусная.
Теплая, сладкая. Ее пульс бился под его языком, вторя бешено колотящемуся сердцу, которое будто знало, в какой опасности находится. Нет, не в опасности. Сморгнув, он увидел, что она выгнулась ему навстречу, словно у нее тоже не было никаких сил сопротивляться этому.
Его грудь вздрогнула от глухого рыка, и он снова прижался к ее пульсу языком. Медленно, методично провел бугристой поверхностью вниз по ее шее до самой ключицы. Отстранившись, он знал, что от его резкого выдоха ее кожа покроется мурашками, но уже не мог остановиться.
Да, он наконец-то узнал ее на вкус, но ему было мало. Возмутительно мало.
Снова раскатисто зарычав, он обхватил ее когтистой лапой за талию. Одеяло все еще отделяло их друг от друга, и он боялся его убрать. Это препятствие было необходимо. Оно напоминало, что Дайосу нельзя заходить слишком далеко, как бы сильно они оба этого ни хотели.
Ее талия была такая хрупкая на ощупь, особенно сейчас, когда девушка выгнулась. Острая кость бедра вжималась ему в ладонь с каждым движением.
Придержав девушку чуть крепче, Дайос прижал ее голову к своему раненому плечу, чтобы она упиралась в него, пока он отпустил на волю инстинкты.
Дайос наблюдал за выражением ее лица, за губами, приоткрывшимися, когда она следила, как его перепончатая рука спускается к ее животу. Ее мягкость лишь напоминала о том, какая она нежная и как легко ее ранить.
Но Дайос хотел не этого. Только не сейчас, когда с ее губ срывались короткие, задыхающиеся вздохи. Это были хорошие звуки. Они ему тоже нравились. Но он хотел, чтобы она стонала.
Он и сам не сдержал легкого стона, когда два его члена вырвались на свободу. Он не мог больше удерживать их за чешуей, когда она была… вот такая.
Одеяло упало в сторону, его рука двинулась вверх по ее телу, и он почувствовал ее еще больше. Хрупкие ребра поднимались и опускались с неровным дыханием, которым она пыталась успокоить себя. Ее кожа так легко проминалась под его мозолистыми пальцами. Ее полная грудь идеально легла в его ладонь, когда он наконец накрыл ее рукой и сжал – может, даже слишком крепко.
Вот оно. Вот он, этот стон, который заставил его бедра податься вперед и вжать оба члена в холодный металл. Он хотел почувствовать ее вокруг себя. А она выгнулась ему навстречу, обхватив его за шею одной рукой и притягивая ближе к себе.
Он провел кончиками зубов по ее горлу. Его большой палец нашел верхушку ее груди и нежно коснулся, вынуждая ее извиваться в его хватке.
Им обоим была нужна разрядка, и он мог подарить ее им обоим. Двигая бедрами, он жарко выдохнул ей в шею, зная, что она чувствует его горячее дыхание на своем горле. Еще один стон, на этот раз умоляющий.
Нажав на ее сосок чуть сильнее, он получил такой же стон. Она вцепилась пальцами ему в волосы, и безумие заставило его начать двигать рукой.
Широко растопырив пальцы, он запустил ладонь под разделяющую их одежду. Почти отвлекся на мягкость ее кожи, но тут его пальцы нашли что-то теплое и мокрое. Влажную плоть, от прикосновения к которой она издала протяжный вздох.
У него были когти. Он не знал, что ей нравится, но чувствовал ее мягкость и знал, что она там нежна.
Она так выгнулась, что ему было несложно устроить ее на своей ладони. Когда он складывал пальцы вместе, как сейчас, из сложенных перепонок получалась ребристая поверхность. Еще один довольный вздох сказал ему, что ей нравится, как он ее касается. Нравится, когда он медленно проводит пальцами по ее пылающему нутру.
– Калон, – прорычал он, так низко и глубоко, что она точно могла его слышать. – Двигай бедрами, маленькая. Я хочу, чтобы ты воспользовалась моей рукой.
Вырвавшийся у нее всхлип был совсем новым звуком. От него оба его члена толкнулись в пол, и, проклятье, он вполне мог не сдержаться и кончить прямо так. От ощущения нежной кожи на пальцах, от того, как она изгибалась, подобно волне. Неукротимой, изящной волне, ласкающей его пальцы.
Великолепное зрелище.
Тихие стоны и всхлипы дрожали у нее в горле. Он посмотрел на ее отражение в зеркале – ее голова была откинута на его поврежденное плечо, одна рука держалась за его шею. Прикусив губу, она отчаянно терлась о его пальцы и, черт возьми, была абсолютно идеальна.