– А это место, – Ваэлин указал на прогалину, – оно находится в прошлом, да?
– Отчасти. Это мое воспоминание об этом месте, заточенное в камне. Я поместила его туда, потому что знала, что однажды ты явишься и коснешься камня, и тогда мы встретимся.
– А давно это было?
– За много-много лет до твоего времени. Эта земля принадлежит сеорда-силь и лонакам. Но скоро твой народ, марелим-силь, дети моря, явятся к нашим берегам и отберут у нас все это, и мы уйдем обратно в леса. Я это видела. Песнь крови – твой дар, мой же – зрение, что способно пронзать время. И глаза мои способны видеть лишь тогда, когда я использую свой дар, такова цена, которую я плачу.
– И сейчас ты используешь свой дар? Я для тебя… – он запнулся, подбирая подходящее слово, – видение?
– Отчасти. Нам необходимо было встретиться. И вот мы встретились.
Она повернулась и пошла обратно к деревьям.
– Постой!
Он потянулся к ней, но рука схватила пустоту, прошла сквозь ее платье, как сквозь туман. Он ошеломленно уставился на нее.
– Это мое воспоминание, не твое, – не останавливаясь, сказала ему Нерсус-Силь-Нин. – У тебя здесь власти нет.
– Но почему нам необходимо было встретиться? – Песнь крови звучала все пронзительнее, побуждая его задавать вопросы. – С какой целью ты призвала меня сюда?
Она дошла до края прогалины и обернулась. Лицо ее было мрачно, но не враждебно.
– Тебе нужно было узнать свое имя.
– Ваэлин!!!
Он моргнул, и все пропало: солнце, густая трава под сапогами, Нерсус-Силь-Нин и ее сводящие с ума загадки – все. Воздух сделался невероятно холодным после теплого летнего дня бессчетные годы назад, и он невольно прикрыл глаза ладонью, защищаясь от ослепительной белизны снега.
– Ваэлин! – над ним стоял Норта, его лицо было потрясенным и встревоженным. – Ты ранен?
Он по-прежнему сидел, привалившись к постаменту, только тот теперь опять зарос сорняками.
– Мне… надо было отдохнуть.
Он взял протянутую Нортой руку и поднялся на ноги. Неподалеку Баркус обчищал труп старого лучника, которого убил Ваэлин.
– Вы меня по следам нашли? – спросил Ваэлин у Норты.
– Без Каэниса это было непросто. Не так уж много следов ты оставил.
– Каэнис ранен?
– Его полоснули по руке, когда он разбирался с часовыми. Ничего серьезного, но из строя он на некоторое время вышел.
– А битва?
– Окончена. Мы насчитали шестьдесят пять трупов кумбраэльцев, брат Сонрил остался без глаза, и пятеро солдат Аль-Гестиана присоединились к Ушедшим.
В глазах Норты стояло то же затравленное выражение, которое затмило их, когда он впервые убил человека во время поисков Френтиса. В отличие от Каэниса и прочих, Норта, похоже, никак не мог привыкнуть убивать. Он невесело рассмеялся.
– Победа, брат!
Ваэлин вспомнил свист стрелы, пролетевшей мимо уха и вонзившейся в Линдена. «Победа… А такое чувство, будто это худшее из поражений».
– Долго ли он протянул?
Норта нахмурился.
– Кто?
– Лорд Аль-Гестиан. Он сильно страдал?
– Он и до сих пор страдает, бедолага. Стрела его не убила. Брат Макрил не может сказать, выживет он или нет. Он тебя звал.
Ваэлин внутренне содрогнулся от чувства вины и отчаяния. Пытаясь чем-нибудь отвлечься, он подошел к Баркусу, который деловито снимал с трупа все, что на нем было хоть сколько-нибудь ценного.
– Нет ли каких-то признаков, по которым можно определить, кто он?
– Довольно мало.
Баркус проворно сунул в карман несколько серебряных монет и достал пачку бумаг из небольшой кожаной сумки, висящей у мужчины через плечо.
– Вот, несколько писем. Может, тебе это что-то и скажет.
Норта взял бумаги, прочел первые несколько строк и вскинул брови.
– Что там? – спросил Ваэлин.
Норта аккуратно свернул письма.
– Это надо показать аспекту. Но, думаю, наша маленькая война разрастется за пределы этого леса.
Лорд Линден Аль-Гестиан лежал на ложе из волчьей шкуры и хрипло втягивал в себя воздух. Кожа у него посерела и взмокла от пота. Брат Макрил вынул у него стрелу из плеча и приложил к ране травяную припарку, чтобы вытянуть яд, но все это лишь ради успокоения души молодого аристократа – спасти его это не могло. Его напоили красноцветом, невзирая на его возражения, и это притупило боль, однако он по-прежнему страдал, и яд по-прежнему делал свое дело в его крови. Для него разбили палатку, и стоявшая внутри вонь живо напомнила Ваэлину его собственное мучительное восстановление после корня джоффрила.
– Милорд! – окликнул Ваэлин, присев рядом с ним.
– Брат… – Тень улыбки появилась на бледных губах молодого аристократа. – Мне сказали, что вы отправились в погоню за Черной Стрелой. Вы его догнали?
– Он… отправился к своему богу, – ответил Ваэлин, хотя, на самом деле, до сих пор не знал, кто был тот человек.
– Так мы, значит, можем отправляться домой, а? Думаю, король будет удовлетворен, как вам кажется?
Ваэлин посмотрел в глаза Аль-Гестиану, увидел в них боль и страх… и понимание, что ему-то уж домой не вернуться, что он скоро покинет этот мир…
– Да, он будет удовлетворен.
Аль-Гестиан обмяк, откинулся на меха.
– А мальчишку того убили, знаете… Я им говорил, чтобы не трогали, но они изрубили его в куски. Он даже не вскрикнул.
– Люди были злы. Они вас очень уважают. Как и я.
– Подумать только, а ведь отец предостерегал меня против вас.
– Простите, милорд?
– Мы с отцом очень разные люди и часто спорим. По правде говоря, надо признаться, я его не очень-то люблю, хоть он мне и отец. Иногда мне кажется, что он меня ненавидит за то, что я не столь честолюбив, как он сам. А честолюбивым людям всюду мерещатся враги, особенно при дворе, там же сплошные интриги. И перед отъездом он меня предупреждал, что, мол, ходят слухи, будто чья-то рука втайне действует против меня, хотя он и отказывался говорить, чья именно. Но он сказал, чтобы я следил за вами в оба.
«Слухи… чья-то рука действует против меня… Принцесса небось потрудилась».
– Но я просто не представляю, зачем бы вам причинять мне вред, – продолжал Аль-Гестиан, тяжко, судорожно дыша. – Передайте это ему от меня, ладно? Скажите ему, что мы были друзьями.
– Вы ему сами это скажете.
Аль-Гестиан слабо усмехнулся.
– Не старайтесь меня утешить, брат. У меня в шатре, там, в лагере, лежит письмо. Я его написал перед выступлением. Буду вам благодарен, если вы позаботитесь о том, чтобы оно попало по назначению. Это для… для одной моей знакомой.
– Знакомой, милорд?
– Ну да. Для принцессы Лирны.
Он тяжко, печально вздохнул.
– Этот поход должен был стать средством, которое наконец позволило бы мне добиться расположения короля. Тогда бы он благословил наш союз…
Ваэлин скрипнул зубами, чтобы не выругать себя вслух за тупость. Он ведь с первой же встречи с Аль-Гестианом понял, что королевское описание молодого аристократа было, мягко говоря, неточным, но так и не заподозрил истинной причины, по которой его отправили сюда. Он должен был избавить принцессу от неподходящего жениха!
– Принцесса, должно быть, сожалела о том, что вы уезжаете навстречу опасности, – заметил он.
– О, она очень мужественная дама! Она сказала, что ради любви следует рискнуть всем либо погибнуть.
«Мне нужно много сделать, и никаких препятствий я не потерплю…» Ваэлина накрыло волной отвращения к себе. «Принцесса, мы с вами сумели-таки погубить хорошего человека…»
– У меня есть младший брат, Алюций, – говорил Аль-Гестиан. – Мне хотелось бы передать ему свой меч. Скажите ему… скажите ему, пусть он лучше не вынимает его из ножен. Пожалуй, мне не очень нравится война…
Он умолк, лицо напряглось, по нему пробежала судорога боли.
– Лирна… Не рассказывайте ей, как все бы…
Он осекся, скорчился от боли, изо рта на подбородок потекла кровь. Ваэлин протянул было к нему руку, но мог лишь бессильно наблюдать, как Аль-Гестиан мечется на меховой подстилке. Не в силах вынести это, Ваэлин выскочил из палатки и увидел у костра брата Макрила с фляжкой в руке. Макрил наливался «братним другом».
– Неужели нет никакой надежды? – жалобно спросил Ваэлин. – Ничего нельзя сделать?
Макрил еле удостоил его взглядом.
– Мы влили в него столько красноцвета, сколько могли. Если его стронуть с места, он умрет. Целитель из Пятого ордена мог бы облегчить его уход, но воспрепятствовать этому даже они не смогли бы.
Из палатки донесся крик боли. Ваэлин скривился.
– Держи, – Макрил протянул ему фляжку. – Это поможет притупить твой слух.
– Но нельзя же, чтобы он так мучился!
Макрил поднял голову, посмотрел ему в глаза. Он все еще испытывал подозрения, инстинктивно чувствовал вину Ваэлина. Секунду спустя он отвел глаза и начал вставать.
– Пойду, разберусь.
– Нет, – Ваэлин повернулся в сторону палатки. – Нет… это мой долг.
– В яремную вену. Так быстрее всего. Он, скорее всего, даже не почувствует удара.
Ваэлин кивнул, возвращаясь к палатке на негнущихся ногах. «Королю все-таки удалось сделать меня убийцей…»
Ваэлин опустился на колени рядом с умирающим. Глаза у Аль-Гестиана остекленели и смотрели в никуда, ожили они лишь при виде блеснувшего кинжала. В них мелькнул было страх, потом Аль-Гестиан вздохнул, с грустью или с облегчением – этого Ваэлин так никогда и не узнал. Он встретился глазами с Ваэлином, улыбнулся и кивнул. Ваэлин обнял его голову руками, поднес острие к шее.
Аль-Гестиан заговорил, выдавливая слова сквозь болезненную гримасу, снова исказившую его лицо:
– Я рад… что это… вы, брат…
Глава третья
– И эти письма были найдены на теле Черной Стрелы?
Растопыренные пальцы аспекта покоились поверх разложенных перед ним писем, точно два бледных паука. Он смотрел на Ваэлина с Макрилом, его длинное лицо было очень сосредоточенным. Ваэлин предполагал, что они, наверное, выглядят ужасно: чумазые и оборванные после двадцатидневного возвращения из Мартише, – но аспект, казалось, не обращал внимания на их внешний в