— Чудеса… — слышала я перешептывания матросов.
— Какая красивая…
— Матерь божъя, это же настоящая русалка!..
— Кого-то она мне напоминает…
Похотливые придурки. Уверена, дело даже не в волшебном пении. Сиди на моем месте живая голая девка, они бы вели себя точно так же. Открутить бы каждому голову…
Мужчина в шляпе подошел ко мне вплотную. Он смотрел мне в глаза и глупо улыбался.
— Это ты мой храбрый капитан? — ласковым голосочком пропела я, проведя пальцем по его лицу. Он кивнул, сделав еще шаг ко мне. С его лица все не сходила глупая улыбочка. — Такой молодой… Должно быть ты любимец моря, раз добился таких высот. Расскажи мне о своих подвигах.
— Прекрасная дева, не совершал я подвигов и приключения мои скучны и неинтересны. — Ответил он, смущенно опустив голову.
— Не ты ли тот легендарный капитан, что прошел столько миль за штурвалом этого корабля? — Я наклонилась ближе к мужчине, выгнув спину. Наши лица были очень близко. Он помотал головой. — Тогда поведай мне, мой милый, правду всю, где пержний капитан и друг его — губитель моей души.
Я почувствовала, как лицо мое преображается, как я превращаюсь в чудовище. Не подходящий момен, я же их спугну всех. Вслушалась в пение подруг и успокоилась. Но слишком поздно, моряк увидел мой чудовищный лик. В испуге отскочил от меня. Что ж, придется действовать по ситуации. Я перекинула хвост через фальшборт и встала на ноги. Идти было все еще больно. Но, тщательно скрывая это, я приблизилась к мужчине в шляпе. Прижалась к нему бедрами и обхватила его лицо ладонями. Остальные моряки, столпившись вокруг, молча наблюдали.
— Не бойся, мой милый капитан. — Но он все еще дрожал. Тогда я обвила руками его шею и прильнула к его губам мягким коротким поцелуем. Похоже, это его успокоило. — Я пришла, что бы нести любовь. — поглаживая его грудь, промурлыкала я. — Я не приченю зла, даю тебе слово… — Провела руками по его поясу, заглядывая моряку в глаза.-…если ты расскажешь, что стало с прежним капитаном.
Его собственный нож теперь упирался острием ему в кадык. Я крепко держала его за ворот рубахи и на этот раз дала своим эмоциям волю. Ярость вспыхнула, отразившись на моем лице жуткой гримассой. Капитан снова дернулся, но не вырвался из моей хватки.
— Хорошо-хорошо. — затараторил он, немного заикаясь. — М-мы устроили б-бунт и высад-дили капитана и с-старпома на острове. Д-дали им по револьверу с одной пулей, как п-п-пологается. Н-не убивайте меня.
— А Сэм? Юнга из Кокле дель Норте.
— С-саманта? Она мертва. — Теперь его взгляд был совсем зашуганным. А меня так и разразила ярость. Я не могла поверить в это. Сэм не могла умереть! Я должна была увидеть ее! Нет, это не может быть правдой! Но это было правдой. Благодаря чарам, этот человек не врал.
— Как это мертва? Кто из вас, ублюдки, посмел ее тронуть. — Я отшвырнула капитана со всей своей русалочьей силы. Он с грохотом упал на палубу. Я урожающе приближалась к нему, а он отползал, что-то в панике лепеча.
— Это все капитан… прежний капитан… это все он, клянусь. Из-за Саманты мы и устроили мятеж. Прошу, не убивай…
— Что он сделал с ней? — взревела я.
— Утопил. Связал и бросил за борт… как тебя… это же ты… Ты та самая девушка…
Его глаза становились все шире, брови ползли на лоб, челюсть отвалилась. На его лице отразились страх, удивление, мольба и озарение. Даже не представляла, что человеческое лицо может отражать столько эмоций сразу.
— Убью! Вы все будете подыхать в муках! Я выверну ваши внутренности наизнанку и заставлю вас их сожрать!
23 [Себастьян]
— Олли, мать твою, Милтон… Какого котика морского ты тут делаешь?
Голова моя все еще гудела, а лицо юнги перед моими глазами расплывалось, раздваивалось и снова собиралось воедино.
— Ну я того… на корабль не успел. — Промямлил Олли, помогая мне подняться.
— Повезло тебе, парень. Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло…
Мир снова покачнулся. Я встряхнул головой и оперся о пальму. Шатает так, будто я из паба Тартужного вышел, проматав там всю долю на выпивку. Обидно только, что выпивки небыло, а голова кругом все равно идет. Эх, надо будет пробраться на корабль и стащить оттуда ящик рома, пока эти рожи хвостатые все себе не присвоили.
— А вы как тут..? — Олли растерянно оглядел меня с ног до головы, потом поднял глупый взгляд туда, откуда я свалился.
— А, выпнули меня с корабля волшебным пендалем. Вот я и… — Я присвистнул, глазами и рукой проследил по небу, изображая полет ядра, и ударил кулаком по ладони, издав звук взрыва. Олли вздрогнул. — Вот. А потом открываю глаза, а тут ты. Так что остались мы с тобой одни. — Я обхватил парнишку рукой, прижимая к себе и слегка покачиваясь. Лишь ты и я на всем этом необитаемом острове. Романтика!
Олли в замешательстве оттолкнул меня и странно на меня посмотрел.
— Да расслабься, я тут на долго задерживаться не намерен. Если хочешь, вместе свалим с этого проклятого острова, где женщин на три квадратных фута больше, чем разумных существ. Но, для начала, я бы поел. Есть у тебя чего-нибудь?
— Ага. Я тут какую-никакую хижину соорудил…
— Эх ты… моряк, лучше бы плот сколотил. Или ты тут жить собрался? Тоже мне, Александр Селькирк.
Олли, щуплый паренек, бодро вышагивал впереди меня вверх по склону. Меня же одолела отдышка уже в первые минуты ходьбы. Что это, старость? Да ну, просто последствия падения вот и все. Успокаивая себя таким образом, я остановился, якобы окинуть пейзаж взглядом. Нет правда, отсюда открылся не плохой вид на море. Солнце уже почти скрылось за горизонтом и небо окрасилось мягким сиреневым светом. Я, конечно, не из романтичных натур, с восхищением любующихся небом в любое время дня и ночи, но Олли то этого не знает. Так что пока я строил из себя мечтательного юнца, мое дыхание выровнялось и сердце прекратило свой дикий скач.
— Мы почти пришли. — Позвал меня Олли, поднявшийся уже довольно высоко.
Вздохнув, я последовал за ним. Какого черта ему в голову пришло строить хижину так высоко? Нельзя было устроить ее на пляже что ли? Уже утеряв всякую надежду добраться до хижины этого олуха, я врезался в спину Олли.
— Ну вот, мы на месте. — Гордо заявил он. — Прошу, мой дом — твой дом.
Я пригляделся к сооружению, которое поначалу любой принял бы за свалку бурелома или огромный куст. На деле же это был шалаш добрых шесть футов в высоту и десять в ширину. Я так понял, Олли выбрал пальму, к которой натаскал палок и огромных листьев, сложил все это, как своеобразный вигвам и скрепил все это глиной. Сверху обвязал прутья самопряжной веревкой из… древесного волокна? Он что, серьезно обдирал деревья, а потом сидел и скручивал волокна в канат? Вот трудяга. Но парень с руками, надо признать. Значит со строительством лодки проблем не возникнет.
— Так, и где тут у тебя еда?
— Вот. Это, вроде яблоко, будешь?
Я выбил из рук дурня фрукт.
— Отравить меня решил? Это манцинелла, она ядовитая!
— А, да? Ну тогда вот, выбирай сам.
Я подошел к куче ягод и фруктов, которые неразборчивый юнга насобирал по всему острову.
— Да-а уж, дружище. Если бы не я, ты бы уже завтра помер. Посмотрим что тут у тебя: ятрофа, стрихнос, дюшенея и вот эта странная штука, явно тоже ядовитая… Да ты никто иной, как самоубийца! О, апельсин! А нет, тоже дюшенея. Что ж, дружище, похоже сегодня мы ложимся спать на голодный желудок. А завтра я научу тебя выживать в джунглях и строить плот.
Я улегся на землю, по привычке сдвинув свою шляпу на глаза. Олли лег рядом. В шалаше было тесновато, но нам двоим места хватало. Тем более я выкинул оттуда все орудия убийства, которые парнишка называл едой.
— Вставай, разгельдяй! Пора за работу! — Гаркнул я, слегка пнув спящего Олли в его тощую филейную часть.
Солнце едва поднялось над горизонтом. Привычка просыпаться так рано никуда не делась. Да и не терпелось мне поскорей покинуть этот остров.
— Ого, у тебя и ружье есть! — удивился я, когда Олли заявил о полной готовности. — Это все упрощает, друг мой.
— Да, но пороху у меня не много.
— Это не беда. Значит так, сейчас идем туда, где я посеял свой топор. План такой: я рублю дерево, ты шмаляешь по обезьянам.
— Это что, какой-то ритуал?
— Нет, дурень, нам нужна мачта!
— А обезьяны зачем?
— На обед зажарим, что непонятного?
Через час мы были на месте. Своры вонючих мартышек пока видно нигде не было. Мой топор так и торчал в идеальном для мачты деревце. Я велел Олли зарядить ружье и держать ухо востро. А сам не без труда отобрал у дерева топор.
Ох, ну и дурень же я! Кто, как не последний идиот, будет рубить дерево, не продумав, как потом его тащить. Да, я повалил его. Вокруг уже царила суматоха. Орали мерзкие обезьяны, Олли в том числе. Но он хотя бы не забывал время от времени стрелять в махнатых крикунов. Две мартышки упали замертво. Олли зачем-то их подхватил и засунул в мешок. Сам мешок закинул на плечи. А я на глаз отмерил необходимую длинну, обрубил все лишнее.
— Хватай и бежим! — крикнул я, поднимая край девятифутового бревна.
Олли послушался, подняв другой край. Мы сбегали вниз по склону. Надеюсь, я правильно запомнил дорогу до места, где оставил инструменты и шлюпку.
— О-ой, стой! — я остановился прямо на краю резкого спуска, заросшего папоротником. Но Олли остановиться не успел и мы покатились посклону. Юнга каким-то невообразимым способом оказался верхом на бревне. А вот меня тащило по сырым от утренней росы папоротникам. Бревно мчалось вниз, словно сани, скользя по мокрым ростениям. Я, так и не отпустив, тщетно пытался забраться на него.
— Помоги! — взывал я.
Паренек подполз ко мне и втащил за шкирку. Бревно из-за этого чуть не перевернулось. От чего-то я вспомнил случай, как на почти разбитой шлюпке мы с Тонто улепетывали от индейцев по реке и угодили в водопад. Тогда в лицо бил ветер и вода, сейчас же нам в лицо еще и ветки ростений прилетали время от времени. Стиснув бревно бедрами, я молился, что бы остановка была плавной. Мои молитвы не были услышаны. Будущая мачта со всей скорости вылетела на пляж и уткнулась в песок. Мы с Олли пролетели вперед, упав навзнич. А заветное дерево встало колом и грохнулось прямо между нами, подняв в воздух тучу песка. Вот уж точно будет что внукам рассказать, если они у меня они вообще будут. Как бы в очередную такую поездочку меня не пришибло окончательно раньше времени.