им, с другой – сакэ и чашечки, посередине дымился расписной чайник.
– С одной стороны подрастешь, – пропел Уэйн Альтенхоффен, – с другой – улыбнешься[37]. Он говорит, где-то под палубой у них припасен настоящий «Фиолетовый туман». Мой бедный мозг содрогается.
– Убери паруса, Бедный Мозг, – посоветовал Айк. – Грир с пятницы не может прийти в себя от их персонального приема.
Бедный Мозг пропустил это мимо ушей.
– Смотрите! – Он указал на поднимающегося по сходне человека, тоже с блокнотом. – Это мистер Клип, как там его, редактор отдела светской хроники «Анкоридж сан». О боже! От зависти позеленел, сука, – такой большой куш, а не у них. Пойду попинаю его… хотя подождите. – Он застыл и нахмурился, вспоминая, зачем вообще поймал этих двоих. – Ох да. Меня просили передать, что вас ищет Николас Левертов. Палубой выше, напротив тачки с барбекю. Русская икра и нордические сиськи. Получите удовольствие.
– Николас Левертов еще немного подождет, – сказал Грир, после того как Альтенхоффена унесло прочь вместе с блокнотом. – Мне надо промочить горло.
Они пробились сквозь толчею к вишневому самураю со стилумным подносом.
– Вот из этого, – указал Грир на расписной чайник. Мальчик коротко кивнул и застыл. Грир понял, что должен сам наполнить свою чашку. – Айк? – спросил он. – Тебе налить?
Саллас покачал головой и взял из ледника у бара бутылку «Короны». Приложившись к напиткам, они пошли через толпу, кивая и улыбаясь знакомым. Музыка была слишком громкой, не поговоришь. Хотя «Вишенки» со своим треньканьем-бреньканьем и убежали вверх на капитанский мостик, их усилители остались на нижней палубе. Этот грохот в конце концов и заставил Айка с Гриром подняться по тиковым ступенькам.
Айк только сейчас стал понимать, насколько огромной была яхта. Перед мачтой располагалась купольная крыша мостика – сейчас сцена для поющих «Вишенок». Парус казался невероятным. Он состоял из восьми выдвигающихся магниевых секций, отполированных, как пьютер. На второй секции сверху нарисована эмблема корпорации «Чернобурая лиса»: голова чернобурки в черном круге диаметром в десять или двенадцать футов переливалась в лучах прожекторов. Должно быть, самая высокая мачта в истории флота.
– Интересно, как они намалевали эту хрень, – заметил Грир, которому раньше приходилось красить высокие мачты.
– Она опускается, – указал Айк. – Видишь сегменты? Наверняка складывается внутрь себя, как антенна у машины. Понтоны по бортам такие же – выносные консоли.
Со стороны моря у металлического паруса был установлен мангал для барбекю, к которому выстроилась длинная очередь людей с пластиковыми тарелками; с другой стороны, под лучами низкого солнца устроили площадку для мини-баскетбола, и там вовсю шла игра. Команда Пра из Битых Псов сражалась с командой Круглоглазых из Битых Псов. Кольцо повесили на стандартной высоте в центре нижней секции мачты. Основание паруса как раз подходило размером под край баскетбольной площадки. Трехсекундной зоны не было, а линию штрафного броска обозначили полукругом: так сделали потому, что корабельный компьютер продолжал автоматически подставлять большое лезвие под ветер, так что и корзина, и щит – а фактически все пространство вокруг кольца – плавно поворачивались из стороны в сторону.
С юта за их спинами пропел йодлем чей-то голос:
– Йо-хо, странная пара.
Это был Кларк Б. Кларк, и он махал им из-под вздымающегося навеса, сделанного из раскрашенного парашюта. Стальные тросы, его державшие, тянулись от юта к паре выстрелов. Радуги шелка раздувались и опадали под легким бризом. В рубке – традиционный капитанский штурвал со спицами и панель с компасом, все покрыто лаком и сверкает. И штурвал, и компас выглядели как драгоценный антиквариат. Вокруг рубки на кипах из подушек и спасательных жилетов расслаблялись гости.
– Идите сюда, джентльмены. Ник хочет вас всем представить.
Николас Левертов полусидел на куче пухлых оранжевых жилетов, там же возлежали несколько девушек и один большой черный лабрадор. Он показался Айку в точности похожим на пса Луизы Луп по кличке Нерд, только этот, похоже, принадлежал самой близкорасположенной к Нику девушке – грудастой брюнетке в полупрозрачном комбинезоне-пижаме. Пес все пихал ее влажным поролоновым мячиком.
В группе было несколько мужчин: пара рыбаков, дилер «Хонды» Чад Эверт и Норман Вон; Норм старался держаться подальше от гиганта-который-больше-самого-Нормана. Остальные, примерно двенадцать, были женщины. Среди них, отметил Айк, Алиса. Как мать Николаса, она стояла на возвышении рубки, выше разгульной гаремной кучи, одетая в еще более этнический костюм, чем два дня назад. Сегодня, по особо торжественному случаю, на ней была церемониальная мантия ее бабушки – красная, с аппликациями из черных птиц и перламутровыми пуговицами по их контурам. Красивая мантия, но, руководствуясь своим дерзким вкусом, Алиса дополнила ее шляпкой-таблеткой из леопардовой шкуры. Возвышавшаяся над плечом Николаса, Алиса напоминала Айку вдовствующую королеву при каком-нибудь изнеженном владыке трех-с-половинного мира. Они поздоровались, и Ник приступил к взаимным представлениям.
– Айзек, я хочу познакомить тебя с Татьяной. – Белая рука встрепенулась, как раньше с картами. – А это Ингрид – мистер Грир, насколько я помню, уже провел несколько приятных часов в обществе Ингрид, – а это Гретхен. Стоит сказать, ты попал в штрудельную секцию корабля, кореш, – если кто предпочитает суши, тому на нижнюю палубу.
Девушки жали руки, улыбались и сипло здоровались – совсем неинформативные, как и говорил Грир.
– Вы, конечно, знаете мою мать, миссис Кармоди, и – мою бескорыстную помощницу, сладчайшую… – длинным белым пальцем ноги он указал на брюнетку в полупрозрачной пижаме, – миссис Луизу Левертову, на случай если вы не узнали ее в новом обличье.
– Миссис Луизу Луп-Левертову, – поправила Лулу, выгибаясь, чтобы продемонстрировать Айку это свое новое обличье.
– Я точно узнал черного лабрадора, – сказал ей Айк.
– Хорошо выглядишь, Лулу, – кивнул Грир.
– И хорошо себя чувствую, Эмиль. Как ты, Айк? Хорошо себя чувствуешь? Может, Ники, ты не все знаешь про своего кореша, но Айзек Саллас не любит, когда он прямо сразу очень хорошо себя чувствует. Наверное, он думает, это плохо для репутации.
– Я это помню по тем временам, когда мы вместе сидели, Луиза. Эй, пес, дай сюда!
Без предупреждения Левертов выхватил хлюпающий мячик из мокрой пасти лабрадора и забросил за поручни. Пес сиганул следом, хотя до воды было добрых тридцать футов. Грир метнулся к планширю как раз вовремя, чтобы увидеть, как лабрадор с громким всплеском исчез из виду.
– Все нормально, – мрачно сказал Норман Вон. – Это уже в шестой раз. Он достанет мячик, проплывет вокруг подзора, а там мой брат Ллойд заведет его на борт. Может, даже в седьмой.
– Когда он еще вернется, – хихикнула Лулу. – А мы пока отдохнем.
Ник уже выбросил пса из головы. Он всматривался во что-то на палубе:
– О, хорошо. Вот и фотограф. Мама… Луиза… Татьяна – двигайтесь поближе.
По трапу на миделе с трудом взбирался человек с огромной старомодной пластиночной камерой восемь на одиннадцать и штативом.
– Айзек, мы собирались делать семейный портрет, – улыбнулся Ник, – но ты и твой друг можете присоединиться. Вы заслужили на нем место, я так считаю…
– Я пас, спасибо. – Грир отпрыгнул, пропуская фотографа.
– Я тоже, Ник. Пусть на портрете будешь ты, твой гарем и твоя королева. – Айк бросил взгляд на Алису. – И конечно, королева-мать.
Он заметил, как напряглась у нее шея, но Алиса смолчала.
Потягивая напитки, Айк с Гриром и другими мужчинами отошли в сторону. Норман Вон подался вперед, склонив большую голову:
– Есть новости от Кальмара.
– Да ну? – Грир схватил его за руку. – Где он? Что случилось? Почему этот мелкий гений еще не здесь и не занимается делами? Меня уже задолбало это бремя государственных…
– Он в Скагуэйской больнице. Что-то кое с кем не поделил. Сломанный копчик, говорит. А еще говорит, что его оттуда не выпустят, пока кто-нибудь не придет и не возьмет на себя ответственность. Он просит, чтобы кто-то из членов клуба за ним прилетел.
– В Скагуэй? – засмеялся Айк. – Совсем свихнулся. Ему там, наверное, не только задницу сломали.
– Мы полетим, – вызвался Грир. – Айк возьмет напрокат самолет, и мы полетим прямо утром. Элементарно.
– Он так и говорил, – сказал Норман. – Вы с Айком.
– Подожди минутку, – сказал Айк.
– Он наш Брат во Псах, мон ами. Наш президент! Вспомни: Братство в кости, встань и спаси.
– Кто его отделал, Норм?
– Помнишь бывшего полузащитника «Медведей», который все спасал бывшую жену Грира от адского пламени? Мазила Гринер.
– Библе-мазила Гринер? – с ужасом повторил Грир. – Шесть и два, двести девяноста, черный мудак-мормон. Божий дристун!
– Он и есть. Вроде бы женился на твоей бывшей.
– У него же уже была жена, – вспомнил Грир. – Как он умудрился завести себе еще одну?
– Еще пять, – поправил Норман. – По словам Билли, Гринеру можно много, ему Бог разрешил, – так он считает.
Грира это впечатлило.
– Пять? Ммм! А где берут такие разрешения?
– Я помню Гринера, – кивнул Айк. – В Скагуэе, на том параде в честь Золотой Лихорадки, он за мной тоже таскался со своим спасением души. Божий дристун и есть. Никогда бы не подумал, что они с Беллизариусом как-то пересекаются.
– У Кальмара в Скагуэе есть подружка, которая держит бургерную точку. Говорит, зашел взять четвертьфунтовый, ну и поболтать, а тут Гринер. Наверное, давно ее обхаживал, чтоб добавить в коллекцию Родственных Душ, Спасенных от Ада. Билли, видимо, стал возражать, и Гринер сломал ему копчик.
– Zut alors[38]. – Грир покачал головой. – Какой позор для бедного Кальмара.
– Хуже, чем ты думаешь. Он забрал у Билли все фейерверки и выбросил их в речку Скагуэй. Билли говорит, дристун запросто утопил бы и его кейс из воловьей кожи, но тот у Билли пристегнут к запястью.