И она спросила:
– А что значит «Дайос»?
Он положил ладонь ей на щеку, и она наклонила голову ему навстречу, прижавшись к его коже губами. Ничто в ней не дрогнуло от его близости. Наверное, поэтому ему так легко было произнести эти слова.
– «Враг», – прошептал он, и слова внезапно хлынули потоком. – Так мы описываем опасных, враждебных созданий. Существ, которые пожирают все на своем пути. «Враг» в том же смысле, в каком вы зовете злобных существ демонами.
Она нахмурилась:
– Тебя с рождения назвали врагом своего народа?
– Нет, моя калон. – Положив пальцы ей на затылок, он притянул ее к себе, чтобы соприкоснуться с ней лбами. С такого расстояния он мог ее вдыхать. И надеяться, что сейчас он не разрушит все, что между ними сложилось. – Меня назвали врагом твоего народа.
Он почувствовал, как она вздрогнула, и ее дрожь отдалась в его теле. Он знал, что это значило.
Пожалуй, впервые со дня их первой встречи Аня поняла, что ей полагалось его бояться. Он был создан как оружие, и всю его жизнь это оружие было направлено против людей. Дайос убил больше ахромо, чем кто-либо из ундин. И он наслаждался этим.
Даже сейчас он без малейшего сомнения убил бы еще одного. Удовольствие и радость, которые ему приносили их страдания, никуда не делись. Он хотел чувствовать металлический вкус их крови в воде. Ему нравилось наблюдать за ужасом в их глазах, когда его когти впивались в их тела и жизнь покидала их.
Но Аня? Ее он убивать не хотел. Он хотел, чтобы она была в безопасности и так далеко от его жестокости, чтобы та вообще ее не касалась.
Он услышал, как она сглотнула. Что-то в ее горле щелкнуло, предупреждая его.
– Ты тысячу раз называл меня «калон». Если все ваши имена имеют значение, то что значит это?
Сказав ей, он обнажил бы свою душу. Открыл гораздо больше, чем готов был сказать. Потому что это было особенное слово. Дайос видел лица других ундин, когда его произносил. Они-то знали, что оно значит.
Он почти решил не говорить ей. Сохранить секрет подольше, потому что для всех вокруг, а теперь и для нее, он был зверем. Оружием. Животным, которое атаковало того, на кого покажут, в любой момент. От макушки до кончика хвоста он был монстром и убийцей.
Но Аня приподнялась и посмотрела на него сверху вниз, придерживая его руку на своей щеке, и все вокруг растворилось. Все крики. Все существа, которых он убивал сотнями, и все жизни, которые он погубил, совершив ошибку. Все исчезло.
Осталась только она.
Дайос погладил ее большим пальцем по щеке, обвел контур ее нижней губы. Черный коготь навис над ее ртом, но в ее глазах не возникло ни капли испуга.
И это дало ему силы тихо сказать:
– Это особенное слово. Оно предназначается редкой жемчужине, которую находишь лишь раз за всю жизнь. Оно значит внутреннюю красоту. Душу, которая светится внутри кого-то с такой силой, что это можно увидеть снаружи.
– Дайос, – прошептала она, широко распахнув глаза.
– Я ненавижу твой народ. – Ему нужно было, чтобы она это понимала. – Я продолжу их убивать. Я буду сражаться, пока мое тело не испустит дух и не лишится последней конечности. И это никогда не изменится.
– Я знаю.
– Твой народ отвратителен. От этих ваших уродливых пальцев ног до противного белого цвета, окружающего зрачки. Все в вас тошнотворно, а на ваши тела жутко смотреть.
На ее губах появилась мягкая улыбка.
– Да, ты уже это говорил.
Запустив пальцы ей в волосы, он притянул ее обратно к себе:
– Но в тебе я не вижу уродства.
– Разве?
– Как я могу? У тебя волосы цвета солнца в безоблачный день. От твоей улыбки весь океан вокруг меня становится теплее. Когда я касаюсь тебя, твоя душа говорит с моей, словно я знал тебя сотню предыдущих жизней, и что-то во мне, о чем я давно забыл, хочет зарыться в тебя, велит мне держаться крепче за изгиб твоей талии, сохранить в груди чувство, которое расцветает, когда ты рядом. Моя душа хочет оставить тебя со мной и никогда не отпускать.
Они и сами не заметили, как придвинулись друг к другу еще сильнее. Он чувствовал тепло ее губ даже сквозь тонкую мембрану разделяющей их воды. Ее слова маленькими всплесками обдавали его лицо.
– Чего ты так боишься? – спросила она. – Ты сдерживаешь себя, и я хочу понять почему.
Он сглотнул:
– Я соткан из ярости и боли. И я не хочу ничего из этого для тебя, моя калон.
– А я хочу тебя, Дайос. Не знаю почему, не знаю как, но это правда. Всего тебя. Твой гнев, твою ярость, твою боль. Я хочу их вместе с твоим вниманием и обожанием. – Ее рука уперлась ему в грудь. Ладонь была такой теплой. – Я тебя не боюсь.
– А я боюсь.
Эти слова обожгли его. Иногда правда могла быть раскаленной. Знать, что он до ужаса боится коснуться ее, пока она лежит на нем и умоляет его об этом, было даже больнее, чем лишиться руки.
– Меня?
– Нет.
– Тогда чего?
Глядя прямо в ее странные глаза, он ответил:
– Сделать тебе больно.
Аня смотрела на него, и он знал, что она видит самую его душу. Ее голубые глаза видели слишком много. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как сильно он боится ранить ее своими когтями, шипами, любой частью себя. Он мог так легко разорвать ее на части, и он давно считал, что это несправедливо.
Но теперь он знал, что когти не только у него. Что она могла в любой момент сломать его одним-единственным словом. Разбить его на тысячу обломков, растереть его душу в пыль на дне его дома.
Он сам дал ей эту силу. Он вручил ей ключ к своему сердцу и уже не мог забрать назад.
– Ты не сделаешь мне больно, – прошептала она, сжимая его лицо в ладонях. – Знаешь, откуда я знаю?
– Ты не можешь этого знать.
– Но я знаю. Ты не причинишь мне боли, потому что не хочешь этого. Для меня этого достаточно.
Глядя на эту смелую женщину, он мог только гадать, насколько далеко она была готова зайти.
– Так что ты предлагаешь, моя калон?
Она облизнула губы манящей вспышкой розового.
– Дай мне облегчить твою боль, Дайос. Так, как я захочу.
Разве мог он спорить с этой сиреной?
– Как пожелаешь, Аня.
Дайос вдохнул ее запах, этот цитрусовый аромат, пленивший его сердце и окутавший его язык. Наверное, это и был вкус любви.
Глава 30Аня
Ане надоело отрицать происходящее. Что бы между ними ни было, она намеревалась испытать это на полную.
Им больше не нужно было слов. Еще хоть слово, и она выпалит, что любит его. Но это же безумие.
Она была человеком. Он – ундиной. Два очень разных существа, которым не положено быть вместе. Даже то, что они разговаривали под водой, уже было невозможно; а то, что она собиралась ему предложить, – тем более.
Но она видела Миру и Арджеса вместе. Видела, как они смотрят друг на друга, и что-то в ее груди просыпалось и кричало от этой картины. Она хотела того же.
Она хотела его.
Так что Ане было очень просто усесться верхом на широкую талию Дайоса и поцеловать его. Она не знала, целуются ли ундины вообще, но в прошлый раз он показал себя очень даже неплохо. Она хотела ощутить его тело вплотную к своему, как в тот раз на станции, когда он ненадолго потерял контроль над собой.
Ей надо было понять, случилось это по ошибке или все было по-настоящему. Она надеялась, что по-настоящему.
Пальцы на ее затылке сжались сильнее, и Аня почувствовала, когда он перестал сдерживаться. Всего одно мгновение, и его осторожный поцелуй превратился в попытку поглотить ее целиком.
Губами, языком, зубами, покусываниями он брал все, что она позволяла ему взять. Словно пытался впитать ее в себя, забраться внутрь и никогда не покидать. И она не видела ни единой причины, почему ему не следовало так делать.
– Что ты желаешь получить от меня? – сказал он между поцелуями, и его голос дрожал от напряжения.
Дайос сдерживался. Отчаянно пытался оставить на себе хоть часть цепей, чтобы не сделать ей больно. Но она хотела совсем не этого.
Аня хотела, чтобы он дал себе волю. Она хотела переполниться им. Только им. Она поцеловала его снова, обвела языком кончики смертельно острых клыков, и прошептала:
– Я хочу все, Дайос. Хочу не думать ни о чем, кроме тебя.
Настроение изменилось. Она чувствовала это в течении воды и в сжавшихся пальцах на ее затылке. Хлестнув хвостом, он перевернул их, оказавшись сверху. Сплетенные водоросли вжались ей в спину, удерживая ее на месте.
Дайос навис над ней, сверкая красными огнями и окрашивая весь ее мир в насыщенный алый. Он облизнул губы, привлекая ее внимание к черному языку, – все его неровности наверняка были великолепны для ощущения.
На ее глазах все его жабры раскрылись. На шее, на ребрах, открывая ее взгляду нежные розовые мембраны глубоко внутри тела.
– Ты так вкусно пахнешь, – прорычал он, и вибрация его голоса отдалась между ее ногами. – Не знаю, что это за запах, но я хочу покрыться им целиком.
– Ты чувствуешь мой запах? – Звучало это не очень хорошо. Но, глядя на то, как он глубоко вдохнул и выгнул спину, она поняла, что на самом деле это было очень даже хорошо.
– Да, – прорычал он. – Я чувствую твой запах.
И тут он накинулся на нее, и она поняла, как чувствует себя жертва хищника. Его когти скользнули по ее телу, касаясь всего и сразу, и вскоре она поняла, что он осторожно, с хирургической точностью срезает с нее костюм. Хотела сказать ему прекратить, напомнить, что ей придется плыть обратно к куполу голой. Но в тот момент ей было совершенно наплевать.
Едва Дайос оттянул ткань, холодная вода охватила ее тело, и соски сразу затвердели. На каждый обнаженный сантиметр ее тела он смотрел, словно одержимый, пожирая ее глазами.
Аня попыталась что-то сказать, но тут он стянул костюм до ее талии. Его рука на ее бедре содрогнулась, удерживая ее на месте, и он наклонился, чтобы лизнуть ее грудь. Она подалась ему навстречу, выгибая спину все сильнее, когда выступы на его языке касались ее соска. От вырвавшегося у Дайоса стона т