ри. И я ждала, надеялась, что она рано или поздно узнает, и уповала на то, что любовь моего супруга ко мне сильна и он никогда не поступит со мной так, как поступил мой отец с моей матерью. Я подарила Раймондену восемь детей, построила несколько замков, в том числе Лузиньян и Сассенаж, и жадно ловила новости в надежде, что услышу что-нибудь о матери. Увы! Что случилось потом, ты знаешь. Раймонден потерял голову от отчаяния, услышав, что один из наших сыновей поджег аббатство Майезе, в котором жил его родной брат. Он смотрел на меня, обезумев от горя и непонимания, он обвинил меня в том, что я испортила его род. Я поняла, что он видит во мне чудовище, — так же, как отец видел его в матери, а ведь она так сильно его любила! И я стала жить в водах Фюрона. Прошли века. Узнав о смерти Мелиоры, я осознала, что у каждой из нас есть ахиллесова пята, но так и не смогла узнать, что представляет собой моя собственная. Ее потомки вырождались, так же как и мои. И я решила, что предсказательница ошиблась. Я уже почти отчаялась, когда вдруг нашла тебя в Фюроне.
— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросила Альгонда, взволнованная этой красноречивой исповедью.
— Потому что ты нужна мне, Альгонда. Твоя жертва — это мое освобождение.
Альгонда села и притянула колени к груди. Рядом, в котловине, клокотали и пузырились воды теплого источника.
Ей снова стало плохо, но на этот раз дело было не в боли и холоде. Грустная история феи тронула бы ее куда больше если бы уготованная ей самой участь не казалась страшной несправедливостью.
— Вы потребовали, чтобы я отвадила Матье ради служения вам. Неужели этого моего горя недостаточно? Вы ведь знаете, чего мне это стоит. Я не хочу спать с бароном. Не хочу рожать от него ребенка. Что я потом буду с ним делать?
— Я тебе уже говорила. Из плода ты приготовишь противоядие яду змеи. Мне очень нужен этот ребенок. Ты должна жить, Альгонда. Жить, чтобы принести его мне. Жить, чтобы нас освободить. Без силы трех это невозможно, ты же знаешь.
Альгонде стало не по себе. Тень легла на уж слишком ласковую улыбку феи. Откуда-то пришла уверенность, что ее хотят обвести вокруг пальца.
— Какая мне от всего этого польза? Что, если я предпочту умереть, чем принять эту судьбу? Я, конечно, праправнучка Мелиоры, но разве это само по себе налагает на меня какие-либо обязательства? И почему я должна отвечать за то, что ваша сестра струсила и покинула вас? Почему я должна занять ее место? Вы лжете, Мелюзина. Ваша ахиллесова пята — это гордость. Вы, как и Мелиора, могли бы лишиться бессмертия, предложив Раймондена вашей змее, я в этом уверена. Правда в том, что вы всегда больше всех любили себя, и теперь мечтаете стать той, кем были раньше. Вот так! Я же не хочу жить без любимого мужчины. Не хочу искупать преступление, которого не совершала, только потому, что для вас я всего лишь грязнокровка и средство для воплощения ваших стремлений!
Последовала продолжительная пауза. Отзвуки голоса Альгонды долго еще были слышны в пещере. Было очевидно, что Мелюзина не ожидала от нее такого сопротивления.
Голос ее стал жестче, хоть и не потерял своего очарования.
— Ты неправильно поняла меня, мои намерения, но я считаю, что ты вправе сомневаться. Ты поступишь по своему усмотрению. Я не могу тебе в этом помешать. И все же ты должна знать: если ты предпочтешь смерть, то ей будут предшествовать страшные страдания.
Альгонда пожала плечами. Во взгляде ее, когда она посмотрела на фею, уверенности только прибавилось.
— Худшие, чем объятия барона, — сказала фея.
Альгонда крепче обхватила колени и положила на них подбородок.
— Я не хочу носить его ребенка.
— А кто говорит об этом, Альгонда?
— Несмотря на свою невинность, я знаю, что такое «забеременеть»!
— Однажды ночью, в полнолуние, ты, с этих пор обладающая силой иной, нечеловеческой природы…
— Вот именно! — подхватила Альгонда. Ей было страшно подумать, какое существо она может произвести на свет.
— Хорошо, — решилась Мелюзина. — Я думала, что лучше сначала тебе не говорить, но ты вынуждаешь меня. Хотя, если ты будешь знать все наперед, легче примешь решение. Если ты согласишься разделить с бароном ложе, его семя проживет в тебе всего шесть месяцев.
— Всего лишь шесть месяцев? Наверное, для вас, фей, и для нас, смертных, время течет по-разному. Женщина носит ребенка девять месяцев.
— Когда придет время, из твоего тела появится нечто, похожее на яйцо, — продолжала, не обратив внимания на ее замечание, Мелюзина. — Три лунных месяца оно будет сохнуть, а потом ты сотрешь его в порошок. Этот порошок ты съешь, чтобы яд перестал отравлять твое тело, но со-хранишь щепотку, чтобы положить ее в ротик новорожденному, прежде чем его поднесут к материнской груди. Это нужно, чтобы защитить его. Принеси мне этого младенца, Альгонда. Он — самое главное в пророчестве. В нем соберется сила трех. Принеси его мне, и на этом твоя миссия закончится, обещаю. Ты будешь вольна любить своего Матье, выйти за него замуж и родить ему столько детей, сколько тебе заблагорассудится.
— Детей-змей? — цинично бросила Альгонда.
Мелюзина старалась обуздать раздражение. Решительно, у этой девицы обо всем свое мнение! И вполне обоснованное. Заставить ее плясать под свою дудку будет гораздо труднее, чем она полагала. А значит, игра должна быть тонкой…
— Ты не грязнокровка, Альгонда. Не говори о себе так. Ты смертная, да, но в твоих жилах течет кровь феи, и в большем количестве, чем в твоих предках. Доказательство тому — наше внешнее сходство. Пользоваться или нет волшебной силой, унаследованной от Мелиоры, а теперь и моей, которая перешла к тебе с укусом змеи, решать тебе. Ни на одном из наших с Раймонденом детей не было чешуи. И у твоих ее тоже не будет.
Однако Альгонда не собиралась сдаваться.
— Моя мать знает об укусе змеи, о бароне и обо всем остальном?
— Нет. Я никогда и никому об этом не рассказывала.
— Вы сказали, что мне нужно отдалиться от Матье, чтобы оградить его от несчастья…
— Я и сейчас скажу тебе то же самое. Вы не должны быть вместе, по крайней мере, до тех пор, пока не исполнится пророчество.
— Но почему?
Мелюзина спрятала торжествующую улыбку. Она выбрала правильную тактику: страх потерять своего ненаглядного заставит упрямую девчонку делать то, что от нее требуется.
— Гарпий выпустили на свободу.
Гнев Альгонды уступил место удивлению.
— Матушка упоминала о них, но я не знаю, что они такое.
— Гарпии — три бессмертные полуженщины-полуптицы безобразные внешне, порочные и злокозненные. Из Греции их прогнали, после чего их пленили и держали взаперти на Авалоне. Когда пророчица предрекла верховной жрице Моргане, что дитя нашей крови воссядет на Трон Древних и снимет с нас проклятие, она не смогла с этим смириться. До конца своих дней она пыталась родить наследника, чтобы передать ему свой трон, но безуспешно — все дети рождались мертвыми. Хуже того, никто, кроме британского короля Артура, которому она приходилась сводной сестрой, не соглашался вступить с ней в союз, предпочитая влияние христианских священников влиянию друидов. Состарившись, верховная жрица решила отомстить всем — людям, которые ее унизили, Мерлину, пренебрегшему ее чувствами, моей матери, нам с сестрами. Она заключила с гарпиями магическую сделку: предложила им королевство Высоких Земель, малой частью которого является Авалон, в обмен на смерть ребенка, о котором говорится в пророчестве. Чтобы облегчить им задачу, она превратила их в людей, посоветовала поступить на службу к моим, Мелиоры и Плантины потомкам и выпустила их, а сама бросилась в море. Мелиора умерла, и никто не знает, были ли у нее дети. Гарпия, которой было поручено их найти, вернулась на Авалон за указаниями, где и была поймана Мерлином. Об этом мне рассказала дочь одной из последних жриц — я встретилась с ней в Анжу. Я не знаю, где сейчас гарпия, которая ищет потомков Плантины, но где третья, мне прекрасно известно, да и тебе, думаю, тоже.
— Марта… — прошептала Альгонда, снова холодея.
— Она, скорее всего, знает, что одна из сестер снова оказалась в заточении, но и только. Нас только двое, Альгонда. Мерлин не может покинуть Авалон, чтобы нам помочь. Пока гарпия не знает, кто твоя прародительница. Она дожидается рождения малыша, чтобы его убить, уверенная в том, что мы с Мелиорой и Плантиной все так же находимся под властью проклятия и не сможем ей помешать.
— Она не могла не заметить, что мы с вами очень похожи.
— Она никогда меня не видела. Только портрет мог нас выдать, но ты, сдается мне, его из комнаты унесла. Однако не теряй бдительности — теперь, когда моя комната открыта, гарпия будет на чеку. И станет искать причину происходящего.
— И никто не может ей помешать?
— Ты. Ты, Альгонда, можешь. Если поспособствуешь тому, чтобы пророчество сбылось. Когда я стану свободной, я буду править Высокими Землями до тех пор, пока дитя не достигнет возраста, когда можно будет передать ему власть. Свободная, я обрету былую силу и вырву вас с Матье из когтей гарпии. Видишь, Альгонда, как важна для меня твоя помощь!
Альгонда вскочила. Гнев снова обжег ей душу.
— О да! Я вижу, причем настолько ясно, что от этой ясности меня тошнит! Я не желаю, чтобы кто-то играл моими чувствами, моими убеждениями и моей жизнью! Если даже я не умру от яда змеи, меня всю жизнь будет преследовать Марта! И все это ради чего? Чтобы вы получили в свое владение какое-то мифическое королевство, до которого никому из людей нет дела!
— Ради всеобщего блага, Альгонда.
— Ради вашей славы, на самом деле. Вот что я вам скажу, Мелюзина: не рассчитывайте на меня! Я не собираюсь укреплять в Марте желание меня уничтожить. Наоборот! Пусть она забирает этого младенца и делает с ним что хочет, мне все равно! Я забуду об этом кошмаре, если со мной рядом будет Матье, я так решила и никому ничего не стану рассказывать. Если ради этого я должна отдать барону свою девственность, да будет так, на это я пойду, но это единственное, че