Archives for Pathological Anatomy and Physiology and Clinical Medicine (позднее переименован в Virchows Archiv)25. Он утверждал, что причиной эпидемии был не только инфекционный агент, но также десятилетия политических беспорядков и пренебрежительное отношение к социальным проблемам24.
Обвинительное выступление Вирхова не осталось незамеченным. Его объявили либералом (опасный и уничижительный термин в Германии того времени) и взяли под наблюдение. В 1848 году, когда по Европе прокатилась взрывная волна популистской революции, Вирхов принимал участие в уличных протестах. Он основал еще одно печатное издание, Medical Reform, в котором мог объединять научные и политические идеи для нанесения ударов по государственному аппарату.
Роялистам выходки подстрекателя и активиста, пусть даже считавшегося одним из самых выдающихся ученых того времени, пришлись не по вкусу. Восстание было подавлено, в некоторых областях очень жестоко, а Вирхов был уволен из госпиталя Шарите. Его заставили подписать документ, в котором он обязался ограничить свои политические выступления, а затем с позором сослали в тихий институт в Вюрцбурге, где он не привлекал бы внимания и не причинял беспокойства.
Можно догадаться, что творилось в голове у Вирхова, когда после шумного блестящего Берлина он попал в сонный провинциальный Вюрцбург. Если из революции 1848 года можно вывести исторический урок, то он заключается в том, что государство и его граждане взаимосвязаны. Целое складывается из частей, а части составляют целое. Болезнь или запущенность лишь одной части может стать болезнью целого, как одна-единственная раковая клетка может произвести миллиарды злокачественных клеток и вызвать сложную и смертельную болезнь. “Тело – это клеточное государство, в котором каждая клетка является гражданином, – писал Вирхов. – Болезнь – это конфликт граждан государства, вызванный действием внешних сил”25.
В Вюрцбурге, вдали от берлинской суеты и политики, Вирхов начал обдумывать два дополнительных принципа, которым предстояло изменить будущее клеточной биологии и медицины. Он соглашался с идеей Шванна и Шлейдена о том, что все ткани растений и животных состоят из клеток. Но он не мог заставить себя поверить, что клетки самопроизвольно зарождаются из жизненных флюидов.
Но откуда же они тогда берутся? Как и во времена Шванна и Шлейдена, опять настало время для формулировки универсальных законов, и Вирхов был готов. Все фрагменты доказательств были уже найдены его предшественниками, а ему оставалось лишь принять корону и возложить себе на голову. Принцип зарождения клеток из клеток был справедлив не только для некоторых клеток и некоторых тканей, постулировал Вирхов, но для всех клеток. Это не аномалия или частная особенность, а универсальное свойство жизни растений, животных и человека. Деление клетки дает начало двум клеткам, из двух образуются четыре и так далее. Omnis cellula e cellula, писал он, “из клеток происходят клетки” – выражение Распая стало его основным догматом26.
Никакого слияния клеток из жизненных флюидов или формирования отдельной клетки из внутреннего жизненного флюида. Никакой “кристаллизации”. Это лишь фантазии: никто и никогда ничего подобного не видел. Уже три поколения микроскопистов разглядывали клетки. И видели лишь рождение клеток из других клеток – и происходило это за счет деления. Для объяснения происхождения клеток не нужно привлекать какие-то особые химические или божественные процессы. Новая клетка является результатом деления предшествовавшей клетки, все образуется из нее. Как писал Вирхов, “жизнь существует только за счет прямой преемственности”27.
Клетки происходят из клеток. Клеточная физиология – основа нормальной физиологии. Если первый догмат Вирхова касался нормальной физиологии, то второй говорил о противоположном – Вирхов изменил медицинское понимание отклонений от нормы. Он начал рассуждать: не может ли нарушение функции клеток быть причиной нарушения функционирования тела? Что, если все патологии являются клеточными патологиями! В конце лета 1856 года Вирхова пригласили вернуться в Берлин: политические грехи молодости были прощены в свете его растущего научного влияния. Вскоре после возвращения он опубликовал свою самую известную книгу “Целлюлярная патология”, которая представляла собой серию лекций, прочитанных им в берлинском Институте патологии весной 1858 года.
“Целлюлярная патология” произвела фурор в медицинском мире28. Многие поколения патологоанатомов рассуждали о болезнях как об отказе тканей, органов и систем органов. Вирхов утверждал, что они упускали главную причину болезней. По его мнению, раз клетки являются строительными кирпичиками жизни и физиологии, патологические изменения при болезнях органов и тканей следует связывать с патологическими изменениями в единицах поврежденных тканей – иными словами, в клетках. Чтобы понять патологию, врачам следует искать нарушения не только в видимых органах, но и в их невидимых кирпичиках[24].
Здесь важный смысл несет слово “функция” и его антоним “дисфункция”: нормальная клетка “делает” нормальные вещи, обеспечивая целостность и физиологию тела. Клетки – не пассивные структурные единицы. Это действующие лица, игроки, деятели, рабочие, строители, созидатели – главные функционеры в физиологии. И когда их функции каким-то образом нарушаются, тело заболевает.
И вновь мощь и широта теории объяснялись ее простотой. Чтобы понять болезнь, врачу не нужно искать гуморы Галена, психические отклонения, истерию, неврозы или миазмы – или Божью волю, если уж на то пошло. Изменения в анатомии или в спектре симптомов (таких как жар и опухоли у кровельщика с изобилием белых клеток крови) связаны с изменениями и нарушениями функционирования клеток.
В целом Вирхов уточнил клеточную теорию Шванна и Шлейдена, добавив три важных новых постулата к двум предыдущим (“Все живые организмы состоят из одной или нескольких клеток” и “Клетка – это основополагающая структурная и организационная единица организмов”):
1. Все клетки происходят из клеток (Omnis cellula e cellula).
2. Нормальная физиология зависит от клеточной физиологии.
3. Болезнь как нарушение физиологии – результат нарушения физиологии клетки.
Эти пять принципов стали основой клеточной биологии и клеточной медицины. Они произвели революцию в понимании человеческого тела как конгломерата клеточных единиц и дополнили атомистическую концепцию человеческого тела, назвав клетку фундаментальной “атомной” единицей тела.
В заключительной фазе жизни Вирхова подтверждалась справедливость его теорий не только о кооперативной социальной организации тела (клетки сотрудничают с клетками), но и о значении кооперативной социальной организации государства (люди сотрудничают с людьми). В обществе с нараставшими расистскими и антисемитскими тенденциями он горячо отстаивал равенство граждан. Болезнь – это уравнитель, и медицина создана не для того, чтобы кого-то дискриминировать. “Доступ в больницу должен быть открыт для любого больного, который в этом нуждается, – писал он, – вне зависимости от того, есть у него деньги или нет, еврей он или язычник”29.
Рисунок из журнала Virchows Archiv (ок. 1847 года), иллюстрирующий организацию клеток и тканей. Обратите внимание на смежные или слипающиеся клетки на Fig. 2. На Fig. jf представлены варианты клеток крови, в том числе клетки с гранулами и сегментированными ядрами (нейтрофилы).
В 1859 году он был избран в городской совет Берлина, а в 1880-е годы – в рейхстаг. И стал свидетелем подъема злокачественной формы радикального национализма, приведшего в конечном итоге к формированию нацистского режима. Главный миф, который позднее превратится в идею о превосходстве “арийской” расы и о “чистой” нации светловолосых, голубоглазых и белокожих людей, был патологией, злобно распространявшейся по стране.
В свойственной ему манере Вирхов отторгал общепринятую тенденцию и пытался ограничить распространение мифа о расовом разделении: в 1876 году он начал координировать исследование среди 6,76 миллиона немцев для определения цвета их волос и оттенка кожи. Результаты опровергали государственную мифологию. Лишь каждый третий немец имел признаки “арийского превосходства”, а больше половины людей представляли собой смесь: некую перетасовку смуглой и светлой кожи, светлых и темных волос, голубых и карих глаз. Заметим, что 47 % еврейских детей характеризовались такими же смешанными чертами, а 11 % были светловолосыми и голубоглазыми – неотличимыми от арийского идеала. Вирхов опубликовал эти результаты в Archive of Pathology в 1886 году30, за три года до рождения немецкого демагога австрийского происхождения, оказавшегося настоящим мастером по производству мифов, которому вопреки научным данным удалось создать вымышленную расу и в значительной степени разрушить идеи гражданственности, столь яростно отстаиваемые Вирховом.
В последние годы жизни Вирхов много времени уделял социальным реформам и общественному здравоохранению, в частности созданию систем канализации и обеспечению городских санитарных норм. Он оставил после себя яркий (и объемный) след в виде публикаций, писем, лекций и научных статей в качестве врача, исследователя, антрополога, активиста и политика. Но наиболее актуальными остаются его ранние работы – размышления чрезвычайно любознательного молодого человека, искавшего клеточную теорию заболеваний. В лекции, прочитанной в 1845 году, Вирхов пророчески определил жизнь, физиологию и эмбриональное развитие как следствие функционирования клеток: “Жизнь в целом является активностью клеток. Начиная с использования микроскопа для изучения органического мира, перспективные исследования… показали, что все растения и животные в своем начале… являются клеткой, внутри которой развиваются другие клетки, дающие начало новым клеткам, которые вместе трансформируются в новые формы и в конечном итоге… составляют удивительный организм”