?
Крылатые дома молчали, ибо правота Цеолантис не подлежала сомнениям. Владычащие семейства также поддержали королеву, а волшебники и вовсе не имели права голоса.
— Посему решение принято и оглашено, его вы разнесёте во все леса. Отныне пусть знает каждый, что Эгорхан Ойнлих стал Разящим Вихрем Лесов! Мудрость звёзд помогла нам, возблагодарим же их!
Пальцы Сладкоголосого Соловья коснулись струн и прекрасный голос Цеолантис завёл песнь, к которой стали присоединяться остальные эльфы. Они обращались к звёздам, олицетворявшим свет разума. Пели все кроме сару, которые не умели, и кроме Разящего Вихря Лесов.
Эгорхан Ойнлих застыл возле трона ровно неживой, хотя внутри него всё агонизировало от духовного яда. Он всё ещё не мог поверить в то, что произошло, — его нарекли главнокомандующим. Она посмела… она… и подала это как нечто само собой разумеющееся! А остальные…
Страшное видение посетило древнего эльфа, он увидел вокруг себя сородичей, певших гимн звёздам, но не таких, какими они видели друг друга, а таких, какими они действительно являлись. Он видел существ, зажившихся на этом свете, таких старых и слабых, что жизнь их была иллюзией. Он видел, как сваливалась их уставшая, мёртвая плоть, как обнажались истончившиеся покорёженные костяки. Уродливое зрелище не вызывало, однако, ничего кроме злости и презрения, — старым, бессмысленным, ненужным, отупевшим помехам! Неужели они ничего не поняли?!
От бури чувств Эгорхана едва не разорвало, он мог немедля возвысить голос, нарушить гармонию звуков и обрушиться на Цеолантис с обвинениями, но вдруг вся эта разрушительная сила покинула его. Остался только холодный покой скорбящего. Древний эльф поднёс к глазам ладонь, на которой лежало кольцо зелёного оникса. В прежде чистейших недрах украшения появился чёрный инклюз. Оно спасло его и его дом только что.
— Вот, значит, как всё будет? Тьма поглощает?
Гимн плавно завершался, голоса утихали, а Разящий Вихрь Лесов надел подарок убитого вора на указательный палец и первым покинул зал совета. Свита догнала уже на воздушной площадке, где стоял летучий экипаж и под которой дожидались нетопыри.
Эльфы дома Сорокопута не задавали повелителю вопросов, они спускались вниз и забились в сёдла, но Тенсей, прежде чем войти внутрь экипажа, решил обратиться к Эгорхану.
— Мнится, это был успех, — сказал он без робости, но осторожно, пытаясь читать лицо эльфа. — Но по вас так не скажешь.
— Зависит от того, что считать успехом, — отозвался Эгорхан, глядя с края площадки на бесконечные леса Лонтиля.
— Ваша благородная сестра приняла мудрое решение. Когда враг придёт вы сможете дать ему отпор. Это ли не успех?
Эльф с хрустом сжал и разжал кулак, он никогда в жизни не носил украшений и к ощущению кольца на пальце требовалось привыкнуть.
— Успех… на данном этапе. Не обращайте внимание, Тенсей, я решаю одну важную головоломку сейчас. Правда, самый вероятный ответ на неё меня пугает. Прошу, составьте компанию Серебряному Дремму, нам предстоит вернуться в Лес Шипов.
Эгорхан Ойнлих проводил не-эльфов взглядом и вновь обратился к изумрудным просторам. Он не намеревался открывать чужакам ужас, сковывавший думы.
Глава дома Сорокопута созвал большой совет не только во имя защиты Лонтиля, но и потому, что верил в душе, — новость об угрозе призовёт Рогатого Царя из отшельничества. Ибо Арнадон был совершенен во всём, включая искусство войны, а Эгорхан являлся лишь его верным учеником. Арнадон должен был в очередной раз, как было всегда прежде, возглавить народы Лонтиля в борьбе за их свободу. Однако…
— Разящий Вихрь Лесов, — процедил Эгорхан высочайший титул словно оскорбление.
То, что произошло могло означать одну из двух вещей: Рогатый Царь отрезан от мира, Цеолантис не открывает ему положения вещей, чтобы править самой, иначе он оставил бы свои года праздности и присоединился к народу как должно поступать предводителю; Рогатый Царь утратил интерес к жизни и, как следствие, к своему народу тоже.
Первая вероятность выжигала нутро Эгорхана огнём гнева, вторая поражала ледяным ужасом, а третьего пути древний эльф не видел. За прошедшие годы он сотни раз обращался к сестре прошениями и даже требованиями, но Цеолантис говорила лишь, что занятие короля имеет наивысшую важность и не должно быть прервано ни под каким предлогом.
— Важность более высокую чем благополучие народа? — тихо спросил Сорокопут у мироздания. — Бред, сестрица, бред.
Наконец он вышел из оцепенения мыслей и отправился вниз, к нетопырю. Пока что следовало вернуться домой и начать подготовку к войне.
***
Королева прошла по луговым цветам, росшим в коридорах дворца, преследуемая рысями. Она благосклонно принимала знаки почтения подданных, хотя мечтала поскорее скрыться с их глаз. Так сиятельная Цеолантис достигла королевских покоев, врата которых сторожили лаушани.
В прошлом эти могучие существа были друидами, чья связь с природой провела их через перерождение в существ леса. Огрубевшие бородатые лица ещё хранили узнаваемые, эльфийские черты. Власть лаушани над всем, живым уступала лишь власти айонн, ими нельзя было повелевать, но можно было давать им поручения. Так и поступил Арнадон, призвав двух древних леших на охрану своего покоя.
Они качнули рогатыми главами, открывая двери, чтобы сразу закрыть их за спиной женщины и вернуться к бдению. Королева прошла через несколько залов, где свет всегда был приглушённым, вечерним, и порхали светившиеся бабочки.
Цеолантис вошла в комнату, где на примятой траве валялись в беспорядке наряды, книги, украшения. Она ступала по бесценным сокровищам как по мусору, водя потерянным взглядом. Кошки нашли себе место, улеглись, но женщина-эльф ещё долго блуждала, живя в прошедшем времени, претерпевая ужас совета раз за разом.
Кроме двери, через которую она прошла, в помещении была и другая, закрытая на множество чародейских печатей-замков. А рядом стояло ростовое овальное зеркало. Королева встала перед ним и коснулась стеклянной глади, стала выводить знаки. В зеркале появились помехи, послышался белый шум.
— Что такое? — донеслось с другой стороны. — Ах, ваше величество. Сейчас я немного занят…
— Я хотела рассказать вам о последних новостях прежде чем это сделают ваши наушники.
— Право слово, Цеолантис, сейчас немного не время…
— Вы знали о том, что надвигается из Дикой земли? — спросила она прямо. — О красном тумане?
Ответ последовал не сразу.
— Мне известно об этом проявлении магии Крови. Оно стало возникать на границах Ривенского королевства и связано с нашествием чудовищ из Дикой земли.
— Значит, и вы не всеведущий. Так вот…
Она рассказал собеседнику о ходе большого совета, о том, что было сказано и о том, что было решено.
— Вот как… что ж, в нынешних условиях вы выбрали самый правильный ход. Я понимаю, чего это вам стоило.
— Мой брат… я боюсь его, — неживым голосом признала Цеолантис и перевела взгляд на запертую дверь. — Он любит Арнадона как бога, от которого жаждет откровений. Если он узнает правду… гнев Эгорхана убьёт нас всех.
— Вы хорошо справляетесь с ролью стража, Цеолантис.
Женщина-эльф не слышала его:
— Казалось, что брат умирал внутри и грозил смертью мне. Казалось, он обнажит меч…
— Я желал бы помочь вам в этой миссии, но сам должен выполнять свою часть дела, как Арнадон выполняет свою. Простите. Скажите лучше, что там с Сердцем?
«Уже? — подумала королева. — Попытка произошла вчера, но он уже всё знает. Разумеется».
— Агент так называемого дома Ворона попытался украсть его и почти преуспел. Я отправила бы в погоню лаушани и свою доверенную айонну, вор не скрылся бы от них, однако не понадобилось. На пути злодея оказался Эгорхан.
— Хм-м-м. Слуга Тьмы пытался украсть Сердце, — проговорил собеседник. — Это плохо. Плохо, потому что непонятно, как Тьма прознала и что собиралась сделать с таким уникальным артефактом. Он ведь абсолютно бесполезен для мёртвых богов.
— Сердце — драгоценнейшее из сокровищ, — напомнила Цеолантис.
— Сердце, — сквозь белый шум донеслись снисходительные нотки собеседника, — лишь символ, ваше величество. Оно и его мощь не принадлежат никому, а оттого и пользоваться им практически невозможно. Вам ли этого не знать?
Вопрос не нуждался в ответе.
— Я подозреваю, что у похищения мог быть скрытый мотив, Цеолантис. Но Сердце лучше перепрятать. Заодно и проследим за вероятными поползновениями. Прошу вас сделать вот что…
Пролог, часть 3. Повелитель разбитых зеркал
Среди неисчислимых долин Драконьего Хребта была одна совершенно особенная, звавшаяся Керн-Роварром, — Могилой Великана. Она являлась именно тем, чем её называли, — огромным углублением в теле гор, где лежало мёртвое тело невероятной величины. Каменная плоть без чётких очертаний: руки и ноги, грудь и голова. Мёртвый великан из числа тех, кого гномы называли Зодчими, уже много тысячелетий покоился на ложе, окружённом пиками.
Когда-то долина принадлежала Горному Государю, однако триста лет назад из ниоткуда появился волшебник, назвавший себя Гедом Геднгейдом. Он изгнал Государевых слуг и объявил Керн-Роварр своей собственностью. В ответ на подобную наглость тогдашний владыка Кхазунгора послал в долину пятитысячное воинство. Затем десятитысячное. Затем привёл в движение триста тысяч щитов, тысячи орудий, рунных мастеров и громадных осадных гулгомов. Та армия могла покорить любой край мироздания, но большая её часть растаяла в бесплодных попытках отвоевать Керн-Роварр.
Восемь мучительных лет отняли у Кхазунгора несметное число жизней и ресурсов. Лишь тогда к долине прибыл сам Горный Государь и они с Гедом Геднгейдом подписали Договор Вечного Согласия и Взаимного Почтения.
С того дня великий маг, как говорили, ни разу и не покинул Могилу Великана. Он возвёл меж ступней ворота, выстроил на окружавших пиках парящие башни, которые отпугивали драконов, а ещё поднял к небесам крепость, прямо на голове исполинского мертвеца, — Зеркальный Оплот.