От своего коллеги по Кембриджу доктора Берри Бэвистера Эдвардс узнал, что вероятность оплодотворения сильно возрастает при повышении щелочности среды; это было частью решения проблемы по “усилению” сперматозоидов, поставившей в тупик Мин Чуэ Чана. Эдвардс применил и другие ухищрения для активации сперматозоидов. И еще он научился доводить яйцеклетки до созревания в культуре, дожидаясь правильного момента для введения сперматозоидов. Нужно было определить, сколько сперматозоидов брать для оплодотворения одной яйцеклетки и каков точный состав раствора для выращивания эмбрионов. Шаг за шагом Эдвардс и Стептоу решали задачу оплодотворения in vitro. Однажды днем в конце зимы 1968 года медсестра и исследовательница Джин Парди, работавшая с Эдвардсом, поставила ключевой эксперимент21. “Эти яйцеклетки, – писала она, – вскоре были выращены в питательной среде… к которой было добавлено некоторое количество жидкости Берри [Бэвистера]. Через тридцать шесть часов мы решили, что они готовы к оплодотворению”.
В тот вечер Бэвистер и Эдвардс приехали в госпиталь и рассмотрели культуру клеток под микроскопом. Под объективом разворачивалось невероятное событие: первые стадии зарождения человеческой жизни. Парди писала: “Сперматозоид как раз входил в первую яйцеклетку… Через час мы посмотрели на вторую яйцеклетку. Да, это были первые стадии оплодотворения. Без всяких сомнений, сперматозоид проник в яйцеклетку – у нас получилось… Мы проверяли другие яйцеклетки и обнаруживали все больше и больше доказательств. Некоторые яйцеклетки были на ранних стадиях оплодотворения, и хвосты сперматозоидов следовали за головками в глубины яйцеклетки, другие продвинулись еще дальше, и два ядра – одно от сперматозоида и другое от яйцеклетки – передавали свое генетическое содержимое эмбриону”22. Они совершили оплодотворение in vitro.
Статья Эдвардса, Стептоу и Бэвистера “Начальные стадии оплодотворения in vitro человеческих ооцитов после созревания in vitro” была опубликована в журнале Nature в 1969 году23. К сожалению, имя Джин Парди, выполнявшей эксперимент, упомянуто не было – что соответствовало традиционному отношению к женщинам в науке. Позднее Эдвардс и Стептоу несколько раз пытались отметить ее вклад, поскольку ЭКО зародилось именно в ее руках. Именно она создала первый человеческий эмбрион с помощью ЭКО в лаборатории, и позднее именно она приняла первого ребенка, родившегося благодаря ЭКО. В 1985 году Парди скончалась от меланомы в возрасте тридцати девяти лет, так и не получив должного научного признания.
Исследование незамедлительно произвело фурор в общественных, научных и медицинских кругах. Нападки начались сразу и со всех сторон. Некоторые гинекологи не считали бесплодие болезнью. Они утверждали, что воспроизводство не является обязательным условием благополучия, так почему его отсутствие следует рассматривать в качестве “болезни”? Один историк писал: “Возможно, сегодня трудно понять полное отсутствие интереса к бесплодию со стороны большинства британских гинекологов того времени, среди которых Стептоу был заметным исключением…. Главными проблемами считались перенаселенность и планирование семьи, так что бесплодие в лучшем случае игнорировалось как незначительная проблема, а в худшем – рассматривалось как положительный вклад в популяционный контроль”24. Значительная часть исследований в области гинекологии в Великобритании и Соединенных Штатах концентрировалась вокруг вопросов контрацепции, т. е. вопросов сокращения рождаемости. В Америке, как отмечалось в одной научной статье, “объем исследований в области контрацепции между 1965 и 1969 годами вырос в шесть раз, а частные благотворительные инвестиции – в тридцать раз”25.
Религиозные группы, в свою очередь, указывали на особый статус человеческого эмбриона: производить его в лаборатории в чашке Петри с намерением перенести в человеческое тело означало нарушить самые непреложные законы “естественной” человеческой репродукции. А специалисты в области этики чрезвычайно беспокоились по поводу повторения истории с нацистскими экспериментами 1940-х годов, когда людей подвергали чудовищному риску без значительной пользы. А что, если дети, полученные таким способом, или матери, которые будут вынашивать таких детей, тоже подвергнутся неизвестному риску?
Прошло почти десять лет после публикации статьи “Начальные стадии оплодотворения”, прежде чем медицинское сообщество осознало, что бесплодие на самом деле является болезнью. В середине 1970-х годов врачи в сотрудничестве с акушерами и лабораторным персоналом начали предпринимать первые попытки зачатия детей с помощью ЭКО.
Десятого ноября 1977 года в матку Лесли Браун был перенесен крохотный кластер живых эмбриональных клеток, примерно в двадцать пять раз меньше рисового зернышка26. Тридцатилетняя британка и ее муж Джон девять лет пытались зачать ребенка естественным путем, но все их попытки оставались безуспешными. У Лесли были заблокированы фаллопиевы трубы, и ее функционально нормальные яйцеклетки по анатомическим причинам не могли продвинуться из яичников к месту оплодотворения или в матку. В процессе операции, проведенной в городском госпитале Олдема, ее яйцеклетки были взяты непосредственно из ее яичников, выдержаны до созревания по протоколу Эдвардса и Парди, а затем оплодотворены спермой Джона. Парди первой увидела, как эмбриональные клетки начали делиться, совершая едва заметные движения: первые шевеления будущего плода в стеклянном сосуде.
Примерно через девять месяцев, 25 июля 1978 года, в операционном блоке госпиталя столпились исследователи, врачи и представители властей. Была почти полночь, когда акушер Джон Уэбстер с помощью кесарева сечения извлек на свет дитя. Операция была произведена в строжайшей тайне. Стептоу сначала объявил, что роды будут происходить на следующее утро, но операцию перенесли на более ранний час, отчасти чтобы обмануть толпившихся у госпиталя журналистов. Раньше тем же вечером в соответствии с заранее выработанным планом он уехал из госпиталя на своем белом мерседесе, чтобы убедить журналистов, что команда расходится на ночь. А потом тихонько вернулся под покровом ночи.
Роды прошли на удивление стандартно. “[Ребенка] не пришлось откачивать, и осматривавший девочку педиатр не нашел ни одного дефекта, – вспоминал Уэбстер. – Все мы немного беспокоились, как бы она не родилась с расщелиной неба или каким-то другим небольшим дефектом, который нельзя было обнаружить заранее… что уничтожило бы результаты всего исследования, поскольку люди заявили бы, что это связано с техникой [ЭКО]”27. Проверили каждый ноготок, каждую ресничку, каждый пальчик, каждый суставчик, каждый сантиметр кожи. Ребенок был ангельски безупречен.
Не было никакого “безумного праздника”, рассказывал Уэбстер. После родов врач спокойно отправился спать. “Я чувствовал себя слегка измотанным, – вспоминал он. – Просто пошел туда, где остановился, и поужинал. Я даже не уверен, что в буфете было спиртное”28.
Девочку назвали Луизой Джой Браун.
На следующее утро новость о рождении Луизы произвела настоящий фурор в прессе. Всю неделю журналисты, вооруженные камерами со вспышкой и блокнотами, осаждали госпиталь, пытаясь сделать фотографию матери и дочери. Луизу Браун прозвали “ребенком из пробирки” – не очень подходящий термин, поскольку пробирки для оплодотворения, скорее всего, не использовались (большой стеклянный сосуд, в котором она была зачата на самом деле, выставлен в Музее науки в Лондоне)29. Рождение девочки вызвало бурю одновременно негодования и восторга, а также облегчение и чувство гордости. В возмущенном письме в журнал Time женщина из Мичигана гневно писала: “Брауны… деградировали и институционализировали рождение ребенка, и за это, а не за то, что они прибегли к медицинской помощи для его рождения, их следует считать символом вырождения западной морали”30. Домой к Браунам в Бристоле пришла анонимная посылка с разбитой пробиркой, забрызганной искусственной кровью.
Но другие называли Луизу чудом. На обложке журнала Time от 31 июля был помещен фрагмент знаменитой фрески Микеланджело “Сотворение Адама”, украшающей потолок Сикстинской капеллы31. Только между двумя протянутыми навстречу друг другу пальцами была пробирка, а в ней был изображен эмбрион: Луиза Браун в утробе матери. Мужчинам и женщинам, не имевшим возможности завести ребенка, это достижение давало невероятную надежду: бесплодие стало поправимым, по крайней мере, для тех людей, у кого сохранились жизнеспособные сперматозоиды и яйцеклетки.
Сейчас Луизе Джой Браун сорок три года. У нее мягкие и округлые черты лица, как у матери, открытая улыбка, как у отца, и темно-русые волосы – раньше каскад кудрей, теперь прямые и осветленные. Она работает в логистической компании и живет недалеко от Бристоля. Когда ей было четыре года, ей рассказали, что она “родилась чуточку иначе, чем все остальные”32. Возможно, это одно из самых сильных преуменьшений в истории науки.
В гою году Роберт Эдвардс за свою работу был удостоен Нобелевской премии. К сожалению, он скончался до декабрьской церемонии. Стептоу, который был старше Эдвардса на двенадцать лет, ушел из жизни в 1988 году. А Лэндрум Шеттлс умер в Лас-Вегасе в 2003-м; до конца жизни он настаивал, что был бы первым человеком, разработавшим метод ЭКО, если бы его труды не были уничтожены из-за косности руководства.
Данная книга повествует о клетке и о трансформации медицины. Хотя оплодотворение in vitro можно отнести к числу наиболее часто применяемых методов клеточной терапии, в его истории есть одна важная особенность: эта техника стала возможной благодаря целому ряду достижений в репродуктивной биологии и акушерстве, а не в клеточной биологии.
Рождение Луизы Браун ознаменовало возрождение репродуктивной медицины, однако процедурные аспекты ЭКО не претерпели значительных изменений под влиянием стремительно развивающейся клеточной биологии. Даже Эдвардс, который пришел к теме репродукции через интерес к аномалиям в расхождении хромосом при созревании яйцеклетки (в 1962 году он выпустил статью “Мейоз в ооцитах в яичниках взрослых млекопитающих”