– Простите меня.
– Вы-то тут ничем не виноваты! Мне было бы больно думать, что вы вините в этом себя.
Они снова встретились взглядом, и в груди снова шевельнулась боль.
– Мустор вам ничего не говорил? Ничего такого, что могло бы объяснить его действия?
– Он приходил ко мне в камеру почти каждый день. Поначалу он как будто тревожился о моем благополучии, заботился о том, чтобы мне давали достаточно еды и воды, даже книги и бумагу приносил, когда я просила. При этом он постоянно говорил, как будто что-то заставляло его это делать, но его слова обычно выглядели бессмысленными. Он бормотал о своем боге, цитировал целыми отрывками Десятикнижие, которое так чтут кумбраэльцы. Поначалу я думала, будто он пытается меня обратить, но потом осознала, что на самом деле он говорит не со мной. Мое мнение его не интересовало. Он просто нуждался в том, чтобы высказывать вслух то, чего не мог сказать своим приверженцам.
– Что именно?
– Свои сомнения. Хентес Мустор усомнился в своем боге. Не в его существовании, а в его решениях и намерениях. Я тогда не знала, что он убил своего отца, по всей видимости, по наущению своего бога. Возможно, чувство вины свело его с ума. Я ему так и сказала. Я сказала ему, что, если он думает, будто сумеет воспользоваться мной, чтобы убить вас, он воистину безумен. Я ему сказала, что вы его убьете на месте. Похоже, я ошибалась…
Она пристально поглядела на него.
– Ваэлин, он ведь действительно был безумен? Им двигало именно безумие? Или… или что-то еще? Я чувствую, вам известно больше, чем вы говорите.
Ему хотелось рассказать ей все, это побуждение жгло ему грудь, потребность с кем-нибудь поделиться. Тот волк в Урлише и Мартише, встреча с Нерсус-Силь-Нин, Ожидающий, и голос, один и тот же голос, слышанный им из уст двух убитых. Но что-то удержало его. На этот раз это была не песнь крови, а нечто куда более понятное. «Подобные знания опасны. А она и так пережила из-за меня достаточно опасностей».
– Я всего лишь брат с мечом, сестра, – сказал он ей. – И с каждым годом понимаю, как мало я знаю.
– Вы знали достаточно, чтобы спасти мне жизнь. Вы знали, что у Мустора не хватит духу вас убить. Я была совершенно уверена, что вы его зарубите, когда увидите, что у него я… Я была так горда вами, так гордилась, что вы этого не сделали. Безумец он или нет, убийца или нет, а я не чувствовала в нем зла. Только горе и чувство вины.
Снизу донесся шум. Ваэлин посмотрел вниз и увидел, что владыка фьефа лорд Мустор наскакивает на Каэниса, плеща вином из бутылки на булыжную мостовую двора. Владыка фьефа был растрепан, небрит и, судя по тому, как заплетался у него язык, куда пьянее обычного.
– П-пусть себе гниют! Слыхал, брат? У нас в Кумбраэле грешников не хоронят! Отрубите им головы и б-бросьте воронам…
Он наступил в лужу непросохшей крови, поскользнулся и тяжело рухнул на булыжники, облившись вином. Мустор замысловато выругался и отпихнул руки Каэниса, который пытался помочь ему встать.
– Я говорю, пусть грешники себе гниют! Это же моя крепость. Принца Мальш… Мальсия? Лорда Ваэлина? Нет, моя!
– Что это за человек? – спросила Шерин. – Он выглядит несколько… ненормально.
– Законный владыка фьефа Кумбраэль, да поможет им Вера.
Он виновато улыбнулся ей.
– Мне надо идти. Мой полк останется здесь в ожидании нового приказа короля. Я попрошу брата-командора Макрила выделить эскорт, который доставит вас обратно в орден.
– Я бы предпочла ненадолго остаться здесь. Думаю, сестра Гильма будет рада помощнице. К тому же мы с вами почти не успели поделиться новостями. Мне есть о чем порассказать!
Все та же открытая улыбка, все та же боль в груди. «Отошли ее, – приказал внутренний голос. – Если оставить ее тут, ничего, кроме боли, из этого не выйдет».
– Лорд Ваэлин! – Крик владыки фьефа лорда Мустора снова заставил его посмотреть во двор. – В-вы где? Оштановите этих людей!
– Мне тоже есть о чем порассказать, – сказал Ваэлин, прежде чем уйти прочь.
Поначалу лорд Мустор рассвирепел, когда Ваэлин отказался остановить погребение трупов, и принялся во всеуслышание орать, что крепость его и что он в своих землях полновластный владыка. Когда Ваэлин коротко ответил, что он служитель Веры, а потому не подчиняется слову владыки фьефа, Мустор умолк и сердито надулся. Воззвав к принцу Мальцию и получив в ответ лишь суровый неодобрительный взгляд, Мустор удалился в покои своего убитого брата, куда велел принести значительную часть винных запасов, что хранились в подвалах цитадели.
В Высокой Твердыне они провели еще восемь дней, с тревогой ожидая вестей об окончании войны. Ваэлин не давал своим людям сидеть без дела, занимая их тренировками и постоянными вылазками в горы. Солдаты почти не роптали, боевой дух был высок благодаря победе и трофеям, добытым в цитадели и снятым с трупов. Пожива была невелика, однако же утолила извечную солдатскую тягу к добыче.
– Дайте им одержать победу, набить карманы золотом и время от времени переспать с бабой, – сказал Ваэлину сержант Крельник как-то вечером, – и они будут следовать за вами вечно!
Как и обещала сестра Шерин, Алюций Аль-Гестиан быстро оправился. Он очнулся на третий день и благополучно прошел простую проверку, показывающую, что его мозг не получил необратимых повреждений, хотя он совершенно не помнил ни самой битвы, ни того, как его ранили.
– Так он, значит, убит? – спросил он у Ваэлина. Они стояли во дворе, глядя, как солдаты строятся для вечерних занятий строевой подготовкой. – Узурпатор?
– Да.
– Как вы думаете, это он вручил Черной Стреле те пропуска?
– Не знаю, как еще они могли попасть к нему в руки. Похоже, прежний владыка фьефа готов был на многое, чтобы уберечь своего сына.
Алюций плотно закутался в свой плащ. Ввалившиеся глаза делали его похожим на старика, глядящего из-под маски молодого человека.
– Столько крови пролито из-за пары писем… – он покачал головой. – Линден бы расплакался, если бы это увидел.
Он сунул руку под плащ и отцепил от пояса короткий меч Ваэлина.
– Возьмите, – сказал он, протягивая меч вперед рукоятью. – Больше он мне не понадобится.
– Оставьте его себе. Это мой подарок. Пусть будет вам напоминанием о том времени, что вы провели в солдатах.
– Не могу. Король вручил его вам…
– А я вручаю вам.
– Я не… Не следует отдавать его такому человеку, как я.
Видя, как мальчик сжимает рукоять меча, как дрожат у него пальцы, Ваэлин вспомнил красную жижу, которой был покрыт клинок, когда его вытащили из-под кучи трупов у ворот. «Лицо битвы всего уродливее, когда видишь его впервые».
– Есть ли тот, кто более достоин этого? – сказал Ваэлин, положив руку на рукоять и мягко отведя ее от себя. – Вернетесь домой – повесьте его на стену. И пусть висит. Обратно я его не приму.
Юноша, похоже, хотел было сказать что-то еще, но промолчал и повесил меч обратно на пояс.
– Как вам будет угодно, милорд.
– Вы напишете об этом? Стоит оно поэмы, как вы думаете?
– Оно наверное стоит сотни поэм, но вряд ли их напишу я. С тех пор, как я очнулся, слова уже не приходят ко мне сами, как когда-то. Я пробовал. Я сижу с пером и бумагой, но ничего не выходит.
– Человеку требуется время, чтобы оправиться после ранения. Отдыхайте и ешьте вволю. Я уверен, что ваш дар вернется.
– Надеюсь… – мальчик слабо улыбнулся. – Может быть, я напишу Лирне. Уверен, что для нее слова у меня найдутся.
Ваэлин, которому тоже было что сказать принцессе, кивнул и переключил внимание на солдат, спустив внезапно охвативший его гнев на человека, который в оборонительном строю слишком высоко поднял алебарду.
– Держи ниже, остолоп! Как ты выпустишь кишки коню, когда у тебя оружие в небо торчит? Сержант, лишний час строевой подготовки этому человеку!
Вечера он проводил в обществе Шерин. Они сидели в зале владыки и делились рассказами о том, что им довелось пережить в последние несколько лет. Ваэлин обнаружил, что Шерин попутешествовала куда больше него: она побывала в миссиях Пятого ордена во всех четырех фьефах Королевства и даже плавала кораблем в анклав, расположенный в Северных пределах, где правил во имя короля владыка башни лорд Ванос Аль-Мирна.
– Приятное место, хотя там и холодно, – сказала ему Шерин. – И там живет так много разного народа! Большинство тамошних земледельцев на самом деле изгнанники из Альпиранской империи, что на юге. Высокие, красивые чернокожие люди. По всей видимости, они прогневали императора и вынуждены были сесть на корабль либо быть казненными. Они прибыли в Северные пределы более пятидесяти лет тому назад. Большая часть стражи владыки башни набрана из этих изгнанников. Они славятся своей свирепостью.
– Я как-то раз встречался с владыкой башни и его дочерью. Кажется, я ей не понравился.
– Это той, которая лонакский найденыш? Когда я туда ездила, ее не было. Она отправилась в лес, к сеорда. Они, похоже, весьма чтут ее и ее отца. Это как-то связано с великой битвой с Ледяной ордой.
Ваэлин рассказал ей о месяцах, проведенных в Мартише, поделился мучительными воспоминаниями о гибели Аль-Гестиана, чувствуя себя трусом и лжецом за то, что не рассказал ей, как собирался его убить.
– Это был акт милосердия, Ваэлин, – сказала она и взяла его за руку, прочтя на его лице чувство вины. – Заставить его страдать было бы дурно, это было бы преступление против Веры.
– Я многое делал во имя Веры.
Ваэлин взглянул на свою руку, изборожденную шрамами, рядом с ее рукой, бледной и гладкой. «Руки убийцы, руки целительницы. О Вера, зачем рядом с ней так тепло?»
– Любой и каждый из нас может спросить себя, не сделали ли мы чего дурного во имя Веры, – сказала Шерин. – А вы, Ваэлин?
– Я убивал людей, людей, которых даже не знал. Среди них были и преступники, и наемные убийцы, настоящие мерзавцы. Но некоторые, как те заблудшие фанатики, что жили здесь, были просто люди, придерживавшиеся иных верований. Люди, которые могли бы стать мне друзьями, встреться мы в другое время в другом месте.